Отрывки из книги историка-японоведа, профессора, к.и.н. К.О. Саркисова
Почти 115 лет прошло с окончания русско-японской войны 1904 -1905 гг. Ее история, ее ход выглядят совершенно иначе, чем было до сих пор принято считать, − если основываться на свидетельствах очевидцев или прямых участников событий. И сейчас историки спорят, была ли эта война прямым поражением России, ведь военные действия велись не на территории Российского государства. Однако очевидно, что эта война не просто нанесла огромный урон престижу Российского государства и российской власти, но и направила по иному пути всю мировую историю, начиная с 20 века. Это касается не только Государства Российского, где после поражения в Русско-японской войне вспыхнула революция 1905 года, а последовавшие далее события, − главным образом, Революция 1917, − перевернули весь мир.
Великолепное исследование известного историка-японоведа, кандидата исторических наук Константина Оганесовича Саркисова «Путь к Цусиме» подробно анализирует события с совершенно неожиданного ракурса. Она ценна прежде всего обилием уникальных цитируемых документов – статей из газет того времени, телеграмм, и прежде всего, личных писем вице-адмирала Зиновия Петровича. Рожественского, командующего 2-й Тихоокеанской эскадрой. И, если дневники и воспоминания других очевидцев, пишет К.Саркисов,− «это взгляд на события с палубы корабля, то письма Рожественского — это взгляд с капитанского мостика главного действующего лица великого трагического подвига — похода 2-й Тихоокеанской эскадры к Цусиме».
Об авторе:
Саркисов Константин Оганесович − кандидат исторических наук, ведущий научный сотрудник Института востоковедения РАН, приглашенный исследователь университета Хосэй (Япония), почетный профессор университета Яманаси Гакуин (Япония).
С 1979 г. по 1983 г. − первый секретарь посольства СССР в Японии (представитель Института востоковедения АН СССР). По возвращении − руководитель отдела, затем Центра японских исследований ИВАН. С 1996 г по 2012 г. приглашенный профессор университета Хосэй, затем университета Яманаси Гакуин в префектуре Яманаси. Тема лекций на японском языке: международные отношения в Азиатско-тихоокеанском регионе.
Автор: «Япония и ООН» (1975 г.); «Путь к Цусиме. По неопубликованным письмам вице-адмирала З.П. Рожественского» (2010 г.); «Россия и Япония. Сто лет отношений. Очерки истории 1817-1917 гг. (2015 г.); «Япония и Советская Россия. Очерки истории 1917-1917 гг.» (2019 г.). Соавтор монографии «История внешней политики Японии 1868-2018 » (2019 г.) Многочисленные главы книг, статьи и очерки по внешней и внутренней политике Японии.
Сегодня мы публикуем Вторую главу из книги К. Саркисова «Путь к Цусиме. По неопубликованным письмам вице-адмирала З.П. Рожественского» − «Путь к Войне».
Глава 2. Путь к войне
Сравнительно легкая победа над Китаем в 1894-1895 годах превратила Японию в империю. Значительное территориальное приобретение – Тайвань, изгнание китайцев из Кореи, огромная контрибуция, потраченная, прежде всего на усиление армии и флота, – все это заставило смотреть на Японию другими глазами. Теперь к ней стали относиться как к серьезному сопернику в экспансии в Восточной Азии.
По результатам войны с Китаем Япония получила в «аренду» Порт-Артур и порт Дальний. Но под давлением Франции, Германии и, главным образом, России, потребовавших уважения «территориальной целостности китайской империи» вынуждена была отказаться от этих территорий. Начался порочный круг событий, приведших к войне.
Первый круг российско-японских противоречий начинается с убийства японцами корейской королевы Мин и бегства корейского короля на территорию российской миссии в Сеуле. Возникла серьезная напряженность в двусторонних отношениях и, чтобы ее разрядить, 2 мая 1896 года был подписан двусторонний меморандум. Он определял паритетное временное присутствие воинских частей двух стран в Корее. Но в духе того времени российская дипломатия ведет двойную игру. Петербург проводит секретные переговоры с Пекином. После тяжелого поражения в войне с Японией Китай стал искать союзника, которой помог бы ему в противодействии Японии. Таким союзником с готовностью стала Россия. 22 мая 1896 года Россия и Китай подписывают секретный военный договор. Редкий случай, когда объект договора называется прямо по имени:
Статья 1. Всякое нападение Японии как на русскую территорию в Восточной Азии, так и на территории Китая или Кореи будет рассматриваться как повод к немедленному применению настоящего договора. В этом случае обе высокие договаривающиеся стороны обязуются поддерживать друг друга всеми сухопутными и морскими силами, какими они будут располагать в этот момент, и, елико возможно, помогать друг другу в снабжении вооруженных сил.
Спустя буквально несколько дней, 28 мая 1896 г., Россия заключает теперь уже с Японией соглашение по поводу Кореи − протокол с двумя секретными статьями, в которых определялась возможность двустороннего, «по взаимному согласию», военного вмешательства в дела Кореи в случае внутренней дестабилизации «вследствие какой-нибудь внутренней или внешней причины». А через месяц 29 августа добивается от корейского правительства права на разработку лесов на реке Тумень (кит. Тумыньцзян, кор. Туманган), у пограничной реки Ялу и на острове Дажелет (кор. Уллындо, яп. Мацусима).
А за два дня до этого, 27 августа 1896 года, Петербург заключил с Пекином «Контракт на постройку и эксплуатацию Китайско-Восточной железной дороги». Он в определенной мере учитывал интересы Китая и не декларировал экстерриториальность арендуемых территорий, но стал камешком, брошенным в воду. Пошли круги − события стали развиваться по закону цепной реакции.
Началась полоса территориальных захватов китайской территории другими странами. 2 ноября Германия захватывает юг Шаньдунского полуострова с портом Циндао. Китайское правительство на основании пакта от 22 мая 1896 года обратилось за помощью и защитой к России. Петербург игнорировал эту просьбу. В поведении России, по сути предательском по отношению к Китаю, как считал Витте, была своя цель. Захват немцами Шаньдунского полуострова стал поводом для реализации давней стратегической цели России – выхода в южные широты, где в распоряжении российского флота был бы незамерзающий порт[1].
При этом Россия некоторое время медлила с окончательным решением, опасаясь окончательно испортить отношения с Китаем. Решение о захвате было принято после того, как в ноябре 1897 г. вблизи Порт-Артура появились англичане. В Петербурге посчитали, что в захвате Ляодунского полуострова Англия стремится опередить Россию. «Государь император, − пишет Витте, − сказал мне: “А знаете ли, Сергей Юльевич, я решил взять Порт-Артур и Даляньвань и направил уже туда нашу флотилию с военной силой”,– причем прибавил: “Я это сделал потому, что министр иностранных дел мне доложил после заседания, что, по его сведениям, английские суда крейсируют в местностях около Порт-Артура и Даляньваня и что если мы не захватим эти порты, то их захватят англичане.”» [2]
28 ноября 1897 года тихоокеанская эскадра под командованием контр-адмирала Дубасова получила приказ войти в Порт-Артур и не допустить его захвата англичанами. Действительно, 17 декабря два английских крейсера появились на внешнем рейде Порт-Артура. Несмотря на запрет китайских властей входить в гавань, один из них зашел и увидел три русских военных корабля, после чего, спустя несколько часов, удалился.
Объектом экспансии оставалась и слабая Корея. 18 декабря 1897 г. английская эскадра бросает якорь в Чемульпо. Японский флот приводится в состояние боевой готовности. Из состава русской средиземноморской эскадры на Дальний Восток немедленно отправляются два эскадренных броненосца: «Сисой Великий» и «Наварин». Но, судя по всему, главным объектом российской экспансии является Маньчжурия.
15 марта 1898 года происходит событие, которое резко усиливает напряженность между соперниками − царское правительство подписывает Русско-китайскую конвенцию об аренде Порт-Артура и порта Дальнего. Россия получила в исключительное пользование с явной перспективой закрепить за собой навсегда стратегически важнейшие территории северо-восточного Китая.
...Совершился тот роковой шаг, который повлек за собой все дальнейшие последствия, кончившиеся несчастной для нас японской войной и затем и смутами… Несколько лет до захвата Квантунской области мы заставили уйти оттуда японцев и под лозунгом того, что мы не можем допустить нарушения целости Китая, заключили с Китаем секретный оборонительный союз против Японии, приобретши через это весьма существенные выгоды на Дальнем Востоке, и затем в самом непродолжительном времени сами же захватили часть той области, из которой вынудили Японию после победоносной войны уйти ….[3]
Спираль «порочного круга» экспансии в Китае раскручивается дальше. В марте 1898 г. Англия захватила порт Вэйхайвэй и 18 мая 1898 г. получила порт в «аренду», оговорив её срок окончанием срока аренды Порт-Артура Россией. Франция 29 марта 1898 г. подписала контракт на 99-летнюю аренду морской базы Гуанчжоу и железнодорожные концессии в приграничных с французским Индокитаем китайских провинциях. 28 мая 1898 г. Лондон добился от Пекина 99-летней аренды значительной части полуострова Цзюлун и порта Гонконг.
В геополитическом отношении захват Ляодунского полуострова был для России колоссальным стратегическим прорывом. Но для закрепления успеха нужны были огромные материальные средства и дипломатическая ловкость. Разумным стало решение «не гнаться за двумя зайцами» и не пытаться закрепить за собой еще и Корею. По соглашению «Ниси − Розен» от 25 апреля 1898 года Россия отозвала из Кореи своих военных и финансовых советников. Россия и Япония обязались «не принимать решения относительно назначения военных инструкторов и финансовых советников, предварительно не достигнув взаимного согласия». Для Японии в этом соглашении был важным пункт третий, согласно которому Россия обязалась не «затруднять развитие коммерческих и индустриальных отношений между Японией и Кореей».
» …Чтобы успокоить Японию, последовало 13 апреля 1898 г. [по старому стилю] соглашение с Японией, в котором мы явно отдали Корею под доминирующее влияние Японии. Япония это так и понимала и до поры до времени успокоилась. Если бы мы это соглашение сдержали в точности, не только по букве, но и по духу его, т. е. предоставили бы Корею прямо полному влиянию Японии, то несомненно, что на долгое время установились бы миролюбивые отношения между Японией и Россией».[4]
Но народное восстание в Китае в мае 1900 года («боксерское восстание» − восстание ихэтуаней) против захвата страны иностранцами, против собственного коррумпированного цинского двора и поражение этого восстания подстегнули новый круг противоречий между Россией и другими державами. 22 мая повстанцы дошли до Пекина. Безжалостному истреблению подвергались иностранцы и китайцы-христиане. Восставшие блокировали дипломатические кварталы Пекина. Погибли дипломаты Германии и Японии. На границе с Россией начались боевые действия между китайскими и русскими войсками. Практически была выведена из строя Китайско-Восточная железная дорога. От 1400 км пути остались нетронутыми только 430 км. Были повреждены телеграфные столбы, сожжены станции и пристанционные постройки. В июне российское правительство объявило мобилизацию армии в этом регионе. В июле в северные районы Маньчжурии было введено 30 тысяч русских солдат, а к сентябрю их численность достигла 100 тысяч.
Одновременно военно-морские силы европейцев участвовали в бомбардировках китайских укреплений с моря. В этих сражениях в первый и в последний раз русские моряки воевали плечом к плечу с японскими против общего «врага». В семье адмирала Того Хэйхатиро, героя Цусимского сражения, сохранился уникальный документ – Указ российского императора Николая Второго от 14 января 1902 года о награждении Того орденом Святой Анны первой степени за «участие в совместных действиях против Китайцев».
27 октября 1900 г. правительство России заключило временное «Местное соглашение» с мукденским правителем, по которому в регионе восстанавливалась китайская администрация, но она должна была находиться под полным контролем России. Однако под давлением соперников Петербург отказывается от прямой аннексии и 26 января 1901 г. предлагает Китаю проект соглашения, которое сохраняло китайский суверенитет над Маньчжурией, но требовало без согласия России «не предоставлять иностранцам никаких железорудных и горнорудных концессий в Маньчжурии, Монголии и в пограничных с Россией провинциях Западного Китая». В качестве компенсации за убытки, нанесенные КВЖД, Россия требовала предоставления концессии на строительство железной дороги от КВЖД к Порт-Артуру. В соглашение было включено требование о выводе китайских войск из Маньчжурии до полного окончание постройки КВЖД и ограничении их числа после этого срока по соглашению с Россией, а также пункт о смене любых местных властей в Маньчжурии по первому требованию русского правительства.
Переговоры по этому соглашению велись тайно, но китайская сторона сознательно допустила утечку этой информации. В результате 1 марта все державы, кроме союзной Франции, и особенно энергично Япония, заявили протест и потребовали аннулирования «местного соглашения» с мукденским правителем. Российская дипломатия понимала, что ее реальным соперником в этом районе является Япония, и пыталась в первую очередь договориться с Токио. Петербург снова склоняется к компромиссу по формуле паритета господства двух стран − России в Маньчжурии, Японии в Корее. Но Япония отказалась вести переговоры до тех пор, пока русские войска не покинут Маньчжурию. К тому же 11 марта 1901 года китайское правительство отвергло проект соглашения по Маньчжурии от 26 января.
В мае 1901 года на требование Китая покинуть Маньчжурию Россия дала согласие, но при условии «не давать никому в Маньчжурии никаких железнодорожных и промышленных концессий», не предложив их ранее России. Не видя других возможностей заставить русские войска покинуть Маньчжурию, Китай согласился на это условие. Вновь тайные переговоры становятся известными союзным державам. На этот раз с протестом против нарушения принципа «равных возможностей» выступили Япония, Англия и США. В результате китайское правительство отказалось от соглашения, и в ноябре 1901 года переговоры прервались. Ситуация зависла.
После фактического захвата Россией Маньчжурии сформировался блок стран, который добивался ее ухода, – Япония, США, Англия и сам Китай. Противодействовать в одиночку этой коалиции России было очень трудно. Нужно было с кем-то договариваться. Ни США, ни Англия не годились для компромисса, поскольку для этого у первых не было реальных стимулов, а вторая была прямой соперницей в борьбе за территории в Китае.
Такой стимул был только у Японии, которая тогда еще не помышляла о территориях Китая, понимая, что это ей не по зубам. Несколькими годами ранее она уже отказалась от Порт-Артура под давлением европейских стран. Японию, естественно, заботил раздел Китая, но поняв, что этого не избежать, в конечном счете согласилась с аннексией Россией Маньчжурии как с неизбежным, и даже по некоторым соображениям более приемлемым, вариантом (Россия как альтернатива Англии и США). Это было трудное для Японии решение, рождавшееся в острых спорах, как в обществе, так и внутри политической элиты.
Но это решение было возможно только при одном абсолютном условии – Россия, если она намерена остаться в Маньчжурии, должна была отказаться от своих прежних притязаний в отношении Кореи и отдать ее в распоряжение Японии. С точки зрения геополитики одновременное владение Россией Маньчжурией и Кореей было бы для Японии тяжелым ударом.
В воспоминаниях В.И. Гурко (1862—1927) одного из государственных деятелей России того периода, близкого к П.А. Столыпину, можно найти следующее суждение: «Для нас обладание Маньчжурией имело третьестепенное значение, а проникновение в Корею — лишь способ защиты той же Маньчжурии. Оно могло быть оцениваемо только как некоторое колониальное расширение, могущее быть использовано лишь в более или менее далеком будущем. Для Японии, наоборот, это был вопрос жизненный, и борьба здесь имела характер глубоко национальный. Соответственно этому Япония сосредотачивала на этом вопросе все свое внимание, наше же правительство среди множества иных бесконечно сложных вопросов обращало на него лишь мимолетное внимание, причем связывало его с той борьбой личных влияний, которая велась вокруг государя. В этом вопросе многих гораздо больше интересовало, кто возьмет верх в той возгоравшейся борьбе, нежели самый исход корейско-маньчжурского предприятия».[6]
Витте приводит свой аргумент в пользу того, почему Токио был склонен к компромиссу: «Япония мирилась с тем, что после японско-китайской войны мы удалили ее с Ляодунского полуострова; мирилась же она с этим потому, что ожидала больших для себя благ от проведения великого Сибирского пути по прямой линии до Владивостока, что еще в большей степени вводило Японию в сонм европейских держав». [7]
По логике и Россия должна была бы согласиться с таким компромиссом. Англия и США напрямую, Германия косвенно делали все, чтобы столкнуть ее с Японией. Главным противником России была Англия. Чтобы не допустить расширения российского влияния на Дальнем Востоке, Лондон до 1895 года использовал Китай, но после его разгрома в войне с Японией понял, что Пекин не способен защитить себя и на глазах превращается в легкую добычу.[8] Тогда козырной картой в игре против России становится Япония. Чтобы столкнуть две страны, Лондону особенно стараться не приходилось. Россия делала одну ошибку за другой.
Прояпонская политика американского президента Теодора Рузвельта была связана с несколькими причинами. Первая и главная – он не рассматривал Японию как угрозу интересам США в тот период, а политика России в Маньчжурии вызывала крайне негативную реакцию. Сказалось и влияние еврейского лобби после известных кишиневских погромов.[9]
В Европе назревал конфликт с Германией, и было очевидно, что помощь Берлина в конфронтации с Токио − это своего рода «троянский конь»: отвлечь силы России на Дальний Восток и получить «свободу рук» в Европе. Позиция же Парижа была типичным флюгером – «куда ветер подует». Во времена русско-японской войны Франция поначалу помогала активно, но отношение заметно переменилось, как только Россия стала ее проигрывать .
В декабре 1901 г. Россия начинает новый раунд переговоров с Китаем, пытаясь заставить Пекин признать в той или иной форме российское военное присутствие в Маньчжурии. Но Китай, имея за собой поддержку других держав, отказывается от ведения переговоров. В этот момент Ито Хиробуми направляется в Лондон для заключения союза с Англией, который и в Токио, и в Лондоне считали дипломатической подготовкой к русско-японской войне. Противник войны с Россией и сторонник компромисса Ито по дороге в Лондон заехал в Петербург, где тщетно пытался договориться о компромиссе. Это был самый серьезный шанс для России не допустить войны и сохранить за собой Маньчжурию. «Граф Ито прибыл в С. Петербург и предложил уладить конфликт мирным путем. Это ему не удалось, и ему оставалось только заключить союз с Великобританией, направленный против Poccии», вспоминал в изгнании Великий Князь Александр Михайлович [10].
Исследования и документы показывают, что союз с Англией мог бы не состояться или был бы другим по содержанию, если бы не желание России, получив Маньчжурию, сохранить свое влияние и в Корее и не допустить туда Японию. Как свидетельствуют английские источники, англо-японский союз рождался в горячих спорах внутри японской политической элиты. Его достоинства для нее не были аксиомой. В течение всего декабря 1901 года настоятельные предложения Японии о компромиссе оставались без ответа. В России не смогли оценить нависшую угрозу и все, что происходило тогда в Лондоне.
«… Англо-японский союз — результат горячих споров в Токио… 4 декабря Ито передал свой «личные» предложения министру иностранных дел графу Ламсдорфу, который не видел срочности в пересмотре существующего соглашения и медлил с ответом. Критическая ситуация возникла 12 декабря, когда японский кабинет министров ответил согласием на большую часть проекта договора, подготовленного Англией. Но окончательное согласие зависело не только от сторонников союза с Англией в Токио, но и от исхода переговоров Ито в России. Все окончательно прояснилось, когда 17 декабря в Берлине был получен отрицательный ответ от Ламсдорфа: Россия не откажется от своих претензий на Корею в обмен на признание ее позиций в Маньчжурии. Сочетание летаргического состояния, в котором пребывала Россия, с некомпетентностью русского правительства и отсутствие осознания им того, что происходило в Лондоне, не позволило ему добиться быстрого и благоприятного результата. Во всяком случае Россия не подавала признаков желания найти компромисс с Японией.» [11]
«Высокомерие сквозило из каждой строчки условий относительно договора о Кореи, представленного японскому государственному деятелю Ито в ноябре 1901 года. Ничего разумного не было предложено в ответ за Маньчжурию: полная свобода России в северном Китае, в то время как действия Японии в Корее подлежали ограничениям» [12]
Витте: «…если бы мы исполнили в точности наше соглашение с Японией от 13 апреля (1898 г.) и не начали в Корее тайных махинаций, имея в виду там доминировать, Япония, наверное, успокоилась бы и не начала б довольно решительно действовать против нас. Но так как Япония увидела, что на нас ни в чем положиться нельзя, что, с одной стороны, мы, удалив японцев с Ляодунского полуострова, сами затем захватили этот полуостров, а, с другой стороны, заключив с ними соглашение, которое должно было им компенсировать наш захват, начали тайно, обходным путем его нарушать, то и Япония перестала совершенно нам верить. Поэтому составилась против нас общая коалиция Китая, Японии, Америки и Англии; все перестали нам верить и начали настоятельно требовать нашего ухода из Маньчжурии« [13].
Аргументацию Витте, которого нередко обвиняют в предвзятости оценок и необъективности, можно подкрепить свидетельством упоминавшегося Великого Князя Александра Михайловича, внука Николая I, мужа сестры царя Ксении Александровны. Он очень часто упоминается в дневниках Николая II под именем Сандро. Без преувеличения, он был одним из самых близких царю людей. Морской офицер, он два года прожил в Японии и накопил много опыта в общении с японцами. В книге воспоминаний, изданной в Париже в 1933 году, в год его смерти, великий князь писал: «Совершенно не отдавая себе отчета о военной силе Империи Восходящего Солнца, русские дипломаты, восседая за столами своих петербургских кабинетов, мечтали о подвигах Гастингса и Клайва. План их сводился к тому, чтобы сделать в Маньчжурии для России то, чем была Индия для Великобритании. Под давлением этих дипломатов наше правительство за несколько лет до того решило оккупировать Квантунский полуостров и проводить Сибирскую магистраль прямо чрез Маньчжурию. Этот дерзкий захват китайской территории и порта, занятого японцами в 1894 году, но уступленного ими китайцам, вызвал негодующие протесты Токийского кабинета. Граф Ито прибыл в С. Петербург и предложил уладить конфликт мирным путем. Это ему не удалось, и ему оставалось только заключить союз с Великобританией, направленный против России. В дипломатическом мире не было секретом, что Государь Император дал свое coглacиe на ряд авантюр на Дальнем Востоке, потому что слушался вероломных советов Вильгельма II. Ни в ком также не вызвало сомнений, что если Россия будет продолжать настаивать на своих притязаниях на Маньчжурию, то война между Россией и Японией неизбежна.» [14]
Спустя 5 лет после окончания по словам Витте нелепейшей, бессмысленнейшей, бездарнейшей, а потому и несчастнейшей войны России с Японией в некрологе, посвященном Ито, убитом 26 октября 1909 г. корейским националистом на перроне вокзала «русского Харбина», «Русское Слово» в эмоционально окрашенной форме давало уже ставшую после русско-японской войны достаточно распространенной в российских кругах оценку визита Ито как упущенного шанса предотвратить порочный ход событий: «В 1901 году, за три года до злополучной войны, маркиз Ито приезжал в Петербург со специальной миссией заключения союзного договора между Россией и Японией. Не его вина в крушении идеи этого союза, встреченной враждебно всемогущими тогда бюрократами. Гг. Абаза, Безобразов и tutti quanti (все), погрязшие по уши в маньчжурской авантюре и в корейских концессиях, ничего не хотели слышать о сближении с Японией, высокомерно третируя японского пигмея [Ито]. Протянутая рука осталась висеть в воздухе…» [15] В очерке, опубликованном в той же газете на следующей день, можно найти редкие по самокритичности строчки. Предложения Ито были «весьма умеренными», признавался автор. Японский политик предлагал признать Корею, входящей в сферу японского влияния, в ответ на признание Маньчжурии сферой русских интересов. Но «в Петербурге тогда мечтали о покорении не только Маньчжурии, но и Кореи, и миссия Ито окончилась неудачей». [16]
Рука убийцы пресекла вчера жизнь величайшего из государственных деятелей не только Японии, но и всего Дальнего Востока. Князь Ито еще при жизни был прозван японским Бисмарком, и титул этот гораздо больше шел к нему, чем к покойному Лихунчжану [влиятельнейший политики конца Цинской империи] прозвище китайского Бисмарка. Ито во многом отношении сделал для своей родины даже больше, чем Бисмарк для Пруссии и Германии. Железный канцлер возвысил Германию до положения могущественнейшей державы в целом мире и дал мощный толчок экономическому развитию империи Гогенцоллернов. Япония обязана Ито не только рангом великой державы, занимающей первенствующее положение на Дальнем Востоке, и своим материальным преуспеянием, но и культурным возрождением. Наше поколение едва ли в состоянии должным образом оценить значение Ито: дела этого гениального японца еще не успели принести всех своих плодов. [17]
О притязаниях России на Корею Великий Князь пишет: «Прошел год. Я получил сведения, что русская дипломатия решилась на новую авантюру. На этот раз она собиралась продолжить Сибирский путь до границы Кореи и объявить эту страну аннексированной Российской Империей. Я сел и написал очень резкое письмо министру двора барону Фредериксу, в котором сообщал ему, что слагаю с себя полномочия по руководству делом концессии на Ялу и предсказываю в ближайшем будущем войну с Японией. Я не пожалел слов, чтобы выразить свое крайнее неудовольствие. Я заявил, что “как верноподданный Государя и человек, не утративший здравого смысла, я отказываюсь иметь что-либо общее с планами, которые ставят под угрозу сотни тысяч невинных русских людей”. Фредерикс пожаловался Государю. Никки был очень огорчен моими резкими словами и просил меня изменить мое решение. Я ответил довольно запальчиво “нет”[18].
Весьма показателен разговор Великого князя с Николаем II, состоявшийся в самый канун войны: «Я начал с того, что попросил Никки отнестись серьезно ко всему тому, что я буду говорить.
— Куропаткин или взбалмошный идиот, или безумец, или же и то, и другое вместе. Здравомыслящий человек не может сомневаться в прекрасных боевых качествах японской армии. Порт-Артур был очень хорош как крепость при старой артиллерии, но пред атакой современных дальнобойных орудий он не устоит. То же самое следует сказать относительно наших Кинджоуских [Цзиньчжоу, район тогдашнего порта Дальнего] укреплений. Японцы снесут их, как карточный домик. Остается наш флот. Позволю себе сказать, что в прошлом году, во время нашей морской игры в Морском Училище, я играл на стороне японцев и, хотя я не обладаю опытом адмиралов микадо, я разбил русский флот и сделал успешную вылазку у Порт-Артурских фортов.
— Что дает тебе основание думать, Сандро, что ты более компетентен в оценке вооруженных сил Японии, чем один из наших лучших военачальников? — с оттенком сарказма спросил меня Государь.
— Мое знание японцев, Никки. Я изучал их армию не из окон салон-вагона и не за столом канцелярии военного министерства. Я жил в Японии в течение двух лет. Я наблюдал японцев ежедневно, встречаясь с самыми разнообразными слоями общества.
Смейся, если хочешь, но Япония — это нация великолепных солдат….
Императрица была беременна, и Никки надеялся, что на этот раз родится мальчик. Мы сидели после завтрака, в кабинете Государя, курили и разговаривали о незначительных вещах. Он ни слова не говорил о положении на Дальнем Востоке и казался веселым.
Это была его обычная манера избегать разговоров на неприятные темы.
Я насторожился.
— В народе идут толки о близости войны, — сказал я.
Государь продолжал курить.
— Ты все еще намерен избегнуть войны, во что бы то ни стало?
— Нет никакого основания говорить о войне, — сухо ответил он.
— Но каким способом надеешься ты предотвратить объявление японцами войны России, если ты не соглашаешься на их требования?
— Японцы нам войны не объявят.
— Почему?
— Они не посмеют.
— Что же ты примешь требования Японии?
— Это становится наконец скучным, Сандро. Я тебя уверяю, что войны не будет ни с Японией, ни с кем бы то ни было.
— Дай-то Бог!
— Это так и есть!
Нелепый и дикий разговор! Я уехал в Канны. Три недели спустя, на моем обратном пути выйдя из поезда на Лионском вокзале в Париже, я прочел в газете громадный заголовок:
“Японские миноносцы произвели внезапную атаку на русскую эскадру, стоявшую на внешнем рейде Порт-Артура” [19].
А.И. Солженицын в своих исторических работах столь же отрицательно отзывается о «недальновидном» упорстве России в корейском вопросе: «Вползая в японскую войну, недальновидно упорствуя в конфликте о правах на Корею…»[20].
Из мемуаров участника Цусимского сражения В.П. Костенко: «…в Европу была направлена миссия маркиза Ито, которой было поручено или договориться с Россией о сотрудничестве и разграничении сфер влияния, чтобы предупредить опасность войны, или заключить договор с Англией о военном союзе. Русская дипломатия не поняла целей японской миссии и не разгадала, что Япония еще колеблется в выборе ориентации между Россией и Англией. Все демарши маркиза Ито в Петербурге были встречены очень холодно, а переговоры о спорных вопросах отклонены» [21].
Заключение англо-японского союза 30 января 1902 года стало крутым поворотом в сторону войны. Но до войны оставалось ровно два года. И возможность ее избежать сохранялась. Можно было договориться и в самый канун войны, если бы в Петербурге оценили реальный риск противостояния и была проявлена воля к разумному компромиссу. Маньчжурию можно было бы сохранить при условии согласия на полное доминирование Японии в Корее: «…если бы мы приняли искренние предложения, которые были нам сделаны Ито, и дальнейшее предложение, даже перед самой войной, сделанное нам японским послом Курино, то войны бы не было«[22].
Роковыми оказывается период с ноября по декабрь 1902 года. В Ливадии с подачи великого князя Михаила Александровича, соседа царской семьи по даче, был представлен некто Александр Васильевич Безобразов, в ту пору не занимавший никаких официальных постов кроме членства в попечительском совете «Русского лесопромышленного товарищества» (концессия на корейском берегу пограничной с Маньчжурией реки Ялу). Ему удается внушить царю идеи, которые потом с той или иной последовательностью будут воплощаться в жизнь и приведут к войне. Влияние нового фаворита на царя оставалась долгое время загадкой. Безобразову удалось оттеснить на второй план не только Витте, но и министра внутренних дел Плеве. «Царя подкупали его необычные и острые суждения, манера говорить прямо, без обиняков». Ходили слухи о собственных апартаментах нового фаворита в царских дворцах, о российских министрах, «жаждавших добиться утреннего приема у него».[23] Все это позволяет окрестить Безобразова «Распутиным» внешней политики России, если бы история сибирского «старца» не произошла годами позднее.
История с Безобразовым началась с лесной концессии на севере Кореи. Концессия на Ялу — одна из темных историй, в которую были вовлечены члены российской бюрократической, военной и аристократической элиты. Могла приглянуться идея молодого офицера о тактике действий по «системе паука» в отношении Кореи — за счет создания «фальсифицированных частных обществ, руководимых и поддерживаемых как материально, так и, в случае нужды, силою авторитета русского правительства» свести на нет попытки Японии взять ее под свой контроль. [24]
Сама концессия была приобретена у корейского правительства в сентябре 1896 года владивостокским купцом Юлием Бринером. Позже он продал ее русскому купцу Габриелю Гинзбургу. У Гинзбурга концессию выкупил тогдашний посланник в Сеуле Николай Гаврилович Матюнин и передал ее «Русскому лесопромышленному товариществу», где главную скрипку играл Безобразов.
8 апреля (26 марта) 1903 года царь, обеспокоенный развитием ситуации в Маньчжурии, созвал в Царском Селе «Особое совещание» − межведомственное совещание для принятия важных решений. На повестке дня рассмотрение предложения Безобразова о стратегическом усилении России в бассейне реки Ялу в районе лесных концессий. В записке, подготовленной к совещанию говорилось: «Для России…почти исключительное водворение японцев в Корее очевидно было бы нежелательным. Требовалось получить для России такие крупные частные коммерческие интересы в Корее, защита которых давала бы нам право вмешиваться в корейские дела и тем самым установить противовес японскому влиянию»[25]
В начале мая 1903 года в поле зрения японцев попали сведения о тайном проникновении на территорию Кореи русских военнослужащих. Тридцать солдат, переодетых в гражданскую одежду, с территории провинции Ляонин переправились на левый берег Ялу в районе уезда Ыйчжу и расположились в деревушке Енгампо.[26] В эти же дни появились сообщения о скоплении большого числа русских войск. в южной части реки Ляохэ, якобы, для защиты рудников. Упоминался и сводный отряд хунхузов и наемников под водительством командира Чжан Джинюаня в количестве 4 тыс. человек.[27]
В 1903 году в Японии стали раздаваться голоса в пользу компромисса. Автор статьи в «Тоё кэйдзай» от 5 июля 1903 года писал, что Японии следовало договариваться с Россией о разделе сфер влияния: «…я бы предложил предоставить Маньчжурию России, а Корею – Японии. Другими словами, мы должны отказаться от противодействия России в Маньчжурии, взяв от нее…обязательство не мешать нам в Корее. На таком основании соглашение конечно возможно, и поводы к недоразумению были бы устранены»[28].
Сторонники компромисса в Японии рассуждали здраво: Россия добровольно из Маньчжурии не уйдет – слишком много средств и усилий она здесь вложила.[29] Во-вторых, ее уход создал бы политический вакуум. После ухода русских сюда могли прийти США и Англия, что устраивало Японию еще меньше. Сама Япония не решалась на захват Маньчжурии – для этого было еще мало сил. Не было уверенности и в конечном успехе. Другое дело Корея. Противники войны с Россией ссылались и на экономические трудности. Автор статьи в «Тоё кэйдзай» от 5 июля 1903 года подсчитал, что на ведение войны в течение 10 месяцев при составе армии в 200 тысяч человек потребуется 500 миллионов иен. Он же отмечал, что расчеты получить с России контрибуции в случае ее поражения – тоже большая глупость. Даже если она проиграет и отступит вглубь Сибири, за что она станет платить? А японцам, получившим контроль над Маньчжурией, придется самим раскошеливаться на поддержание здесь порядка.[30]
Царь и война
Во всей предыстории войны наиболее поразительным является отношение к ней царя. Вопреки распространенному мнению, что царь был сторонником войны, документы свидетельствуют о его сильном желании избежать ее. Но системные пороки самодержавия, слабость воли, фатализм и мистицизм («на то Божья воля»)[31], неумение и нежелание контролировать действия окружения, коррумпированных фаворитов не позволили ему добиться своего.
При этом он понимает, что загвоздка вся в Корее. К лету 1903 года, когда ситуация стала накаляться, а переговоры не приносили нужного результата, царь принимает решение уступить Корею, но не целиком — оставить за Россией самую северную часть. 24 (11) июня 1903 года председатель комитета по делам Дальнего Востока Абаза посылает шифрованную телеграмму на имя Безобразова в Порт-Артур с очень важным и строго конфиденциальным содержанием.
Государь Император приказал иметь Вам в виду, что его Величеством окончательно принято решение допустить японцев к полному завладению Кореей, может быть даже вплоть до границы нашей концессии до Тюмень-ула к северу и до границы нашей концессии по Ялу к Западу.
Полное точное определение границ японской Кореи есть вопрос будущего и должен зависеть от России.
Такое допущение может быть сообщено Японии не ранее того, как войска, посланные из России, прибудут в Забайкалье, чтобы не иметь вида уступки.
Государь полагает, что, уступив Японии в корейском вопросе, мы устраняем риск столкновения с ней.
Обо всем этом Государь поручает вам сообщить генерал-адъютанту Алексееву[32], чтобы эта новая постановка служила для него директивой…[33]
В этот же период в ожесточенных спорах о войне с Россией японским правительством и парламентом было принято решение еще раз попытаться договориться с Россией о разделе сфер влияния и избежать войны, результат которой для Японии тогда не был очевиден. Об этом решении сообщал российский военно-морской атташе (агент) Русин [34] в секретной депеше в Главный Морской штаб от 30 (17) июля 1903 года.
Сегодня я отправил на имя Начальника Главного Морского Штаба телеграмму озаглавленную «personal» … Эта пометка мною сделана, ввиду того, что сведения телеграммы крайне секретны и желательно, чтобы в Министерстве Иностранных Дел и других не знали, что Морское Министерство осведомлено иным путем кроме непосредственного, от Графа Ламсдорфа, о начале дипломатических переговоров с Японией. Вчера 16/29 июля, Японское правительство предписало своему Посланнику, Г-ну Курино, сообщить Российскому Императорскому Правительству, что Япония желала бы войти в соглашение по всем вопросам, касающимся обеих Держав… Таким образом Япония вышла из своего выжидательного, наблюдательного положения, и по видимому вышла в доброжелательном, по отношению к нам, положении. [35]
И, действительно, на переговорах 12 августа (30 июля) 1903 года Япония впервые официально предложила паритет –доминирование России в Маньчжурии, Японии — в Корее:
Обоюдное признание преобладающих интересов Японии в Корее и специальных интересов России в железнодорожных предприятиях в Маньчжурии и права Японии принимать в Корее и права России принимать в Маньчжурии такие меры, какие могут оказаться необходимыми… (статья 2)
Взаимное обязательство со стороны России и Японии не препятствовать развитию таких промышленных и торговых действий, соответственно: Японии — в Корее, а России — в Маньчжурии… (статья 3)
Взаимное обязательство, что в случае необходимости для Японии послать войска в Корею, а для России — в Маньчжурию, с целью охраны ли интересов, упомянутых в статье 2-й настоящего соглашения, или подавления восстания или беспорядков, рассчитанных на создание международных осложнений, отправленные таким образом войска не будут ни в каком случае превосходить число действительно потребное и затем будут отозваны, как только выполнят свое назначение. (статья 4)
Признание со стороны России исключительного права Японии подавать советы и помощь Корее в интересах реформ и хорошего управления, включая сюда и необходимую военную помощь. (статья 5) [36]
Но японские предложения вызвали ожесточенные споры в России. За этот компромисс, считая его разумным, выступало Военное министерство (Министерство сухопутных войск) во главе с Куропаткиным и Министерство иностранных дел во главе с Ламсдорфом. Против компромисса – морское министерство и группа политиков, имевших финансовые интересы в Корее.
Получившее в свое распоряжение Порт-Артур морское министерство было озабочено тем, что будет иметь рядом в Корее сильного соседа – Японию. В проекте секретного письма Военно-Морского штаба на имя министра иностранных дел Ламсдорфа предлагалось поделить Корею на две части: южную признать за Японией, а Северную подчинить России.
«…Исходя из военно-морских соображений Северную Корею следовало бы признать находящейся в сфере влияния России» [37]. В случае присутствия Японии и в северной части Кореи Россия будет «иметь сильного врага, который разрежет связь между Южно-Уссурийским краем и Квантунской Областью, будет господствовать над Маньчжурией и вскоре уничтожит возможность существования Порт-Артура.»[38]
Морское министерство России того времени пользовалось дурной репутацией непрофессионального, бюрократизированного учреждения. В российском же флоте были те, кто сознавал опасность военного столкновения. Но эти лица не занимали высокого положения, и военно-морское начальство игнорировало их мнение. В записке капитана второго ранга Л.А. Брусилова в Главный Морской Штаб России подчеркивалось, что Россия не готова к войне и «надо уступками, вплоть до допущения японских войск в Корею, отложить ее объявление на два года и энергично готовиться».[39]
Царь знал о полемике, но, уверенный, что войны не будет, потому что «он не хочет этого», уезжает в сентябре на родину своей жены, императрицы Александры Федоровны в Дармштадт. Но, не совсем уверенный в том, что его подчиненные ведут себя так, как он того хотел бы, из Дармштадта пытается контролировать ситуацию. Как свидетельствует Куропаткин, через Ламсдорфа царь критиковал Алексеева «за излишне воинственный пыл». При этом «несколько раз говорил, что он войны не хочет и не допустит»[40]. Из германских источников того периода мы узнаем, что царь подозревал Алексеева в том, что «он работает на войну». Но Алексеев успокаивает царя лаконичной телеграммой: «Я не хочу войны»[41]. Алексеев лжет. Он хочет войны, так как считает ее неотвратимой.
Видя, что переговоры затягиваются, Япония 30 (17) октября 1903 года предлагает новый вариант, который, как кажется, более четко формулировал суть паритета как компромисса и снимал все ограничения на владение Россией Маньчжурией, требуя в ответ того же в отношении Японии в Корее:
Признание Японией, что Маньчжурия находится вне сферы её специальных интересов, и признания Россией, что Корея находится вне сферы её специальных интересов. (статья 7)
Признание Японией специальных интересов России в Маньчжурии, и права России, чтобы принимать такие меры которые сочтёт необходимыми для защиты этих интересов. (статья 8)
Чтобы уступка Кореи для России была приемлемой, Япония соглашалась гарантировать свободу мореплавания в корейских проливах и не проводить никаких военных работ на побережье Кореи:
Обязательство со стороны Японии, чтобы не предпринять на побережье Кореи любые военные работы, способные угрожать свободному мореплаванию в Корейских проливах. (статья 5)
В ответ Токио требовал:
Признание Россией преобладающих интересов Японии в Корее и прав Японии давать советы Корее и оказывать помощь, включая военную, имея тенденцию улучшить администрацию Кореи. (статья 2)
Обязательство со стороны России, чтобы не препятствовать развитию коммерческих и индустриальных действий Японии в Корее, не выступать против любых мер, принятых с целью защиты этих интересов. (статья 3)
Признание Россией права Японии, чтобы послать войска в Корею для цели, упомянутой в предшествующей статье, или с целью подавления восстаний или беспорядков, которые могут создать международные осложнения. (статья 4) [42]
В японском проекте не было пункта о праве Японии держать свои войска в Корее на постоянной основе.
Российской стороне потребовалось 40 дней, чтобы дать ответ. Проект соглашения, предложенный Алексеевым и Розеном и переданный японской стороне 11 декабря (28 ноября) 1903 года, учитывал требования японской стороны и мог быть приемлемым для Японии, если бы заканчивался на статье 4:
Признание Россией преимущественных интересов Японии в Корее и права Японии оказывать помощь Корее советами, направленными к вящему упорядочению гражданского управления. (статья 2)
Обязательство России не препятствовать развитию промышленной и торговой деятельности Японии в Корее и принятию мер для охраны этих интересов. (статья 3)
Признание Россией права Японии посылать в Корею войска для указанной в предыдущей статье цели для подавления восстаний и беспорядков, могущих создать международные осложнения. (статья 4)
Но Алексеев и Розен добавляют еще две статьи:
Взаимное обязательство не пользоваться никакой частью корейской территории в стратегических целях и не предпринимать на корейском побережье никаких военных мер, способных угрожать свободе плавания в Корейском проливе. (статья 5)
Взаимное обязательство считать территорию Кореи, лежащую к северу от 39-й параллели, нейтральной зоной, в пределы которой ни одна из договаривающихся сторон не может вводить войск. (статья 6) [43]
Япония, очевидно, не могла согласиться с первой половиной статьи 5 и всей статьей 6, так как в этом случае стратегический баланс не складывался − у России было преимущество. Япония не требовала учреждения какой-либо нейтральной зоны в Маньчжурии и запрета на использование ее территории в стратегических целях, и признавала право России «принимать такие меры, которые сочтёт необходимыми для защиты этих интересов».
Если бы Россия в тот момент согласилась на баланс двусторонних интересов в Маньчжурии и в Корее, войны удалось бы избежать. Снова вспоминается Витте: «…если бы мы приняли искренние предложения, которые были нам сделаны Ито, и дальнейшее предложение, даже перед самой войной, сделанное нам японским послом Курино, то войны бы не было».[44]
В Токио поняли, что договориться не удастся, и Япония приступила к заключительной фазе подготовки к войне. Затягивание переговоров здесь рассматривали как стремление России выиграть время, чтобы лучше подготовиться к войне. Японии, чтобы выиграть войну, начинать ее нужно было немедленно, пока Россия была к ней готова.[45]
Алексеев 5 января 1904 г. (23 декабря 1903 г.) в шифрованной телеграмме сообщал царю: «На основании только что полученных сведений с прибывшим из Чемульпо крейсером по-видимому нельзя более сомневаться в намерении Японии занять Корею и установить над нею протекторат…Ряд фактов…указывают на то, что Япония вероятно решила действовать самостоятельно, вне всякой зависимости от дальнейших переговоров с Россией…Такой вызывающий образ действий обязывает меня снова повергнуть на благовоззрение Вашего Императорского Величества мои соображения о необходимости принятия предохранительных мер…полагаю занятие японцами Кореи, без ограничения численности оккупационного отряда, ставит нас в крайне невыгодное стратегическое положение и обязывает не с целью вызвать военное столкновение, а исключительно в виду необходимой самообороны, принять соответствующие меры для поддержания нарушаемого оккупацией Кореи равновесия…«[46]
Алексеев ошибался, считая, что Япония ограничиться занятием Кореи без военных действий против России. В донесении военно-морского агента Русина из Токио относительно точно предсказано начало войны – февраль 1904 года : «Циркулирует слух, хотя не обоснованный, но все таки как бы подсказывающий один из возможных исходов из нынешнего положения: японское правительство не примет наших предложений, но будет продолжать переговоры; одновременно с этим пошлет в Корею войска… с целью… подготовки к серьезным военным операциям; к весне (февраль) …будут начаты военные действия…»[47]
Царь, несмотря на донесения, по-прежнему считает, что войны не будет, а для того, чтобы ее предотвратить, не прилагает особых усилий и целиком полагается на подчиненных. Перед самым Новым годом (по старому календарю) на совещании в Царском Селе он многократно задавал один и тот же вопрос: «Что сделано и какие меры приняты, чтобы не воевать с Японией?»
Но подчиненные явно вводят его в заблуждение. Они делают вид, что стараются изо всех сил, но на самом деле затягивают решение. Тогда он просит своего дядю, великого князя Алексея Александровича[48] провести совещание всех ведущих министров («Особое совещание»), чтобы найти выход из тупика и сделать все, чтобы избежать войны.
Сам же он в этот день 28 (15) января 1904 года занимался обычным делом – читал, гулял, принимал визитеров, а вечером отправился в Мариинский театр:
«15-го января. Четверг. Встали пораньше, благодаря чему многое прочел и успел погулять. Были все три доклада… Погода стоит удивительно теплая, в саду осталось немного снега, а на улицах всю зиму езда на колесах. Странная зима! Обедали около 8 ч. и затем поехали в Александрийский театр. Шла новая довольно бессмысленная пьеса “Обыкновенная женщина”[49]. Вернулись разочарованные в 12 1/4″[50].
Разочарование должно было постичь его и после того, как он узнал о результатах Особого совещания. Оно не дало того результата, на который царь рассчитывал, – сохранив все условия, ограничивавшие Японию в Корее, оно не остановило движения к войне.
Участники совещания − военный министр Куропаткин, министр иностранных дел Ламсдорф, управляющий морским министерством Авелан, управляющий делами Особого Комитета Дальнего Востока Абаза. Всего пять человек. Открывая совещание, Великий Князь Алексей Александрович сформулировал его задачу и практически предрешил исход совещания – никаких уступок Японии в Корее, кроме уже предложенных:
Государю Императору благоугодно было передать мне Высочайшее повеление, чтобы мы собрались для обсуждения вопросов, связанных с происходящими ныне переговорами между Россией и Японией. …необходимо окончательно выяснить, можем ли мы в нашем громадном миролюбии согласиться на дальнейшие уступки, и так сказать, отдать всю Корею Японии, − или следует нам, наконец, остановиться на вполне определенной точке, далее которой в уступках мы ни в коем случае идти не должны.
По имеющимся данным, Токийское Правительство не соглашается принять два условия из наших контрпредложений, а именно первую часть статьи 5-ой, не дозволяющей Японии пользоваться корейской территорией для стратегических целей, и 6-ую статью – об установлении нейтральной зоны. А между тем для нас статьи эти представляются самыми важными: − В самом деле, предоставляя Японии проектируемым соглашением весьма широкие права и преимущества в Кореи, мы должны в ограждении наших интересов положить известный предел их захватам на этом полуострове, необходимо определить в том или ином направлении полосу, далее которой японцы не имели бы права заходить…[51]
Великий князь в силу своих обязанностей выражал интересы флота и, по слухам, в том числе свои собственные интересы[52]. Его председательство на этом совещании предрешало исход, и чудо не могло произойти. Победила «партия войны». Доминировала позиция министерства флота, требовавшего нейтральной зоны к северу от 39-й параллели. Управляющий министерством (морской министр) Авелан помимо двух условий, о которых говорил великий князь, предлагал внести еще одно – обязать Японию перед посылкой войск в Северную Корею для подавления беспорядков получать на это согласие российской стороны:
Генерал-Адъютант Авелан признает для наших интересов существенно необходимым сохранение в договоре нейтральной зоны по 39-й параллели. При всем том нельзя терять из виду другой опасности: японцы, получив право вводить свои войска в Корею для усмирения беспорядков, будут, конечно, стараться сами производить постоянно смуту в стране, дабы воспользоваться выговоренным правом. Поэтому казалось бы необходимым обязать японцев всякий раз предварительно посылки войск в северную Корею для водворения порядка входить в сношение с Россией [53].
Ему возражает военный министр Куропаткин. Он считает это условие «практически неосуществимым» и произносит пророческие слова: «… воевать нам из-за Кореи было бы большим бедствием для России»[54].
Алексеев, наиболее активный сторонник войны, человек, сделавший все, чтобы она произошла, не присутствует на этом совещании, но в тот же день направляет секретную телеграмму министру иностранных дел графу Ламсдорфу. Она датирована тем же числом: 28 (15) января 1904 г., что и протокол совещания. Ламсдорф был одним из тех, кто не хотел войны с Японией. Он считал, что это ловушка, подстроенная европейскими странами, и в первую очередь Германией, чтобы втянуть Россию в «ненужную» для нее войну на Дальнем Востоке и тем самым развязать себе руки в Европе.[55]
Крайний цинизм Алексеева в том, что признавая, что война с Японией может оказаться «великим бедствием» для России, считает ее, тем не менее, необходимой. Он приписывает Японии намерения, которые у нее появились в полной мере только после победы над Россией, а в тот момент, как видно из его же документов, в действительности были у подобных ему российских политиков: «…в переживаемом ныне кризисе следует глубже взглянуть в корень той розни, которая привела к обострению наших отношений к Японии. Рознь эту, по моему глубокому убеждению, составляет идея Японии о преобладании и господстве на здешнем Востоке. В достижении этой честолюбивой идеи, корейский и манчжурский вопросы являются для нее только средствами. Поэтому вооруженное столкновение с Японией на этой почве, хоть и будет великим бедствием для России, должно быть признано неизбежным. Можно отдалить его, но не устранить. Оно логически вытекает из несовместимости тех великих исторических задач, которые принадлежат России на берегах Тихого Океана, − с честолюбием Японии»[56].
Идеология экспансии, борьбы за сферы влияния владела умами части российской элиты, в том числе и царя. Однако этим вирусом была поражена не только Россия. Интриговали, вели подготовку к войне все – Англия, Франция и Германия. Но чтобы выиграть в этом геополитическом соперничестве, требовалось чувство реальности, геополитическое чутье. Царя оно подвело. Он находился под сильным влиянием своего окружения, фаворитов, среди которых был и назначенный на пост его наместника на Дальнем Востоке адмирал Алексеев. Намекая на слух о родстве адмирала с царем (Алексеева считали внебрачным сыном Александра II от любовницы армянки и, следовательно, дядей Николая II), Витте, в своих мемуарах не стеснявшийся в оценках писал о нем как о «в сущности по уму хитрого армяшки», добавляя, правда: «Само собою разумеется, что характеризуя так Алексеева, я не хочу обидеть этим армян, ибо действительно сравнение натуры всех армян с низенькою натурою Алексеева для них было бы обидно. Я хочу сказать, что Алексеев по натуре мелкий и нечестный торгаш, а не государственный дипломат».[57]
В.И. Гурко подчеркивает: «Наиболее роковым последствием учреждения наместничества и Комитета по делам Дальнего Востока явилось то, что вся наша дальневосточная политика всецело выскользнула из ведения правительства и очутилась в руках Алексеева, Безобразова и Абазы. Действительно, переговоры с Японией перешли к наместнику, а докладчиком по ним оказался в качестве управляющего делами Комитета по делам Дальнего Востока Абаза, инструктируемый Безобразовым, который, впрочем, иногда лично докладывал дела по комитету государю. Что же касается самого комитета, то он за все восемнадцать месяцев своего существования ни разу не был собран«.[58]
Витте, свидетельствуя о том же самом, не стесняясь называет упомянутых лиц «бандой авантюристов».
«К концу моего пребывания в Париже, приехал туда из Дармштадта барон Фредерикс, министр двора. … На вопрос мой: ну, а как же идут переговоры с Японией, барон Фредерикс мне ответил, что, несмотря на присутствие в Дармштадте министра иностранных дел графа Ламсдорфа, все дипломатические и прочие сношения по вопросам Дальнего Востока ведутся Государем непосредственно с наместником (большим карьеристом) генерал-адъютантом Алексеевым помимо графа Ламсдорфа, поэтому походной военной канцелярии приходится целыми днями дешифрировать, составлять и шифровать телеграммы. На мое замечание, что такое положение дела чрезвычайно опасно, барон Фредерикс, весьма недалекий человек, но с рыцарским характером, мне ответил, что он на это указывал Государю и даже был вынужден передать обо всем графу Ламсдорфу. В результате граф Ламсдорф объяснился с Его Величеством и последствием этого разговора было то, что копии телеграмм Алексеева и Его Величества передавались графу Ламсдорфу, но тут же барон Фредерикс заметил, что хотя, к сожалению, не все.
Граф Ламсдорф мне впоследствии говорил, что при этом объяснении Государь изволил высказать, что все дела, касающиеся {250} Дальнего Востока, Он поручил наместнику, который и отвечает за результаты. Его Величество прибавил, что ему будут посылаться копии депеш и что Он его просит составить ответ на последнюю телеграмму Алексеева, в которой Алексеев, выражая мнение, что переговоры с Японией вследствие ее нахальства не приведут к соглашению, советовал прибегнуть к силе. Графу Ламсдорфу на этот раз удалось отвратить открытие военных действий. При этом Его Величество высказал, что Он войны не желает. Что Государь этой войны не хотел − это верно, но по внушению банды авантюристов (Безобразов и К°), Он полагал, что может предписывать свои условия и желания и что, если Япония и Китай не подчиняются, то это потому, что мы с ними церемонились; с ними можно действовать только внушая страх и не делая уступок, если же и сделать какую-либо уступку, то как милость белого русского царя. Одним словом я войны ни за что не начну, а они не посмеют − значит войны не будет.
Когда Государь был в Дармштадте, Император Вильгельм Ему сообщил, что по его сведениям Япония сильно приготовляется к войне, на что Его Величество с полным спокойствием ответил:
“Войны не будет, так как Я ее не хочу”. …Графа Ламсдорфа в конце концов стремились сделать козлом искупления за нелепейшую, бессмысленнейшую, бездарнейшую, а потому и несчастнейшую японскую войну. Конечно, Государь сам этого не делал, это делала прокаженная дворцовая камарилья, но должен сказать, что Государь сие знал и допускал. Грустно сказать, но это черта благородного Царского характера.» [59]
Итак, царь и сам заблуждался, и его вводили в заблуждение. Ему внушили, что с японцами и китайцами не нужно «церемониться». Япония предпринимает последние попытки договориться, но Россия тянет с ответом. Костенко: «…Недавно на придворном балу в Петербурге японский посланник, встретившись с французскими дипломатами, в очень встревоженном тоне просил их повлиять на Ламздорфа, чтобы добиться своевременного ответа на ноту. Отсутствие ответа создает впечатление, что русское правительство не уясняет себе остроты положения. Неужели же и в последнюю минуту наши руководители не опомнятся и не осознают, что Япония уже накануне решительного шага и дальше играть с огнем нельзя?«[60]
Сам по себе прием «бескомпромиссности» на переговорах для выдавливания уступок – стар, как мир. Но он оправдан только до того момента, пока не станет ясно, что противная сторона на дальнейшие уступки не пойдет. Царь, который очень не хотел войны с Японией, виноват в том, что он это желание не реализовал, хотя при возможностях монархической власти это было не так сложно. Царь не заметил, как его подчиненные переступили грань, за которой начиналась война, а он был поставлен перед свершившимся фактом. В этом и есть признак «разложения власти», о котором так много потом писали.
Но и 27 (14) января, когда усилились слухи о том, что Япония вот-вот начнет военные операции в Корее, царь пытается спасти ситуацию. Он отсылает срочную шифрограмму в Порт-Артур Алексееву и приказывает ему не предпринимать никаких ответных мер в случае высадки японских войск в Корее. Он наивно полагает, что все может ограничиться тем, что Япония займет территорию Кореи до тех пределов, которые ей предлагала Россия.
Имейте в виду для Вашего личного сведения, что в случае высадки японцев в Южную Корею или по восточному берегу по южную сторону параллели Сеула Россия будет смотреть на это сквозь пальцы и это не будет причиной войны. Можно допустить японскую оккупацию Кореи до гор, составляющих водораздел бассейнов Ялу и Тюмень-улы.
«Горы, составляющие водораздел бассейнов Ялу и Тюмень-улы» — это существенно севернее 39-й параллели. Тем не менее, до войны остаются считанные дни. Япония принимает решение о разрыве дипломатических отношений. Фактически это объявление войны. Тогда 7 февраля царь пишет новую телеграмму, из которой ясно, что он еще надеется не воевать.
Желательно, чтобы японцы, а не мы, открыли военные действия. Поэтому, если они не начнут действий против нас, то Вы не должны препятствовать их высадке в Южную Корею или на восточный берег до Генсана[61] включительно; но если на западной стороне Кореи их флот с десантом или без оного пройдет к северу через 38-ю параллель, то Вам предоставляется их атаковать, не дожидаясь первого выстрела с их стороны. Надеюсь на Вас. Помоги Вам Бог.[62]
Бог не помог. Война началась.
Продолжение следует
С предыдущей публикацией можно ознакомиться по ссылке https://russiajapansociety.ru/?p=18943
[1] «В скором времени, а именно в начале ноября, некоторые министры, и я в том числе, получили записку графа Муравьева, а затем и приглашение прибыть в заседание, которое будет под председательством Его Императорского Величества для обсуждения этой записки. … В записке этой высказывалось: что в виду того, что немцы заняли Цинтау [Циндао], явился благоприятный для нас момент занять один из китайских портов, причем предлагалось занять Порт-Артур или рядом находящийся Далянь-ван. В этом заседании граф Муравьев заявил, что считает такого рода занятие, или выражаясь правильнее «захват», − весьма своевременным, так как для России было бы желательно иметь порт в Тихом океане на Дальнем Востоке, причем порты эти (Порт-Артур или Далянь-ван) по стратегическому своему положению являются местами, которые имеют громадное значение.» (Витте С.Ю. Царствование Николая Второго. Том 1. Главы 1 — 12, с.120).
[2] Витте С.Ю. Воспоминания Том 2 (1894 — октябрь 1905). Царствование Николая II. Издательство социально-экономической литературы. Москва, 1960, с.136.
[3] То же, с.143.
[4] То же, с.147.
[5] Копия любезно предоставлена автору правнучкой адмирала г-жой Хосака Мунэко.
[6] Гурко, Черты и силуэты прошлого, Часть III, Начало Русско-японской войны и попытка власти достичь примирения с общественностью (1904). Глава 1. Что породило Русско-японскую войну. http://www.historichka.ru/istoshniki/gurko/
[7] Витте С.Ю. Воспоминания. Том 2 (1894-октябрь 1905). Царствование Николая II. Издательство социально-экономической литературы. Москва, 1960, с.135.
[8] «Вплоть до 1985 года для Англии Китай служил бастионом против России, но результаты китайско-японской войны ярко продемонстрировали, что Китай был абсолютно неспособен себя защитить». (Victor Purcell. The Boxer Uprising: A Background Study. Cambridge University Press. Cambridge, England: 1963. P. 84).
[9] «Подобно американским банкирам, политикам и в целом общественному мнению, Рузвельт был ярым сторонником Японии в начальный период войны. Неискренняя и вероломная политика в Маньчжурии и еврейские погромы в Кишиневе подорвали веру в Россию.» (Zabriskie, Edward H. American—Russian Rivalry in the Far East: A Study in Diplomacy and Power Politics, 1895-1914. Pennsylvania University: 1946. P. 107).
[10] Великий Князь Александр Михайлович, Книга воспоминаний, Глава XIII Гроза надвигается, http://www.hrono.ru/libris/lib_a/al_mih13.html
[11] Peter Lowe. Great Britain and Japan’s entrance into the Great War, 1914-1915. In: Phillips Payson O’Brien. The Anglo-Japanese Alliance, 1902-22. RoutledgeCurzon. New York. 2004, Р. 100; The secret memoirs of Count Tadasu Hayashi. New York and London, G. P. Putnam’s sons. 1915, pp. 132-134.
[12] S. C. M. Paine. Imperial Rivals: China, Russia, and Their Disputed Frontier. M.E. Sharpe. Armonk, 1996. Р. 260.
[13] Витте С. Ю. Воспоминания. Том I. Царствование Николая II. Берлин, Слово, 1922 г., глава 13. Боксерское восстание и наша политика на дальнем Востоке, с.167.
[14]Великий Князь Александр Михайлович, Книга воспоминаний, Глава XIII Гроза надвигается, http://www.hrono.ru/libris/lib_a/al_mih13.html
[15] «Русское слово» 27 (14) октября 1909 г.
[16] «Русское слово» 28 (15) октября 1909 г.
[17] «Русское слово». 27 (14) октября 1909 г.
[18] Великий Князь Александр Михайлович, Книга воспоминаний, Глава XIII Гроза надвигается, http://www.hrono.ru/libris/lib_a/al_mih13.html
[19] Там же.
[20] Солженицын А.И. 200 лет вместе. Электронное издание на сайте bookz.ru, с. 18.
[21] Костенко В.П. На «Орле» в Цусиме: Воспоминания участника русско-японской войны на море в 1904-1905 гг. Л., Судпромгиз, 1955, стр. 33
[22] Витте С. Ю. Воспоминания: Царствование Николая II. Берлин, Слово, 1922. Том I. С. 203
[23] New York Times. Jan 03,1904
[24] Витте Сергей Юльевич. Царствование Николая Второго. Том 1, главы 13 – 33. Берлин, Слово, 1922. С. 165
[25] Архив внешней политики Российской империи. Фонд 150, опись 493, дело 133. С. 39
[26] «Асахи симбун». 1 мая 1903 г.
[27] «Асахи симбун». 4 мая 1903 г.
[28] РГАВМФ, фонд 417, опись 1, дело 2486, лист 147 об., 148.
[29] РГАВМФ, фонд 417, опись 1, дело 2486, лист 147 об.
[30] РГАВМФ, фонд 417, опись 1, дело 2486, лист 150 об., 151.
[31] Эта фраза постоянно встречается в его дневниках, в его оценках трагических событий. Например, за два дня до смерти его отца Александра III 18 октября 1894 года: «Одно упование и надежда на Милосердного Господа: да будет воля Его святая!»
[32] Алексеев Евгений Иванович (1843-1917) — адмирал, с июля 1903 года наместник царя на Дальнем Востоке с резиденцией в Порт-Артуре. Во время русско-японской войны главнокомандующий сухопутными и морскими силами с февраля по октябрь 1904 года. С лета 1905 года – член Государственного Совета.
[33] РГАВМФ, фонд 418, опись 1, дело 5900, лист 3.
[34] Русин Александр Иванович (1861–1956) . Морской агент в Японии (1899–1904). В 1905 г. — начальник морской канцелярии Главнокомандующего сухопутными и морскими силами, действующими против Японии. Командир эскадренного броненосца «Слава» (1905–1907). Исполняющий должность директора Морского корпуса (1908–1909) и его директор (1909–1913). Контр-адмирал (1909), вице-адмирал (1912). Начальник Главного морского штаба (1913–1914) и Морского генерального штаба (1914–1915). Начальник Морского штаба Верховного главнокомандующего (1916–1917). Адмирал (10.04.1916). В феврале 1917 г. отказался подписать обращение высших военачальников к императору Николаю II об отречении от престола. В эмиграции жил в Марокко, состоял председателем Всезарубежного объединения морских организаций и почетным председателем Общества офицеров Российского Императорского флота в Америке. Скончался в Касабланке 17 ноября 1956 г. http://militera.lib.ru/memo/russian/merkushov_va1/34.html.
[35] РГАВМФ, фонд 417, опись 1, дело 2486, лист 154 об.
[36] http://rjw.narod.ru/documents/30071903.htm
[37] РГАВМФ, фонд 417, опись 1, дело 2823, лист 89 об., 90.
[38] РГАВМФ, фонд 417, опись 1, дело 2823, лист 90 об.
[39] Грибовский В.Ю., Познахирев В.П. Вице-адмирал Рожественский. Санкт-Петербург, 1999, с.138—139.
[40] Дневник Куропаткина. Красный архив. II, с. 87. Цит. по: Романов Б.А. Дипломатическое развязывание русско-японской войны 1904-1905 гг.
[41] Большая политика европейских правительств, 1871-1914 гг., 19/1. N 5926. Цит. по: Романов Б.А. Дипломатическое развязывание русско-японской войны 1904-1905 гг.
[42] http://rjw.narod.ru/documents/17101903.htm
[43] http://rjw.narod.ru/documents/28111903.htm
[44] Витте Сергей Юльевич. Царствование Николая Второго. Том 1, главы 13 – 33. Берлин, Слово, 1922. С. 203
[45] Костенко справедливо отмечал: «Япония, будучи экономически слабейшей стороной и уступая России в целом по размеру вооруженных сил армии и флота, захватила инициативу нападения и первая начала военные действия. Свои шансы на успех в борьбе Япония строила на двух факторах: на непосредственной близости театра войны к ее владениям и на быстроте развития военных операций» (Костенко…стр.34).
[46] РГАВМФ, фонд 2, опись 1, дело 201, с. 1—5.
[47] РГАВМФ, фонд 417, опись 1, дело 2486, лист 176 об., 177.
[48] Великий князь Алексей Александрович, четвертый сын Александра II. Родился в 1850 году, умер в 1908-м. Носил титул генерал-адмирала российского флота, как член царской семьи курировал дела флота России. После поражения России в русско-японской войне вышел в отставку.
[49] Пьеса А.М. Федорова (русский поэт, драматург, прозаик).
[50] Дневник Николая II, 1904 год.
[51] РГАВМФ, фонд 417, опись 1, дело 2823, с. 106, 106 об.
[52] В рассказе Василия Шукшина «Чужие» великий князь выведен как крайне отрицательный русский типаж. Шукшин цитирует один из источников того времени: «Алексей с детства был назначен отцом своим, императором Александром Вторым, к службе по флоту и записан в морское училище. Но в классы он не ходил, а путался по разным театрикам и трактирчикам, в веселой компании французских актрис и танцовщиц… Сам Алексей ничего не смыслил в морском деле и совершенно не занимался своим ведомством. Пример его как начальника шел по флоту сверху вниз. Воровство и невежество офицеров росли с каждым годом, оставаясь совершенно безнаказанными».
[53] РГАВМФ, фонд 417, опись 1, дело 2823, с. 111.
[54] Там же.
[55] Спустя много лет Солженицын писал: «… ни император Николай II, ни окружавшие его высшие сановники начисто не понимали, насколько уязвимо международное положение России со стороны Запада…» (Солженицын А.И., 200 лет вместе, электронное издание на сайте bookz.ru, с. 18.)
[56] РГАВМФ, фонд 32, опись 1, дело 123, с. 87, 87 об.
[57] Витте Сергей Юльевич. Царствование Николая Второго. Том 1. Главы 13 — 33. С. 261,262
[58] Гурко, Черты и силуэты прошлого, Часть III Начало Русско-японской войны и попытка власти достичь примирения с общественностью (1904) Глава 1 Что породило Русско-японскую войнуhttp://www.historichka.ru/istoshniki/gurko/4.html
[59] Витте Сергей Юльевич. Царствование Николая Второго. Том 1, главы 13 – 33. Берлин, Слово, 1922, с. 249—250, 262.
[60] Костенко… стр.69
[61] Ныне город Вонсан.
[62] РГАВМФ, фонд 32, опись 1, дело 219, с. 4, 4 об.
