Отрывки из книги историка-японоведа, профессора, к.и.н. К.О. Саркисова
Почти 115 лет прошло с окончания русско-японской войны 1904 -1905 гг. Ее история, ее ход выглядят совершенно иначе, чем было до сих пор принято считать, − если основываться на свидетельствах очевидцев или прямых участников событий. И сейчас историки спорят, была ли эта война прямым поражением России, ведь военные действия велись не на территории Российского государства. Однако очевидно, что эта война не просто нанесла огромный урон престижу Российского государства и российской власти, но и направила по иному пути всю мировую историю, начиная с 20 века. Это касается не только Государства Российского, где после поражения в Русско-японской войне вспыхнула революция 1905 года, а последовавшие далее события, − главным образом, Революция 1917, − перевернули весь мир.
Итоги русско-японской войны коренным образом изменили всю геополитическую ситуацию в мире, выведя на поле новых сильных игроков. Отголоски этой войны мы видим во многих военных событиях и сражениях перед Второй мировой войной, в битве при Перл-Харборе и т.д. До сих пор существуют некоторые нерешенные проблемы и в российско-японских отношениях.
Великолепное исследование известного историка-японоведа, кандидата исторических наук Константина Оганесовича Саркисова «Путь к Цусиме» подробно анализирует события с совершенно неожиданного ракурса. Она ценна прежде всего обилием уникальных цитируемых документов – статей из газет того времени, телеграмм, и прежде всего, личных писем вице-адмирала Зиновия Петровича. Рожественского, командующего 2-й Тихоокеанской эскадрой. И, если дневники и воспоминания других очевидцев, пишет К.Саркисов,− «это взгляд на события с палубы корабля, то письма Рожественского — это взгляд с капитанского мостика главного действующего лица великого трагического подвига — похода 2-й Тихоокеанской эскадры к Цусиме».
Об авторе:
Саркисов Константин Оганесович − кандидат исторических наук, ведущий научный сотрудник Института востоковедения РАН, приглашенный исследователь университета Хосэй (Япония), почетный профессор университета Яманаси Гакуин (Япония).
С 1979 г. по 1983 г. − первый секретарь посольства СССР в Японии (представитель Института востоковедения АН СССР). По возвращении − руководитель отдела, затем Центра японских исследований ИВАН. С 1996 г по 2012 г. приглашенный профессор университета Хосэй, затем университета Яманаси Гакуин в префектуре Яманаси. Тема лекций на японском языке: международные отношения в Азиатско-тихоокеанском регионе.
Автор: «Япония и ООН» (1975 г.); «Путь к Цусиме. По неопубликованным письмам вице-адмирала З.П. Рожественского» (2010 г.); «Россия и Япония. Сто лет отношений. Очерки истории 1817-1917 гг. (2015 г.); «Япония и Советская Россия. Очерки истории 1917-1917 гг.» (2019 г.). Соавтор монографии «История внешней политики Японии 1868-2018 » (2019 г.) Многочисленные главы книг, статьи и очерки по внешней и внутренней политике Японии.
Сегодня мы начинаем публикацию на сайте глав из книги К. Саркисова «Путь к Цусиме. По неопубликованным письмам вице-адмирала З.П. Рожественского»
Предисловие автора к публикации
В этом году 5 сентября исполнится 115 лет со дня окончания русско-японской войны. Много воды утекло с тех пор. Сильно изменились Россия и Япония, да и мир стал совсем другим, но история этой войны по многим причинам вызывает интерес и сейчас. Ее называют иногда даже Нулевой мировой войной, мол, по масштабам военных действий, использованию современных видов оружия как на суше, так и на море, количеству войск и понесенным жертвам, числу стран, вовлеченных в круг геополитического соперничества, она была фактически первой мировой войной.[1] Ее считают и последней джентльменской войной, когда противники соблюдали некие принципы рыцарства, уважительного отношения к противнику.
Ее трагическим эпизодом был поход к театру военных действий Второй тихоокеанской эскадры во главе с вице-адмиралом Зиновием Петровичем Рожественским. Автору повезло встретиться с правнуком адмирала Зиновием Дмитриевичем Спечинским. Было это в 2004 году в Петербурге на крейсере «Аврора» на второй день международной конференции, посвященной 100-летию русско-японской войны. Японский университет Яманаси Гакуин, где автор работал в ту пору, вместе с Центральным военно-морским музеем министерства обороны РФ был ее спонсором. В работе конференции принимала участие и Хосака Мунэко, правнучка адмирала Того Хэйхатиро. На следующий год правнуки адмиралов − участники продолжения конференция в Японии. Было посещение японского военно-морского порта Ёкосука, где флагман адмирала Того «Микаса» закован в асфальт в отличие от «Авроры» все еще на плаву на Неве. В том же году автор сопровождал Зиновия Спечинского в поездке на Цусиму и в Сасэбо, военно-морском госпитале которого лечился адмирал. Он находится на территории военно-морской базы США. Здесь мы познакомились с одним еще правнуком адмирала от младшего сына, действующим офицером морских сил самообороны Японии.
Встреча с правнуком Рожественского была подарком судьбы. Благодаря ей в руки попали копии бесценных исторических документов − 33 письма адмирала в адрес его жены, написанные по пути долгого изнурительного похода эскадры из Ревеля (Таллинна) до Цусимы. Внимательное ознакомление с ними, как и с другими документами позволило взглянуть по-новому на факты, прийти к неожиданным выводам, не совпадающим со старыми, устоявшимися и ставшими даже хрестоматийными.
История – это нагромождение пластов времен и эпох. Один наслаивается на другой и чтобы докопаться до того, что случилось в реальности, нужно пройти все эти слои, которые имеют порой эффект кривого зеркала. Из наук, причастных к истории, археология может похвастать тем, что занимается только вещественными доказательствами, реальными предметами, найденными в земле. В исторической науке в «почве» много мусора. Наряду с фактами − домыслы, слухи, стереотипы разных эпох, «плоские» изображения прошлого, ложь в угоду политическим интересам.
В исторической науке наиболее важной задачей является поиск первопричин крупных эпохальных явлений. Здраво рассуждая, история развивается, движимая объективными факторами, а роль субъективных вторична. Но нередко, наталкиваясь на случайное или субъективное, история начинает течь по другому руслу. Возможно в том же направлении, но все же по другому руслу. Объективное столкновение интересов двух империй, России и Японии, на просторах цинского Китая, раздираемого на части европейскими державами, было первопричиной русско-японской войны. Эту истину вряд ли можно оспаривать. Но умозаключение, что именно поэтому война была неизбежной, можно оспаривать. В ее возникновении огромную роль сыграли факторы субъективные. Они же не дали возможности добиться взаимоприемлемого компромисса, который реально существовал.
Среди этих причин тоже были реальные и кажущиеся, и даже ложные. К разряду таких ложных относится мнение, что одной из причин войны была стойкая неприязнь русского царя Николая Второго к Японии после покушения на него, совершенного в мае 1891 году в японском местечке Оцу, неподалеку от древней столицы Киото. Информация, почерпнутая из прессы и документов тех лет, рисует иную картину.
«Цусима» считалась «позором» флота и того, кто вел его вначале в Порт-Артур, потом после падения крепости, во Владивосток. Если это так, то непонятно почему по возвращении из плена адмирала восстановили на его прежней высшей должности. «Адмирал Рожественский приезжает в Петербург 1-го декабря и вступит в исполнение своих прежних обязанностей − начальника главного морского штаба. С возвращением Рожественского начнется выработка программы и мер для реформы и возрождения флота.», так 23 (10) ноября 1905 г. сообщало «Русское слово» . Но очень скоро из-за шума тогдашней революционной прессы адмирал уходит в отставку. На организованном позднее суде он не обвиняемый, так как попал в плен в бессознательном состоянии. Но выступая свидетелем требует оправдания своих товарищей и суда над ним.
Предлагаемая книга тоже, наверняка, не лишена традиционных пороков. Но автор надеется, что его книга поможет читателю через «человеческий фактор» увидеть историю стереоскопичнее.
Инцидент в Оцу
Японию в мае 1891 года по приглашению императора Мэйдзи посетил русский престолонаследник, будущий царь Николай Александрович. До злополучного инцидента в Оцу, где на наследника было совершено покушение, Николая встречали с искренним радушием и гостеприимством.
Вначале было посещение Нагасаки. Оно очень подробно и живо описано в газете «Московские ведомости». Можно составить полное представление о радушии приема и настроении цесаревича.
«Трудно было выбрать более подходящее и удобное место (для продолжительной стоянки большой эскадры во время говения), чем Нагасакская бухта…Нечего и говорить, что Японцы со всеми почестями встретили эскадру Наследника Цесаревича. Здесь уже более 30 лет жители привыкли и привязались к русским…
… В течение недели Августейший Путешественник неоднократно ездил на берег, сохраняя, насколько возможно, инкогнито, и успел хорошо ознакомиться с Нагасаки. Из экскурсий в сторону от самого города была совершена только одна – в соседнюю с ними деревню Иносу. Где жители свыклись и сдружились с Русскими (и притом исключительно с ними) с конца пятидесятых годов, когда здесь несколько месяцев стоял фрегат «Аскольд» (под командой Унковского), когда и командир, и офицеры, и около шестисот нижних чинов жили на берегу, имея центром буддийскую кумирню Госидзи (храм доброго разумения). С тех пор русское имя, русская речь стали настолько знакомы и дороги Инасе, что в английских книгах про Японию о названной деревне отзываются как о «Russian settlement», «Russian village». Среди добродушных местных жителей наши чувствуют себя как дома.
Наследник Цесаревич посетил здесь кладбище, где покоятся десятки наших моряков. Надмогильные плиты многих матросов, по форме и характеру не отличаются от тех, что покрывают иных лиц из их начальства…
За последним жилищем поименованных на надгробных плитах, давно уже старательно смотрит бонза Окамура, живущий с тремя другими буддийскими духовными при кумирне Госиндзи. Его Императорское Высочество осчастливил его Своим посещением, запросто пил у него чай, обошел прилежащий языческий храм с небольшим числом предметов культа…
Бонза Окамура по уходе Наследника Цесаревича, завернул поданное Ему сиденье в покрывало, чтобы впредь никто не коснулся этой драгоценности. За раденье о нашем кладбище Его Императорское Высочество пожаловал счастливому бонзе Свой портрет.
Японцы постоянно являлись на «Память Азова»[2], прося принять от них в знак милости какие-нибудь вещи своеобразного местного характера: тонкую черепаховую работу, шитье, художественно разрисованные ширмы, искусно сделанные модели судов старого (несуществующего) и современного типа, замечательно хорошо исполненные фотографии (иные изящно раскрашены), фрукты в сахаре (туземного приготовления), и т.д. Все это подносилось с замечательною простотой и искренностью, как дар Русскому Престолонаследнику; видимо Японцы имели лучшие представления о нас и о намерениях нашего правительства, которое в трудную для Японии переходную эпоху пятидесятых и шестидесятых годов не относилось к стране с такою же суровостью, как Западная Европа и Американцы.
… Утром 22 апреля, японские военные суда и вообще береговая линия у города пышно расцветилась флагами и принц Арисугава торжественно прибыл с блестящею свитой сделать официальный визит Наследнику Цесаревичу, а вскоре вслед за тем Его Императорское Высочество, в свою очередь, под гром салютов, отправился на завтрак, в дом нагасакского правителя Накано, к принцу Арисугава.
Дождливая погода не помешала собраться на всем расстоянии сюда от пристани чуть ли не целому городскому населению, − правда под зонтиками, но в праздничном одеянии. Желанный в Нагасаки Гость с принцем Георгием Греческим и свитой, на берегу сел в дзинрикишу (туземные крытые колясочки), которые один человек везет, а другой подталкивает. Бесконечными шпалерами на пути стояли жители обоего пола и всякого возраста, солдаты, ученики – пред разукрашенными домами. Хор военной музыки заиграл при въезде на холм, где находится губернаторский дом.
Там ждали художники, севшие тотчас же на пол и быстро показавшие Наследнику Цесаревичу свое искусство.
В комнате чисто японского характера подан был туземный обед. Приглашенные сидели на полу, на подушках, имея перед собою маленькие столики, на которых постоянно ставили лакированные чашечки с разнообразною пищей. Его Императорскому Высочеству подносились разные изящно сделанные фигуры, в виде украшения стола. Служившие за ним, стоя на коленях, низко кланялись, при перемене блюд .[3]
В Кагосима, куда после Нагасаки вошла эскадра цесаревича, его приветствовал могущественный феодальный клан Симадзу, один из тех, кто совершил революцию Мэйдзи. В честь Николая Александровича глава клана Симадзу Тадаёси устроил парадное шествие самураев клана. Впереди колонны воинов, одетых в традиционные доспехи, шел его сын шестилетний Тадасигэ, также облаченный в воинские доспехи. Кагосима показался цесаревичу милым, аккуратным городком с вежливым, добросердечным населением, а Тадаёси − энергичным человеком, бережно относящимся к старине.
Будущий император был настолько тронут вниманием, оказанным ему в Кагосима, что 1892 году из Петербурга были доставлены грамота, за подписью его отца − царя Александра III, о награждении Тадаёси орденами Александра Невского и Белого Орла и сами награды. Орден Александра Невского – очень высокая награда. В иерархии российских орденов он на четвертом месте. Он учрежден Петром Первым. В числе награжденных – все российские императоры, иностранные монархи. Орден Белого Орла следует за ним. Им нередко награждали вместе с орденом Александра Невского.
Слева − орден Белого Орла, справа − орден Александра Невского[4]
Спустя четыре года в дни своей коронации в Москве Николай Второй упоминает о подарках из Японии, в том числе от японского императора и от «друга Сацума» (так в то время, да и сейчас порой называют город и префектуру Кагосимы, и царь называет так и главу клана Симадзу): «Утро было довольно занятое, так как у меня были четыре министра с докладами с 10 1/4 до часа. Завтракали у Аликс с Генрихом и Фридрихом-Августом Ольденбургским. Жара стояла поразительная! В 2 1/2 простились с Алиарди — нунцием папским. Осмотрели наскоро Оружейную палату, в нижних залах которой японский принц Фушими поднес нам замечательно красивые подарки от императора и моего друга Сацума».[5]
Пребывание цесаревича было настолько приятным и безоблачным, что сообщение «Рейтер», оповестившего мир о покушении на цесаревича, воспринималось как гром среди ясного неба. Газета «Санкт-Петербургские ведомости» так описывала произошедшее:.
ЛОНДОН, 1/(13)мая, среда (телеграмма «Агентства Рейтера»)
В полученной сегодня телеграмме из Иокогама сообщается, что покушение на жизнь Наследника Цесаревича совершено близ Киото полицейским служителем из туземцев. Рана нанесена в череп и несерьезна. Как только известие о покушении пришло в японскую столицу, микадо тотчас же выехал из Токио. …Наследник Цесаревич ездил в Отсу для осмотра красот этого знаменитого места гуляний, расположенного на Бива-Уми, в шести милях от Киото. Виновник покушения – японец родом, по имени Туда-Санцо[6]; он состоял полицейским служителем, Наследника Цесаревича он ударил саблею по голове. Что злоумышленник имел целью убийство, в этом нельзя сомневаться; но вероятно, благодаря тому, что шляпа Наследника Цесаревича была толста и крепка – рана оказалась, к счастию, относительно легкою. Говорят, что она представляет собою царапину, сделанную саблею на лбу и не имеет серьезного характера. Нет надобности говорить, что микадо и его министры глубоко потрясены этим позорным покушением на желанного и глубокопочитаемого гостя. Поскольку событие это касается общего настроения японского народа, оно является крайне прискорбной случайностью. Полагают, что злоумышленник – сумасшедший; вероятно, он был выведен из себя вследствие какой-нибудь испытанной им несправедливости и был вызван на злодеяние случайным присутствием высокой особы. Микадо и министры поспешно отправились в Киото, чтобы выразить сожаление и сочувствие по поводу случившегося. Можно сказать заранее, что Наследник Цесаревич несмотря на тягостый случай, все-таки не вынесет из своего пребывания в Японии неприятного впечатления относительно японского радушия.[7]
И в России поначалу воспринимали инцидент как несчастный случай на фоне очень сердечного приема российского престолонаследника как со стороны простых японцев, так и высших слоев общества, включая императора.
Министр императорского двора граф Воронцов-Дашков сообщал 1 мая 1891 года: «Наследник Цесаревич совершенно здоров, чувствует себя отлично, и после двух дней, проведенных в Киото, вернулся сегодня на «Память Азова». Его Величество Император Японский, в сопровождении принцев и высших сановников посетил сегодня утром великого князя в Киото, и сопутствовал его императорскому высочеству до пристани в Кобе. Все власти и японский народ в высшей степени возмущены и опечалены посягательством на жизнь Наследника русского престола».[8]
«Journal de St-Petersbоurg» писал: «…Продолжая свою поездку по Востоку, ознаменованную проявлениями всеобщих сердечных и почтительнейших симпатий, его императорское Высочество Наследник Цесаревич посетил и Японию, и в одном из городов этой страны, оказавшей Наследнику русского престола такой горячий прием, августейший путешественник подвергся чудовищному покушению, мотивы которого в точности неизвестны, которое приходится приписать или сумасшествию или фанатизму… По нашим сведениям, известие произвело в Японии, как среди правительства, так и среди народа, потрясающее впечатление и ввергло многих в отчаяние. Император выехал немедленно из Токио в Киото, место пребывания Наследника Цесаревича. Еще раньше туда прибыли министры иностранных и внутренних дел»[9].
Только с течением времени в российской печати появляются критические замечания в адрес японского правительства, допустившего покушение. Инцидент рассматривается как проявление ксенофобии, с которой не в силах справиться правительство. Но в этой критичности можно найти признание того, что страна встречала русского цесаревича с максимальной доброжелательностью и сердечностью. А «Санкт-Петербургские ведомости» писали, что японское правительство и император рассчитывали, что визит Николая поможет переломить общественное мнение в пользу большей открытости:
Благодаря трагическому случаю в Отсу [Оцу] с его высочеством Наследником Цесаревичем, взоры всех обратились в настоящий момент на далекую Японию. Внутреннее политическое положение в стране и борьба партий, после первой парламентской сессии, раскрывают нам отчасти внутренние неурядицы Японии, бьющейся над приобщением азиатского населения к общеевропейскому культурному источнику …Японское правительство … не сумело оградить безопасность своего высокого гостя. … Удастся ли виконту Аоки справиться с фанатизмом массы или ослабить враждебное европейцам течение в Японии, это покажет будущее … Многие рассчитывали, что с прибытием Наследника русского престола в Японию, положение в стране изменится. Действительно, и правительство, и народ готовились встретить торжественно, горячо и шумно своего царственного гостя. Для приема его императорского высочества были приготовлены великолепные апартаменты во дворце принца Арисугава, дяди микадо. Население встречало повсюду августейшего путешественника с искренними симпатиями. Но преступная рука нарушила радость пребывания в прекрасной стране русского Наследника Цесаревича».[10]
Детальное описание инцидента в «Московских ведомостях» в июле 1991 года убеждает в том, что инцидент не оставил тяжелого впечатления и чувства злобы в сердце цесаревича. О беспрецедентности приема говорит такая фраза: «Двухсоттысячная толпа народа почтительно преклонилась перед Цесаревичем, который проехал в джинрикше (ручная коляска) по всему городу, разукрашенному русскими, греческими[11] и японскими флагами, арками из цветов и разноцветными фонарями».
Прибыв на фрегате 27 апреля (9 мая) в Кобэ, где Его Императорскому высочеству была приготовлена торжественная встреча, Наследник Цесаревич отправился к вечеру по железной дороге в экстренном поезде, в древнюю столицу Японии – Киото. На пути протяжением 2 1/4 часа, народонаселение города и деревень и провинциальные и городские школы, расставленные шпалерами вдоль полотна дороги, восторженно приветствовали проходивший поезд криками и пением «Многолетия Русскому наследнику». В Киото ожидали Его Высочество новые овации. Двухсоттысячная толпа народа почтительно преклонилась перед Цесаревичем, который проехал в джинрикше (ручная коляска) по всему городу, разукрашенному русскими, греческими и японскими флагами, арками из цветов и разноцветными фонарями. На следующий день, осмотрев достопримечательности города, среди несметной толпы народа, Его Высочество изволил принять на военном плацу, пред императорским дворцом, всех членов городской думы, которые через губернатора (он же и голова) поднесли ему адрес. На приветствие думы Наследник Цесаревич, отвечал краткой благодарственною речью.
Поутру рокового дня, 29 апреля (11 мая) Его Высочество в сопровождении принцев, обеих свит, русского посланника и киотоского губернатора выехал в ручной колясочке в близлежащий на озере Бива город Оцу. На всем протяжении пути (1 1/2 часа) были расставлены полицейские, а при въезде в Оцу также и высланные для этого случая из Осаки и Сига полтора батальона пехоты. После прогулки на маленьком пароходе по озеру Бива, все отправились в губернаторский дом, где был сервирован завтрак. Во время завтрака Наследник Цесаревич говорил о радушной народной встрече как в Киото, так и в самом Оцу, и в теплых выражениях благодарил местного губернатора за все его любезности.
В 1 час.20 мин. Его Императорское Высочество выехал из губернаторского дома, направляясь по тем же улицам города в Киото.
Джинрикши ехали в следующем порядке: впереди местный полицеймейстер и за ним один из японских церемониймейстеров, затем на расстоянии 30-40 шагов ехал Наследник Цесаревич в ручной колясочке, запряженной одним возницей с двумя другими подталкивавшими джинрикшу с обеих сторон сзади. Непосредственно за Его Высочеством ехал принц Георг Греческий, тотчас за которым следовал в джинрикше же, принц Арисугава и сзади лейбегерь императора, высланный с самого начала путешествия его величеством с приказанием находиться постоянно при Наследнике Цесаревиче. Нумером 5-м ехал русский посланник, а за ним князь Барятинский и прочие лица, как русской, так и японской свиты, а также местные власти. Улица была узкая, шагов восемь и кортеж, состоявший, приблизительно из 50 джинрикишей, тянулся вереницей безо всяких промежутков, проходя рысцой между двумя рядами полицейских, расставленных по обе стороны на всем пути, в расстоянии 8-10 шагов один от другого.
Злодей Санзо Цудо [Сандзо Цуда]стоял между охранителями безопасности Августейшего гостя Японии. Еще поутру он находился на том же месте, но пропустил мимо себя вероятно уже намеченную им жертву, не подавая, как выяснилось впоследствии, ни малейших признаков какого-нибудь преступного намерения. Он знал, что Наследник Цесаревич имел проследовать вторично прежним путем. Лишь только джинирикиша Его Высочества проехала мимо него, он выскочил из рядов и, обнажив саблю, нанес сперва, несколько сзади между джинирикишой и правым возницей, с размаху и держа саблю обеими руками, удар по голове Цесаревича, который обернувшись и видя что злодей замахивается второй раз, выскочил из коляски на левую сторону улицы. В то же мгновение принц Георг соскочил со своей джинирикиши и ударил злодея сзади бамбуковой тросточкой по голове, между тем как главный (оглобельный) возница ЕВ [12], с редким хладнокровием и мужеством бросился под ноги полицейского и, схватив их обеими руками, повалил его на землю. Подскочивший же возница принца Георгия, видя что при падении злодей выронил саблю, поднял ее и двумя ударами по шее и по спине привел его в бесчувственное состояние и в невозможность встать на ноги.
Все вышеизложенное произошло не более как в 15 или 20 сек., так что кинувшиеся со всех сторон полицейские успели схватить злодея только тогда, когда он уже лежал на земле.
Первые слова Его Высочества, когда его усадили на скамейку соседнего дома были: «Это ничего, только, чтобы японцы не подумали, что это происшествие может чем-либо изменить Мои чувства к ним и признательность Мою за их радушие». Те же самые слова были повторены Цесаревичем тотчас же Принцу Арисугава, подбежавшему к Нему несколько секунд спустя.
Тут же подошел доктор Рамбах[13] и сделал Его Высочеству крепкую перевязку. Во время этой перевязки Цесаревич приветливо разговаривал о случившемся с пораженными ужасом и донельзя расстроенными лицами обеих свит.
Между тем посланник наш, перешедший через улицу, чтобы видеть изверга совершившего преступление, нашел его в доме, где его вязали два полицейские. «Никогда не забуду, − говорит Д.Е. Шевич, − зверского выражения его лица когда скаля зубы он отвечал на мой вопрос что он «самурай» (дворянин феодального строя). Глубокая неукротимая ненависть пылала в его глазах, пока он смотрел на меня».
Наследника Цесаревича повезли назад в губернаторский дом. Он разговаривал как ни в чем не бывало. Народ с благоговением преклоняясь, удивлялся Его спокойствию и улыбающемуся лицу. В доме губернатора была сделана новая перевязка и в то же время был заказан экстренный поезд, для доставления ЕВ из Оцу в Киото. С трудом возможно было убедить Цесаревича прилечь на кушетку, настолько чувствовал он себя бодрым и полным жизни. Хотя самочувствие Его Высочества и подавало надежду на то, что рана его не представляла опасности, тем не менее, вполне успокоительные сведения могли быть получены только по приезде в Киото и после того как выписанные с эскадры доктора сделали к вечеру вторую перевязку и положительно заявили о полной безопасности полученной Его Высочеством раны в том виде в каком она представлялась.
Между тем поутру, 30 апреля (12 мая), т.е. на следующий день после покушения, было получено официальное извещение, что Император Японии выехал из Токио и будет в тот же вечер в Киото.
В 11 часов вечера приехал император, и посланник наш, по приказанию Наследника Цесаревича, отправился в полной парадной форме на вокзал встречать его величество. Император принял посланника в отдельной комнате. Он был крайне взволнован, голос его дрожал. Его Величество выразил сперва свою «несказанную радость» по поводу того, что рана Цесаревича оказывается неопасною, и желание свое, чтобы Государь Император и Государыня Императрица были «безостановочно» извещаемы о состоянии Его Высочества. Затем Император сказал, что лично для него минута эта была «величайшею печалью его жизни». Далее он выразил желание немедленно повидаться с Наследником Цесаревичем, и на замечание посланника, что Его Высочество уже вероятно лег в постель, сказал, что на следующее утро навестит Его Высочество. В конце аудиенции Император сообщил о твердом намерении своем остаться в Киото до выздоровления Цесаревича.
На следующее утро Император приехал в гостиницу, где Наследник Цесаревич принял Его Величество в своей спальне. Свидание продолжалось 20 мин. и имело задушевный характер.
Как скоро было решено перевести Наследника Цесаревича на русскую эскадру, ровно в 4 часа пополудни Император прибыл снова в гостиницу за Его Высочеством, который ожидал его у входа. Выйдя из кареты, Император пригласил Наследника Цесаревича сесть, настояв на том, чтобы Его Высочество занял в экипаже почетное место по правую руку. Принц Георг и Принц Арисугава сели на переднее сиденье. Во время переезда по железной дороге из Киото в Кобэ в Императорский вагон поместились с Высочайшими Особами князь Барятинский и наш посланник.
…В Кобе ожидала Императора придворная карета, в которой его величество довез своего Августейшего гостя до пристани. В 7 часов вечера Наследник Цесаревич вступил на палубу фрегата «Память Азова», где Он был встречен восторженными и несмолкаемыми «Ура», собравшихся там всех офицеров эскадры и команды.
С 1(13 мая) Его Императорское Высочество в полном здравии и спокойствии пребывал на фрегате. Когда же Государю Императору угодно было 4(16) числа выразить желание чтобы Е.В. отправился прямо во Владивосток, Н.Ц. тотчас же уведомил в Киото по телеграфу Императора Японии о предстоящем уходе Своем 7(19)мая, прибавив, что сердечно сожалеет, что Ему не пришлось побывать в Токио и представиться Императрице. Император отвечал на следующий день также телеграммой и, вместе с тем, через своего вице-обер-церемониймейстера, приехавшего на фрегат от Его имени, просил Наследника Цесаревича пожаловать в день ухода завтракать к Его величеству в императорский павильон на самой пристани в Кобе. Наследник Цесаревич принял приглашение Императора. Однако к вечеру доктора узнав о намерении Цесаревича и опасаясь за его здоровье (наступал 7 день после получения раны), категорически воспротивились съезду на берег.
Его Высочество изволил вследствие этого телеграфировать императору, приглашая его на фрегат и присовокупляя, что Он искренно сожалел бы, если бы Ему суждено было покинуть Японию, не простившись с Его Величеством.
На следующий день, 7(19) мая, в 12 1/2 часов, император Японии, в сопровождении принцев Арисугава старшего и Китасиракава, обер-гофмаршала, министра двора и двух адъютантов, приехали на фрегат «Память Азова»… Японский императорский штандарт был поднят на грот-мачте возле флага Наследника Цесаревича. Его Императорское Высочество, в ленте ордена «Астры», окруженный лицами свиты и адмиралами, также надевшими японские ордена, пожалованные им всем накануне, встречал Императора у трапа и проследовал с ним, при звуках японского гимна, в покои Его Высочества.
Состоявшийся затем завтрак имел весьма задушевный характер. Во время завтрака Наследник Цесаревич пил за здоровье императора и императрицы Японии, на что гость Его Высочества отвечал тостом за Государя Императора и Государыню Императрицу. По окончании завтрака, Высочайшие Особы распрощались самым сердечным образом, и император съехал с фрегата.
В исход 5 часа этого же дня эскадра наша снялась с якоря и направилась через внутреннее море во Владивосток.
После подробного описания самого события газета пыталась анализировать причины покушения, и приходила к выводу, что это фанатизм одиночки. При этом она вновь подчеркивает беспрецедентное радушие приема японцами иностранного гостя: «Торжественная встреча, оказанная в Японии, в совершенно исключительной форме, русскому Цесаревичу, которому повсюду отдавались императорские почести, а главное овационный характер приема Августейшего Гостя самим народом в течение всего путешествия давно уже мутили закоренелого “самурая”».
Первый вопрос, вытекающий из события 29 апреля, – что могло побудить злоумышленника совершить такое ужасное преступление?
Одна ненависть к чужеземцам казалась бы недостаточною причиной, для того чтобы Санзо Цуда решился на подобный отчаянный шаг, тем более что для него не было недостатка в случаях удовлетворить свои кровавые инстинкты, т.к. Оцу и озеро Бива ежедневно посещаются многочисленными иностранными туристами. С другой стороны, допустить чтобы мотивом преступления явилась ненависть к Русским − положительно невозможно уже по тому одному, что подобной ненависти в Японии не существует. Россия никогда не делала вреда Японии, не пользовалась ее некоторою финансовою расточительностью для своих выгод, а напротив, всегда бескорыстно поддерживала ее законные требования. Русские, можно смело сказать, менее всех вызывают недовольство японцев, во-первых, по своей малочисленности, а также по особенным качествам отличающих их от других наций; например: моряки наши в высшей степени популярны в японских портах, потому что они щедры и обходительны с туземцами. Надо еще прибавить что, за исключением некоторых, весьма редких газетных статей, ни одна местная газета не отнеслась к ожидаемому событию приезда Его Императорского Высочества Наследника Цесаревича иначе, как вполне сочувственно, следовательно, не возбужденный газетными толками бросился злодей на Цесаревича.
Тут мы имеем дело с единичным явлением, а такое мнение подкрепляется тем фактом, что из дознания явствует что у преступника не было ни одного сообщника…
Торжественная встреча, оказанная в Японии, в совершенно исключительной форме, русскому Цесаревичу, которому повсюду отдавались императорские почести, а главное овационный характер приема Августейшего Гостя самим народом в течение всего путешествия давно уже мутили закоренелого «самурая», вспоминавшего к тому же, как в его юные годы, этот самый народ питал к чужеземцам чувства глубокой ненависти.
Восторженный прием в Киото, древней столице Японии, всегда отличавшейся антииностранным фанатизмом, довершил дело озлобления в душе преступника. Он не мог перенести рассказов о народном приветствии в Киото, о том что в императорском саду, старые и молодые «куге» (члены родственных императору семейств), в старинных облачениях, представляли пред Наследником Цесаревичем древнюю игру в мяч, доступную до сих пор только взорам одного императора; адрес киотоских граждан, торжественно прочитанный и врученный Его Высочеству городским головой,− все это остервенило мрачного аскета, и когда он, поутру рокового дня, выстраивался в рядах своих товарищей, предназначенных для охранения Особы Августейшего Путешественника, он, надо полагать, уже принял свое гнусное решение.
Вот настоящее, и по нашему убеждению, единственно логичное объяснение преступления 29 апреля. Старые и опытные японцы соглашаются вполне с этими предположениями, да и из самого допроса злодея явствует что осязательных и непосредственно побудительных причин злодеяния, кроме его общего психического состояния не имеется.
Обращаемся теперь к впечатлению, произведенному в самой Японии преступным покушением 29 апреля.
При первом известии об этом злодейском преступлении взрыв негодования разразившийся в стране был всеобщий и неудержимый. Можно сказать, что нет города, селения, общества или учреждения, от которых не поступило бы в Киото и Кобе, за время пребывания там Наследника Цесаревича, какого-нибудь заявления ужаса и омерзения по поводу совершившегося преступления. Адресы, письма, телеграммы и посещения считывались тысячами, и наскоро учрежденная в Киото канцелярия для принятия заявлений не успевала заносить их в списки, несмотря на лихорадочную деятельность днем и ночью, 25 чиновников, из которых она была составлена. Князь Барятинский и наш посланник получили за 3 дня несколько тысяч телеграмм. По приблизительному расчету японского министерства двора, всех заявлений по 7(19) мая поступило 24 тысячи. Кроме того, в Киото и Кобе почти ежечасно являлись депутации даже из самых отдаленных губерний, приносившие адресы и подарки Наследнику Цесаревичу. В день рождения Его Высочества три парохода, нагруженные самыми разнообразными подношениями из которых многие весьма ценные вышли из Осака и став пред фрегатом Его Величества высадили депутацию, которая просила о милостивом принятии посильных приношений осакских коммерсантов. К вечеру палуба «Память Азова» была буквально завалена художественными произведениями, сельскими продуктами, лакомствами и т.п. Эта наивная, но, вместе с тем, сердечная демонстрация весьма тронула Его Высочество.
Со стороны японского духовенства и учащейся молодежи также не было недостатка в сочувственных изъявлениях. По всей Японии бонзы и синтоистские жрецы совершали публичные моления за выздоровление «Русского Цесаревича», депутации же и адресы от университета и всех школ Японии выражали свое негодование, а также и пожелания скорого выздоровления Его Высочества.
В некоторых случаях народное негодование принимало совершенно особенный характер. Так в провинции Мие, родине злоумышленника Санзо Цуда, провинциальное собрание единогласно решило, что никто из жителей не будет впредь носить этих имен, т.к. они останутся на вечные времена предметом всеобщего омерзения.[14]
Итак, по свидетельству русского источника первыми словами Николая после покушения были: «Это ничего, только, чтобы японцы не подумали, что это происшествие может чем-либо изменить Мои чувства к ним и признательность Мою за их радушие».
Приведенные слова − не плод фантазии журналиста. О тех же словах свидетельствует сопровождавший царя князь Эспер Ухтомский[15]: «…первыми словами цесаревича были: “Это ничего, только бы японцы не подумали, что это происшествие может как-либо изменить мои чувства к ним и признательность мою за их радушие”» [16]. А в лаконичном письме в адрес императора Александра III руководитель экспедиции генерал-майор свиты князь Владимир Анатольевич Барятинский, описывая инцидент, особо отмечает этот момент: «В отношении совершенно растерявшихся Японцев, Цесаревич выказал удивительную доброту; он сейчас же сказал Принцу Арисугава: «Прошу вас ни минуты не думайте, что это происшествие может испортить хорошее впечатление, произведенное на меня радушным приемом, встреченным мною всюду в Японии». У всех были слезы на глазах!»[17]
«С момента получения ранения и во все время пути Государь Наследник Цесаревич находился в хорошем состоянии сил, настроении духа и в полном сознании», − отмечалось в медицинском заключении группы русских военных врачей, оказавших первую помощь цесаревичу[18].
Наконец, и сама жертва инцидента − цесаревич Николай записывает в своем дневнике 29 апреля 1891 года[19] : «Мне пришлось всех успокаивать и подольше оставаться на ногах. Рамбах (доктор) сделал первую перевязку и, главное, остановил кровь. Народ на улицах меня тронул: большинство становилось на колени и поднимало руки в знак сожаления» [20].
В дневнике 4 мая 1991 года цесаревич подводит итог своему посещению Японии:» Странно сказать, что не без грусти оставляю эту любопытную страну, в которой мне все понравилось с самого начала, так что даже происшествие 29 апреля не оставило и следа горечи или неприятного чувства»[21].
Инцидент в Оцу произошел в тот период, когда Япония выглядела «туземной» страной, только освободившейся от феодализма, слабой и беззащитной. Но у России не было территориальных амбиций в отношении Японии. Страна рассматривалась как вполне самостоятельная и способная управлять собой. Ни у кого поэтому не возникало желания подчинить ее себе, превратить в колонию.
Другое дело – ее соседи Китай и Корея, которые становятся предметом алчного соперничества европейских держав (включая Россию), США и Японии. И эти противоречия обострились позднее, после японо-китайской войны 1894−95 годов.
Продолжение следует
[1] «Русско-японская война в контексте мировой истории: Самая первая мировая война», Джон Стейнбек, Брус Меннинг, Давид Шиммельпеник, Ван дер Ор, Давид Вольф, Синдзи Иокотэ – редакторы, Бостон, Бриль 2005
[2] «Память Азова» — крейсер, на котором цесаревич посетил Японию и на котором он находился в продолжение всего своего визита. В состав эскадры входили еще три корабля.
[3] Московские ведомости, 30 июля 1891 года, № 208, с. 4—5.
[4] Грамота и ордена ныне хранятся в музее клана Симадзу в Кагосима. Фото автора
[5] Дневник Николая Второго, 24-го мая 1896 года. http://www.rus-sky.com/history/library/diaris/1896.htm
[6] Такой была поначалу русская транскрипция имени покушавшегося Цуда Сандзо.
[7] Санкт-Петербургские ведомости, 2(14) мая1891 года, с.2.
[8] Санкт-Петербургские ведомости, 3(15) мая 1891 года, с.1.
[9] Там же.
[10] Санкт-Петербургские ведомости, 5(17) мая 1891 года, с.1.
[11] Присутствие греческих флагов объясняется тем, что российского престолонаследника сопровождал его родственник греческий принц Георг.
[12] Его Высочество.
[13] Рамбах Владимир Константинович — военно-морской врач.
[14] Московские ведомости, 23 июля 1891 года, с.2.
[15] Князь Ухтомский Эспер Эсперович (1861—1921) — ученый, путешественник, писатель, коллекционер, исследователь буддизма народов России.
[16] Ухтомский Э.Э. Путешествие на Восток Его Императорского Высочества Государя Наследника Цесаревича. 1890 — 1891. Т.1—3. Цит. по: Никитин С.А. «Японский городовой», www.searchfoundationinc.org/Reading-13.html
[17] «Родина», 2005 г., №10 ; «Источник» (приложение к «Родине») ,1994 г., №6.
[18] Никитин С.А. «Японский городовой», www.searchfoundationinc.org/Reading-13.html
[19] Даты приведены в старом летосчислении. Иногда фигурируют старое и новое.
[20] «Чудеса и приключения», №11, 2006.
[21] http://www.rosizo.ru/life/exhibitions/2002/japan-tsar.html
