Продолжаем публиковать на сайте ОРЯ отрывки из книги известного специалиста по истории Японии, доктора исторических наук Амира Александровича Хисамутдинова «Токио — Иокогама: русские страницы»
ПЕРВЫЕ ЖЕРТВЫ: ПРАВОСЛАВНЫЙ КРЕСТ В ИОКОГАМЕ
Во время российско-японских переговоров произошло трагическое событие, которое является свидетельством того, насколько непросто складывались отношения между двумя странами. Сейчас трудно восстановить подробности того, что в действительности случилось в Иокогаме поздним вечером 14 августа 1859 г. Известно, что несколько членов экипажа корвета «Гридень» были посланы на баркасе в Канагаву для закупки продуктов. Успешно окончив в городе все дела, они хотели в тот же вечер вернуться на судно[1].
«Мофет, – сообщал «Морской сборник», – шел из лавок в сопровождении матроса Ивана Соколова, который нес за ним ящик с деньгами, а мещанин Александр Корольков шел несколько впереди их. Вдруг на одном из перекрестков на них напали несколько японцев, вооруженных саблями. В темноте и при неожиданности нападения борьба была невозможна, тем более что никто из наших не имел при себе оружия; через минуту матрос упал мертвым, а мичман Мофет плавал в крови своей, получив несколько глубоких и смертельных ран. Корольков же, предупрежденный г. Мофетом, который закричал ему: “Александр, нас бьют!” кинулся в одну из лавок, в то время уже запиравшуюся на ночь хозяином, и был спасен от смерти последним, но получил сильную рану в левую руку с перерубом кости; другим ударом у него перерублена фуражка у самого виска.
Нападавшие быстро скрылись, прихватив ящик с деньгами. На крики быстро собралась толпа. Проходившие мимо два американских матроса сообщили о происшествии своему командиру, жившему неподалеку. Несмотря на помощь японского доктора, Мофет скончался через два часа.
Желая почтить память своего товарища и по возможности выразить свое полное сочувствие к несчастной судьбе его, гг. офицеры и гардемарины всей эскадры сделали подписку и поручили одному из консулов поставить памятник на могиле Р.С. Мофета и матроса Соколова, похороненных в присутствии гг. офицеров и команд с двух наших судов, немедленно присланных из Иедо»[2].
Японские власти немедленно выразили глубокое сожаление по поводу трагического события и попросили прощения за кровавый инцидент. Похороны его жертв прошли весьма торжественно, с участием японских священнослужителей. Н.Н. Муравьев-Амурский, авантюрист по натуре, мог воспользоваться мощью своей эскадры, но он последовал совету И.А. Гошкевича и своих спутников не вмешиваться в ситуацию, потребовав только сменить губернаторов. Ему предстояло срочно вернуться на Дальний Восток, и он поручил провести расследование командиру русской эскадры капитану 1-го ранга А.А. Попову. Прежде чем пересесть на пароходо-корвет «Америка» и 24 августа уйти в Хакодате, генерал-губернатор Восточной Сибири выставил условие, что преступники, если будут найдены, подвергнутся казни на месте преступления.
Губернаторы Иокогамы Мицио-Тсикокгоно-Ками [Мидзуно Тикгоноками] и Като-Икино-Ками действительно лишились должности. Об этом сообщили капитану 1-го ранга Унковскому, оставшемуся на фрегате «Аскольд», прибывшие на судно высшие сановники. В присутствии всего экипажа они принесли извинения за трагический случай. Унковскому было поручено до 15 сентября находиться на рейде Токио и проконтролировать ход расследования и наказание виновных. Крайний срок поимки преступников он назначил на 12 сентября.
Начиная расследование, А.А. Попов пересел на корвет «Новик» и в сопровождении японского чиновника, присланного из Токио, отправился в Канагаву. Там он встретился с губернатором, от которого узнал, какие меры предпринимаются для поисков преступников, а затем отправился на осмотр места преступления. Попов предложил губернатору закрыть все лавки, но тот отказался, сославшись на то, что не имеет права этого делать без приказа из Токио да и не хочет лишать народ последних средств к существованию. На просьбу отобрать у японцев оружие он также не согласился, объяснив, что наличие меча является для самурая обязательным и является его отличительной особенностью. Все, что сделал губернатор, это дал согласие на ношение оружия русскими во время их съезда на берег[3].
Несмотря на энергичные розыски, установить личности убийц не удалось. Японские власти предложили казнить полицейского чиновника, дежурившего в то время в Иокогаме, но Унковский, конечно же, отверг эту идею. Задерживаться в Японии русские корабли не могли. Перед тем, как 17 / 29 сентября 1859 г. сняться на фрегате «Аскольд» в Кронштадт, Унковский обязал правительство Японии найти и казнить преступников[4].
Этот трагический случай с русскими моряками вызвал много противоречивых откликов. Иностранцы говорили, что им доводилось ходить по городу с гораздо большей суммой денег. Английский консул обвинил во всем губернатора, который не смог организовать быстрого расследования, но американский консул придерживался иного мнения. Он, напротив, считал, что губернатор сделал все возможное, чтобы обнаружить преступников. Так или иначе, а обстановка в Японии оставалась весьма напряженной для иностранцев. Зарубежная пресса обвинила в этом японские радикальные круги, заинтересованные в нагнетании политической ситуации.
17 ноября 1859 г. газета «Таймс» писала: «Вчера один пьяный японский офицер размахивал шпагою (с толстой рукояткой и лезвием наподобие бритвы), заявляя, что он желал бы срубить голову русскому. И что же сделали? Он был очевидно опасен, и его оттащили в сторону на почтительное расстояние длинным шестом с крюком и обезоружили, но только для того, чтобы он отправился домой»[5].
Невольным виновником другого трагического случая стал уже русский моряк. 6 марта 1860 г. кадет Николаевского морского училища Крохалев, возвращаясь на корабль на японской шлюпке, стал крутить барабан револьвера. Раздался нечаянный выстрел, которым был убит японец. Н.Я. Шкот сразу же сообщил об этом властям, пообещав, что семья погибшего получит компенсацию. Французский консул Лурейро взял на себя все хлопоты по улаживанию проблемы. Деньги, собранные моряками «Японца», вручили непосредственно семье, минуя японские власти: моряки опасались, что те вполне могли их присвоить. Семья же на собранную сумму могла обеспечить «всю жизнь»[6].
Прошло немного времени, и на могиле Мофета и Соколова соорудили памятник[7]. Впоследствии губернатор Иокогамы говорил, что «высокое японское правительство обязуется принять на вечные времена под все покровительство часовню»[8]. К сожалению, с годами деревянный памятник пришел в полную негодность. По одной версии, он мог быть уничтожен во время землетрясения 1923 г., по другой – сгорел во время бомбежек Второй мировой войны. Сейчас предпринята попытка восстановить это захоронение, которое можно считать первым русским на Иностранном кладбище в Иокогаме.
Одним махом двоих побивахом (русская поговорка)
一挙両得ikkyo ryoutoku いっきょりょうとく、一石二鳥(いっせきにちょう)Сшибём двух птичек одним камнем (японская поговорка)
СТАНОВЛЕНИЕ ИОКОГАМЫ, КОНСУЛЬСТВО И ХРАМ
Поначалу казалось, что открытие консульства в Хакодате, вблизи от родных берегов, как нельзя лучше отвечает российским интересам. Но вскоре выяснилось, что этот порт, хотя и соседствует с Россией, весьма далек от японской столицы, что создает немалые сложности при установлении отношений. В Министерстве иностранных дел вынашивались планы назначения российского посланника в Токио и учреждения российских консульств в открытых портах Японии[9], но переговоры об этом результатов пока не приносили, а 12 декабря 1863 г. министр иностранных дел А.М. Горчаков доложил Александру 2-му о том, что получены сведения о намерении японского правительства закрыть для иностранцев порт Канагава, открытый с июля 1859 г.[10]
В середине 1865 г. российским консулом в Хакодате утвердили Евгения Карловича Бюцова[11]. С 1856 г. он занимал должность секретаря по дипломатической части при генерал-губернаторе Восточной Сибири, участвовал в переговорах, предшествующих заключению Айгунского договора с Китаем, с 1858 г. числился в штате Министерства иностранных дел, затем работал в дипломатических и консульских представительствах в Китае[12]. Приехав на Хоккайдо, Бюцов сразу понял, что консульство, которое по сути дела являлось посольством России в Японии, открыто в неудачном месте. Здесь отсутствовали прямее связи с Европой и США, а торговля находилась в зачаточном состоянии. Об этом он написал в своем донесении в Петербург от 18 января 1867 г.[13]
Между тем и вдали от японской столицы Е.К. Бюцов с успехом занимался важными дипломатическими делами. В частности, благодаря ему в конце декабря 1867 г. были внесены изменения в Трактат 1858 г., результатом чего стало снятие значительной части ограничений в торговле Японии с Россией[14]. Японцы получили возможность торговать с русскими без посредников, используя новый таможенный тариф[15]. Консулу Бюцову выпала также роль продолжить переговоры по разграничению Сахалина, начатые Гошкевичем. Он поддерживал постоянный контакт с начальником Сахалинского отряда подполковником В. де Витте, который сообщал об условиях жизни на Сахалине, количестве проживающих там японцев и их основном поселении Кусюн-Котан[16].
Е.К. Бюцов был талантливым дипломатом, он мог находить общий язык даже с несговорчивыми японцами. Увы, будучи протестантом, он не мог вызвать симпатию у настоятеля православного прихода. Когда отец Николай попытался объяснить ему азы православия, Бюцов ответил: «Я православием не то что пренебрегаю, а как бы это выразиться? Презираю его»[17]. Много позднее, во время службы в Персии, дипломат все же перешел в православную веру, но тогда, в Хакодате, отношения между священником и новым консулом были далеки от дружеских.
Летом 1868 г. Бюцов узнал о предполагаемом переводе консульства в Иокогаму[18], где японцы после долгих переговоров согласились выделить для него землю[19]. Одновременно разрешено было и учредить должность поверенного в делах России, на которую Бюцова и назначили. Правда, вспыхнувшая в Японии гражданская война несколько затянула сроки реализации дипломатических решений, и первый русский консул в Иокогаме был назначен только в 1871 г. Им стал по совместительству тот же Бюцов[20]. Его место в консульстве в Хакодате занял А.Е. Оларовский.
Со времен Е.В. Путятина и Н.Н. Муравьева-Амурского русские постоянно заглядывали в Эдо-Токио. Японцы всячески усложняли эти посещения, а о том, чтобы иностранцу поселиться в столице, не могло быть и речи. Последней преградой на пути туда, своеобразными воротами в сердце Японии, открывавшимися с большим скрипом, была Иокогама. Здесь-то европейцев проживало предостаточно, около 800 человек. Кроме того, насчитывалось около тысячи английских и французских солдат и примерно столько же китайцев: Иокогама стала перевалочной базой для переселения в Америку. Японское население, составлявшее несколько тысяч человек, в основном селилось за городской чертой.
«Иностранцы занимают юго-восточную часть Иокогамы, дома их, то европейской архитектуры, то, так называемой колониальной, раскинуты вдоль правильных улиц… Дома европейского вида, каменные, в два этажа, ныне не редкость в Иокогаме, но чаще встречаются колониальные, то есть такие, у которых один нижний этаж каменный, а верхний – деревянный, и около первого со всех сторон сделан балкон с навесом, называемый верандою»[21].
Такое описание оставил подполковник Генерального штаба Михаил Иванович Венюков, приехавший в Японию в 1866 г. в командировку. Российская империя внимательно следила за военным ростом восточного соседа России. Начиная с самых первых визитов в эту страну, военные моряки составляли отчеты, описывая в них все, что видели в незнакомых местах. Главный штаб не только анализировал многочисленные донесения, но и регулярно отправлял своих офицеров для сбора новых сведений. Эту же цель преследовала и поездка Венюкова, которого прежде всего интересовали военные объекты. «Хотя мне приводилось лично осматривать самый арсенал и его окрестности, – писал офицер, – но план их ни снять, ни достать готового не удалось, так как Японское правительство в этом случае очень подозрительно к иностранцам. Ныне случай доставил мне возможность за небольшую сумму ($ 35) приобрести такой план от одного из основных чиновников арсенала, который вместе с тем доставил мне возможность скопировать карту Иокосокской бухты»[22].
Наряду с официальными сведениями Венюков старался собирать материалы по истории и культуре японцев. Покупая в магазинах географические карты, он обратил внимание на то, что там свободно продаются картинки фривольного содержания, на которых изображены сокровенные деяния между мужчиной и женщиной. Он узнал, что эти гравюры называются по-разному: сюнга, варайэ, макраэ, а некоторые носят название «абунаэ», что дословно означает «опасная картина». Эти эротические изображения берут начало от китайских медицинских книг, в которых учили мужчин, как правильно вести себя в постели с женщиной. Они пользовались большой популярностью в эпоху Эдо. Несколько раз эти картинки запрещали, но они воскрешались как феникс, тем более что имели педагогическое значение. Например, перед свадьбой старая прислуга показывала их будущей невесте, чтобы заранее подготовить ее к семейной жизни. Позднее Венюков сожалел, что не купил ни одной такой картинки для русских коллекций[23].
Из-за политических событий офицер не смог задержаться в Японии подольше и вскоре вернулся в Россию. По результатам поездки он издал книгу, в предисловии к которой писал: «Прошу особенно снисходительного внимания читателей к главам о государственном устройстве Японии и о сношениях ее с иностранцами, где, быть может, они найдут следы моих личных, т.е. не необходимых, а случайных убеждений и взглядов. В оправдание себя я мог бы привести, что очень немного параллельного этим главам можно найти в самых богатых европейских литературах, что это, во многих отношениях, первые опыты. Но я избегну такого приема: в портфеле моем и в небольшой походной библиотеке есть достаточно печатных и никем публично не опровергнутых данных, чтобы в случае нужды каждое мое положение подтвердить соответствующей цитатой»[24]. Этот труд М.И. Венюкова на долгие годы стал основой для дальнейшего изучения Японии в России.
В конце 1866 г. Иокогама почти вся выгорела, но усилиями японцев вновь воскресла из пепла. Уже было трудно удержать ее в рамках отмежеванной площади. Не помогали и каналы, которые вначале предназначались именно для этого. Не было дня, чтобы на рейде Иокогамы не бросили якорь несколько иностранных судов. Заходили и военные корабли, и транспорт. С моря открывался красивый вид на город, который удалось хорошо распланировать благодаря выгодному рельефу местности. Сопки здесь как бы отошли от берега, освободив достаточно пространства для застройки. Вдоль бухты тянулась широкая набережная, обсаженная со стороны порта деревьями. На ней располагались красивые здания магазинов, консульств и гостиниц, самой роскошной из которых считалась Grand Hotel.
Соседние сопки быстро заселили европейцы. Рядом с ними расположились игрушечные японские домики с красивыми двориками, радовавшими глаз роскошной зеленью. В городе были проложены прямые и широкие улицы с хорошим покрытием. Вдоль тротуаров, как и в других японских городах, тянулись канавы для отвода дождевой воды, что позволяло сохранять чистоту на улицах даже после сильного дождя[25]. «С берега город обрамлен прекрасной набережной, откосы коей сложены из булыжника и кусков дикого гранита по японскому способу, без цемента, но очень прочно. В Иокогаме, как и во всех городах и прибрежных местечках Японии, берега каналов и рек облицованы таким же способом. На набережной, называемой здесь по-английски «Bound»[26], тянется вдоль прекрасного шоссе ряд двухэтажных белых домов с палисадниками, что торчат из-за белых решетчатых заборов однообразного рисунка. В постройках преобладает все тот же скучный тип англо-колониальной архитектуры, с комфортным, но мещански пошлым однообразием. Впечатление это не изменяется и тогда, когда сойдешь на берег и познакомишься с городом поближе. Это даже не город, а просто “европейский квартал”, такой же, как и все остальные в больших городах крайнего Востока, – квартал, если хотите, очень опрятный, очень благоустроенный: везде превосходное шоссе и узенькие неудобные тротуарчики, по сторонам коих тянутся чистенькие палисадники в английском вкусе; везде газовые фонари; городская ратуша непременно с часами и указателем ветров на небольшой башенке; англиканская церковь условной тяжелой архитектуры, с высокой крышей и кирпичными контрфорсами и католический костел со статуей мадонны пред портиком; роскошно отстроенная таможня, телеграфное бюро, почтовая контора, английский госпиталь, консульская английская тюрьма, английский клуб, английские конторы и вывески, английские каптейны (капитаны), английские миссионеры и католические патеры»[27].
Несмотря на обилие в городе иностранцев, особых развлечений не имелось. Работал театр, но артисты из других городов в нем почти не выступали. Охота была неважной. Англичане иногда устраивали скачки. С наступлением сумерек публика сосредотачивалась в гостиницах и двух клубах, немецком и английском, который русским морякам особенно нравился. «В клубе этом, поддерживаемом преимущественно офицерами английской эскадры, можно найти хороший обед, четыре бильярда, кегли и обширную библиотеку из периодических изданий Англии, а равно местных иокогамских газет, коих здесь выходит теперь три ежедневно, все на английском языке; с 1-го февраля ожидается, впрочем, выход и французской газеты, – она будет четвертая, значит. Вот какая благодать в городке с двумя–тремя тысячами европейцев и американцев, скученных на пространстве квадратной полуверсты»[28].
Главным развлечением иокогамцев, как приезжающих, так и давно здесь живущих, было хождение по японским лавкам. Из этих лавок, магазинчиков и мастерских состоял целый квартал, главная улица которого так и называлась – Curious, что значит «любопытный»[29]. По нему можно было бродить часами, разглядывая лакированные, бронзовые, костяные изделия, украшения из панциря черепахи, деревянные безделушки и прочие японские курьезы. Заглянув в комнату за лавкой или в мастерскую, гость имел возможность увидеть, как эти вещицы изготавливаются. Японцы были весьма дружелюбны и с удовольствием все показывали. Они с улыбками провожали даже тех иностранцев, кто перебрал кучу товара, но ничего не купил.
Такие наблюдения об Иокогаме, оставленные гидрографом Константином Степановичем Старицким, относятся к 1870 г. Моряки клипера «Всадник», на котором Старицкий пришел в Японию, дружно и весело встретили Новый год с американцами. Русские матросы разыгрывали трагикомедии. Это было обычное времяпровождение в портах, где русские моряки встречались с иностранцами. Не обошлось и без трагедии: экипаж «Всадника» оставил навсегда в Иокогаме своего матроса Матвея Малкина, погибшего в 1870 г.
В 1875 г., вскоре после заключения российско-японского договора, Россия получила в пользование участок земли в Иокогаме для размещения консульства, за который стала ежегодно вносить плату в размере 111 мексиканских долларов. Русская община тогда не отличалась многочисленность, и деятельность консульства поначалу оставалась незаметной. Об этом свидетельствуют записки первых русских туристов.
«Рэшиан консул, – говорю я куруме, подделываясь под жаргон здешних иностранцев. – Вакаримас? Понимаешь?
– Хэ, да, – откликнулся курума, и мы покатили.
Вот Main street – главная улица, вторая параллельная морской набережной. Улица узка, будто в старинном городе Европы, и не особенно пряма; дома обыденной колониальной архитектуры, по крайней мере, снаружи. С обеих сторон из окон и дверей разносится в воздухе резкий аромат поджариваемого чая – тут чайные фабрики. Пахнет на первый раз, право, недурно.
Едем дальше. Пошли магазины. Торгуют больше бакалейным товаром, кой- где платьем; есть два москательные магазина, один книжный, один часовой и один редкостей.
Вот мы остановились. Поднимаю глаза и вижу вывеску: «Kaiserlich deutsches consulat».
– Тьфу, пропасть, неужто я похож на немца, что меня сюда привезли?
– Аната, – говорю куруме, – кучира джерман консул. Ваткуси рэшиан ару. Доку рэшиан консул аримас?
Курума только руками развел, – не слыхал, дескать. Спросил я в одном магазине, где русский консул, спросил в другом, в третьем, нигде не знают. Только у английского полисмена узнал я, наконец, что консул наш живет в двух шагах дальше, в доме № 79. У нашего консульства нет собственного дома, как у других; нет ни мачты, ни флага, ни даже вывески, а публикой посещается редко, что ни один курума его не знает. И каждый раз потом чуть забудешь сказать “Стиджу ку бан, № 79”, сейчас привезут к немцу. Видно такова наша участь, – на край света заберись, а все немцы будут мозолить глаза.
Консул познакомил меня с профессором Александром Васильевичем Григорьевым, своим бывшим университетским коллегой, такою же замечательной личностью, как он и сам. Профессор шел на пароходе “Норденшельд”, чтобы посетить Ледовитый океан и северные берега Сибири, а теперь возвращается назад в Петербург, так как пароход потерпел аварию у берегов Хоккайдо. Консул, профессор, какой-то русский кочмарь да несколько русских евреев-коммерсантов – вот и вся русская колония в Иокогаме, где французов считают сотнями, а англичан даже тысячами»[30].
А.В. Григорьев, с которым русский турист познакомился у консула, действительно, попал в Японию волей случая. В 1879 г. он был командирован Императорским русским географическим обществом в экспедицию на паровой шхуне «Норденшёльд», снаряженную на средства А.М. Сибирякова. Предстояло, обогнув материк Азию с юга, прийти на помощь барону А.Е. Норденшёльду, зазимовавшему с пароходом «Вега» у берегов Сибири. Около Хоккайдо шхуна села на мель, и Григорьев, воспользовавшись вынужденной остановкой в Японии, занялся этнографическими исследованиями айнов. За год, проведенный в Японии, ученый побывал в Токио, Иокогаме, Хакодате, посетил различные японские селения, собрал богатую коллекцию предметов айнского обихода[31].
В 1880 г. в Иокогаме построили здание российского консульства по проекту английского архитектора Дж. Смэдли в так называемом колониальном стиле. Средства на строительство дал немецкий предприниматель Г. фон Геммерт, с которым тогдашний вице-консул коллежский асессор Александр Пеликан заключил контракт. Согласно нему предприниматель, становясь владельцем здания, передавал его в аренду России на десять лет, по истечении которых переходил в российскую собственность.
В 1902 г. зданию консульства в Иокогаме потребовался капитальный ремонт. Назначенный на должность консула В. Сиверс писал в Санкт-Петербург: «По прибытии на вверенный мне пост я застал строения в таком состоянии запущенности и обветшалости, что даже сообщения о них моего предшественника князя Лобанова-Ростовского далеко еще не соответствовали печальной картине действительности». Активное участие в ремонте и переделке здания принял английский архитектор Дж. Кондер, прославившийся строительством в Токио православного собора Воскресения Христова (Николай-до) по чертежам русского архитектора Щурупова[32]. После ремонта здание приобрело привлекательный вид. Это был светлый двухэтажный особняк с двумя входами: официальным, для приема посетителей, с российским гербом над дверьми, и служебным. Был значительно расширен второй этаж, его балкон украсила балюстрада, а над ним соорудили навес с застекленной верандой[33].
Из других российских консулов в Иокогаме нужно отметить Виктора Фёдоровича Гроссе. Выпускник восточного факультета С-Петербургского университета (1892), он служил в Китае, затем провёл два года в Японии (1906–08). В Иокогаме 15 июня 1906 г. родился его сын, ставший известным поэтом. Близкой знакомой жены Гроссе была составительница сборника легенд, отпечатанного в 1909 г. в Иокогаме, Жозефина Глюк, вероятно, русская по происхождению[34]. Вероятно, она была владелицей небольшой типографии, где печатались труды востоковеда Д.М. Позднеева.
В.Ф. Гроссе позднее уехал в Шанхай, где многое сделал для русских беженцев. И. Шендриков писал: «Г[россе] привык в своей консульской деятельности подходить к оценке и разрешению жизненных вопросов с реалистической точки зрения, учитывая прежде всего сложную обстановку международного города, изменчивые настроения иностранцев в отношении к русской эмиграции. Ему меньше всего были свойственны предвзятые идеи, как бы они ни захватывали эмигрантов. Благодаря своим связям в иностранном мире Г[россе] устраивал сотни людей на службу, многие из устроенных покойным занимают ныне прочное положение»[35].
Православие в Иокогаму пришло в 1878 г., когда катехизатор Василий Тадэ, присланный из Токио, открыл две школы, где начал знакомить горожан с православной верой. Постепенно сложилась община Покрова Пресвятой Богородицы. Первый дом для своих собраний прихожане приобрели в 1884 г.: в нем проповедовали катехизаторы Китагава и Кобаяси. Через пять лет дом верующие построили храм, где служил постоянный священник. Место для храма выбрали такое, чтобы крест над куполом был хорошо виден со всех кораблей, входящих в порт[36].
«Сегодня [26января/ 7февраля 1889. Четверг] о. Павел Ниицума освятил молитвенный дом в Йокохаме, – писал в дневнике отец Николай. – Я дал туда икону Афонской Божией Матери, писанную на Афоне и пожертвованную сюда еще в 1880 году Ефр. Никиф. Сивохиным в Петербурге. Долго хранилась она; жаль было расстаться с нею…»[37]. В 1900 г. на пасхальное богослужение в церковь пришли шестьдесят прихожан, а в 1909 г. в Иокогаме побывал епископ Сергий (Тихомиров). Он посетил дома местных христиан, всего около двадцати, а вечером прочитал в церкви отличную проповедь, на которую собралось человек 60. Через два года новгородские семинаристы и другие жертвователи прислали в храм Иокогамы подарки и церковные облачения[38].
В чужом глазу замечаешь соринку, а в собственном бревна не видишь (русская поговорка)
臭いもの身知らず(Kusaimono mi shirazu) (Тот, от кого плохо пахнет, сам не чувствует) (японская поговорка)
[1] РГА ВМФ. Ф. 410. Оп. 2. Д. 2486 (Дело об убийстве Мофета и Соколова). Л. 1–28.
[2] Попов А.А. Известие из Японии: (Об убийстве русских) // Мор. сб. – 1859. – № 12, смесь. – С. 108.
[3] РГА ВМФ. Ф. 283. Оп. 3. Д. 293. Л. 592–595. Рапорт А.А. Попова об убийстве Мофета и Соколова.
[4] Унковский И.С. Из рапорта флигель-адъютанта Унковского, от 17 сентября 1859 г.: (Установка надгробия) // Мор. сб. – 1860. – № 1, офиц. – С. 43.
[5] Известие из Японии: (Об убийстве русских из «Times») // Мор. сб. – 1859. – № 12, смесь. – С. 106–109.
[6] Шкот Н.Я. Рапорт командира транспорта «Японец» капитан-лейтенанта Шкота: (Об убийстве японца) // Мор. сб. – 1860. – № 10, офиц. – С. 139.
[7] Из Хакодате (О памятнике на могиле Мофета) // Мор. сб. – 1860. – № 6, смесь. – С. 164.
[8] Попов А.А. Из рапорта флигель-адъютанта Попова: (Убийство русских) // Мор. сб. – 1860. – № 1, офиц. – С. 48.
[9] АВПРИ. Ф. С.-Пб. Гл. архив. II-3. Оп. 34 (1866–1869). Д. 2. Л. 78–79.
[10] Ныне так называется японская префектура, с запада примыкающая к столичному округу, а ее административный центр получил название Иокогама.
[11] Там же. Д. 175. Л. 7–25 (Инструкция МИДа Е.К. Бюцову от 15 мая 1865).
[12] Государственный архив Российской Федерации — ГАРФ. Ф. 862. Оп. 2 (1801–1913). 295 ед. хр.
[13] АВПРИ. Ф. С.-Пб. Гл. архив. II, 1867–1873, Оп. 34. Д. 8. Л. 2–18.
[14] АВПРИ. Ф. С.-Пб. Гл. архив. I-I. Оп. 781. Д. 177. Л. 37–39 (Оп. 15, 1867, д. 13).
[15] АВПРИ. Ф. С.-Пб. Гл. архив. II-3. Оп. 34 (1866–1869). Д. 2. Л. 76–78.
[16] ГАРФ Ф. 862, оп. 1, д. 163, л. 157 – 162.
[17] Дневники… – Т. 3. – С. 220–221.
[18] ГАРФ. Ф. 862. Оп. 1. Д. 163. Л. 42–44.
[19] РГА ВМФ. Ф. 410. Оп. 2. Д. 3453. Л. 140–141 об.
[20] АВПРИ. Ф. С.-Пб. Гл. архива. I. Оп. 8 (1870–1874). Д. 24. Л. 1–3.
[21] Венюков М.И. Обозрение Японского архипелага в современном его состоянии : в 3 ч. — СПб., 1871. — Ч. 1. — VI, 154, XXIV с., 1 карта; Ч. 2. — 97 с.; Ч. 3. — 85 с.
[22] Там же.
[23] Венюков М.И. Путешествие по Приамурью, Китаю и Японии. – Хабаровск: Кн. изд-во, 1970. – С. 169. На «блошиных» рынках в Японии и сегодня можно купить такие книги.
[24] Венюков М.И. Обозрение… – СПб., 1871. – Ч. 1. – С. VI.
[25] Несколько дней в Японии: (Впечатление путешественника) // Владивосток. – 1888. – 11 дек.
[26] Бандо (яп.) – набережная.
[27] Крестовский В.В. Собрание сочинений Всеволода Владимировича Крестовского. Т. 6: В дальних водах и странах / Под ред. Ю.Л. Ельца. СПб.: Изд-во т-ва Общественная польза, 1905. – С. 279.
[28] Старицкий К.С. Письма лейтенанта Юкагамы (Иокогамы). 7/19 января 1870 г., клипер «Всадник» // Мор. сб. 1870. – № 5, неофиц. – С. 30–31.
[29] В Иокогаме имеется район Сирикосуридзака 尻こすり坂 (Букв. Спуск или подъём обтирания задницей). Еще имеется старинный ресторан Тинкиро珍奇樓.
[30] Шестунов Н. Вдоль по Японии. – СПб.: Изд. т-ва «Обществ. польза», 1882. – С. 63 – 64.
[31] Дударец Г.И. Исследователь айнов А.В. Григорьев : URL : http://www.icrap.org/ru/dudarec-10-2.html)
[32] Илышев В. Памятные места. Становление консульской службы http://www.japantoday.ru/arch/jurnal/0407/06.shtml
[33] Во время землетрясения 1923 г. здание полностью разрушено. Сейчас на этом месте находится автостоянка.
[34] Собр. Рос. гос. б-ки (Москва). Коллекция В.А. Слободчикова. Имеется автограф: «Многоуважаемой Элле Павловне Гроссе от составительницы. Иокохама, апрель 1909».
[35] Шендриков И. Памяти В.Ф.Гроссе: (Некролог) // Шанх. заря. — 1932. — 9 окт.
[36] Бесстремянная Г.Е. Японская православная церковь: История и современность. – Сергиев Посад: Изд. Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, 2006. – С. 199.
[37] Дневники… Т. 2. С. 309.
[38] Бесстремянная Г.Е. Японская православная церковь… – С. 199–200.