Мы попросили Ефимова Михаила Борисовича написать для сайта ОРЯ серию коротких эссе о его жизни и творческом пути, а также о Японии. Публикуем очередное эссе автора.
«И летели наземь самураи…»
Люди моего поколения, то есть те, кому удалось сейчас доползти до возрастной категории «Долгожители», наверное, помнят, как ещё в тридцатые годы мы повседневно готовились к грядущей войне. Весь мир делился на «наших» и «ненаших», причём вторых было гораздо больше. Наша любимая родина была окружена врагами, которые всячески чинили нам козни. Но мы твердо знали, что всё равно всех одолеем и воевать будем на чужой территории.
Мы распевали патриотические песни, похожие на боевые марши. Очень популярны были тогда «Если завтра война», «Три танкиста», «Артиллеристы, Сталин дал приказ» и т. п. С каким упоением мы выводили: «И летели наземь самураи под напором стали и огня!». Авторами этой песни были молодые композиторы Дмитрий и Даниил Покрассы. Был у них и третий брат — Самуил, который в 20-е годы уехал в США. Его музыка к диснеевской «Белоснежки и семи гномам», а также к знаменитым «Трём мушкетёрам» стала классикой Голливуда.
Братья прославились многими песнями, которые распевала вся страна. «Три танкиста» была написана для фильма «Трактористы» и её впервые исполнил в нём знаменитый Николай Крючков. С экрана песня перешла на эстраду, концертные площадки и вошла практически во все дома.
Если судить по советской прессе предвоенных лет, самыми заклятыми нашими врагами после Адольфа Гитлера и его своры были японские милитаристы, которые угрожали нам на Дальнем Востоке. Они фигурировали не только в песнях, но и в театральных спектаклях и кинофильмах. Вспоминаются захватывавшие дух постановки типа «Падь серебряная» или ленты «Волочаевские дни» и «На границе». У нас с японскими самураями были старые счёты. Ещё не забыта была русско-японская война, подвиг «Варяга» и оборона Порт-Артура. Обида за прошлые поражения наслаивалась на всенародный гнев, вызванный вооружённой интервенцией в годы Гражданской войны и бесконечными провокациями на границе. Бдительные советские граждане постоянно разоблачали и ловили японских шпионов и диверсантов. Об этом писала пресса, говорило радио, показывали театр и кино.
Отец был штатным карикатуристом центральной газеты «Известия» и почти ежедневно в правом нижнем углу первой полосы публиковалась его карикатура преимущественно на международную тему. Очень часто от его пера доставалось и коварным самураям. Однажды он шутливо поведал мне и маме, что ему досталось от самого Сталина. По словам редактора газеты Вождь обратил внимание на то, что отец рисует японцев уродливыми карликами с огромными зубами. Это отнюдь не способствует разоблачению милитаристов, а только может задевать национальные чувства японского народа. С тех пор отец внешне изменил образ самурая — зубы у них стали нормальными.
Теперь о кинематографе.
Время, конечно, изрядно стёрло из памяти сюжеты и героев старых фильмов. Но некоторые сцены хорошо запомнились.
Например, в «Волочаевских днях», которые рассказывали о военной интервенции Японии в годы Гражданской войны, запомнился такой эпизод.
Отряд красных партизан заключил с японцами временное перемирие, но коварный враг решил им воспользоваться, чтобы захватить без боя важную высоту. Дело происходило зимой, и японцы поползли наверх по ледяной сопке. Но «наши» оказались хитрее: они стали делать большущие снежные шары и скатывали их на головы самураев. Кинозал ревел от восторга, глядя, как японцы кубарем летели с горы от валившихся на них шаров, на которых были выведены краской слова: «Накуси выкуси!».
В фильме «На границе» запомнились кадры, как командир японского отряда, захватившего полустанок на нашей территории, решил принять традиционное «фуро» прямо на вокзале. До сих пор вижу перед глазами надменную физиономию капитана Нумата, который с каменным лицом лежит рядом с паровозом в ванне с горячей водой, окружённый солдатами. Эту роль блистательно сыграл Юрий Лавров — будущий Народный артист СССР, а главное — отец Народного артиста СССР Кирилла Лаврова, корифея отечественного театра и кино. Так получилось, что в 50-х годах мы с женой познакомились, а потом подружились с Юрием Сергеевичем и его супругой Ольгой Васильевной. Они в те годы украшали сцену Киевского театра имени Леси Украинки, а мы, когда ездили в Киев, не раз останавливались в их уютной квартире на Крещатике во время их летних гастролей. Это была очень милая весёлая пара, а сам Лавров навсегда запомнился как удивительно добрый и остроумный человек. Многие годы между нами шла оживлённая переписка. Однажды, он в шутку прислал мне письмо, якобы написанное по-японски — стилизованные под иероглифы буквы спускались сверху вниз, справа налево. Много лет спустя, я по личной просьбе Кирилла Юрьевича передал все письма его отца в музей, который он создал в Санкт-Петербурге в память о своих предках (его дед Сергей Васильевич был выдающимся педагогом, создателем первого в России воспитательного дома для бедных).
Хотелось бы также отметить, что творческий путь Ю.Лаврова был отмечен премиями, почётными званиями и правительственными наградами. Но свой первый орден «Знак почёта» он получил как раз за роль японского офицера Нумата.
Что касается лично меня, то этот образ злодея-самурая на многие годы стал олицетворением типичного японца.
22 июня ровно в четыре утра
«…Киев бомбили, нам объявили, что началася война». Так под этот весёлый фокстротик наша страна начала смертельную схватку с Гитлером, который без объявления войны бросил на восток 170 дивизий, невиданную по тем временам армаду танков и тысячи самолётов.
За время своего относительно недолгого существования (около семидесяти лет) СССР участвовал во многих военных конфликтах. Наши ребята погибали в Африке и во Вьетнаме, в Корее и Афганистане, Финляндии и Испании и в других «горячих точках». Поводы были разные и нам не всегда считали нужным их объяснять. И лишь однажды поднялся весь народ, представители всех без исключения национальностей, населявших Советский Союз, чтобы защитить себя от полного уничтожения, сохранить свои очаги и своих близких. Немецкий фашизм объявил нам войну не на жизнь, а на смерть. Не случайно она получила название Отечественная по аналогии с войной против наполеоновского нашествия в 1812 году.
А ведь ещё за полтора года до её начала возникла надежда, что может всё обойдётся: Гитлер ограничится захватом Европы. Конечно, это был определённый шок, когда мы увидели в газете Сталина вместе с германским министром иностранных дел Риббентропом и улыбающегося фашистского фюрера рядом с Молотовым. А когда я прочитал, что Сталин вопреки всем канонам дипломатического протокола приехал на Белорусский вокзал проводить японского министра иностранных дел Ёсукэ Мацуока, то не поверил своим глазам. Ведь глава японского дипломатического ведомства отбывал в Берлин, с которым Токио уже был связан Антикоминтерновским пактом, направленным против СССР.
Но чуда не произошло. «22 июня ровно в четыре часа…». Вскоре вся страна запела духоподъёмное «Вставай, страна огромная, вставай на смертный бой! С фашистской силой тёмною, с проклятою ордой!» Началась война, которой ещё не знала история.
Как и большинство московских детей, летом 1941-го года меня вывезли в пионерский лагерь на Волге, а потом вместе с мамой, бабушкой и сестрой мы оказались в маленькой деревушке на Урале (отца перевели на казарменное положение и он остался в столице). Начались очень тяжёлые времена. Но даже в самые, казалось бы безнадёжные дни, мы, как и все, ни на миг не теряли веру в окончательную победу. Думаю, что именно это позволило нам всем выжить и разгромить врага.
Когда немцев отогнали от Москвы и фронт покатился на Запад, мы с мамой вернулись домой, и я продолжил учёбу в той же школе.
Честно говоря, учёба давалась с большим трудом. Голова была занята, в основном, событиями на фронте, а школьный двор манил футболом и другими спортивными занятиями. Неумолимо приближалось окончание первого полугодия и всё очевиднее становилась угроза трудного разговора с родителями по поводу низкой успеваемости. Ссылки на военное время не принимались.
Спасение пришло абсолютно случайно.
В один прекрасный день я с товарищами узнал, что при ВИИЯКА (Военный институт иностранных языков Красной армии) открывается новая школа, в старших классах которой будут преподавать иностранные языки для будущих переводчиков. Если не считать учебные отметки, то я вроде бы подходил по всем параметрам. Меня даже не смущало то обстоятельство, что школа находилась почти в часе езды от дома на метро и трамвае. Вскоре выяснилось, что никаких документов для перехода не требуется, и вся процедура ограничивалась кратким собеседованием. Так я стал учеником 8-го класса 411-й школы. Меня только спросили, какой язык я намерен изучать — английский или японский? Я быстро сообразил, что английский намного легче и выразил желание читать в подлиннике Марка Твена и Конан Дойля. Моё желание было учтено.
Всё бы так и закончилось, но…
Вечером того же дня мама рассказала Зое Михайловне (к этому времени она с сыном переехала в отдельную квартиру в новом доме на центральной московской улице — Горького), что я перешёл в особую школу и через пару лет стану свободно «спикать» по-английски. Эти слова были услышаны, и на следующий день Лёшка поехал в 411-ю школу, хоть и был круглым отличником. Естественно, его тут же приняли, но (опять это «но»!) поскольку английский класс был уже полностью укомплектован, его зачислили в японскую группу. Руководство школы, конечно, не могло предвидеть тех последствий, которые вызовет их недальновидное решение. Они даже не представляли, с каким ураганом они встретятся в лице Зои Михайловны.
Надо признать, что их сопротивление было недолгим. После жаркого объяснения в кабинете директора Лёшкина мама добилась, что моего друга перевели в тот же класс, где числился я. Уже после её победоносного возвращения домой школьное начальство решило восстановить баланс и перевело в японскую группу из английского класса последнего, кого туда зачислили. Им оказался я. На этом поставили жирную точку.
Так определилась вся моя последующая жизнь. Должен признаться, что сейчас, спустя семь с половиной десятилетий(!) я ни о чём не жалею и готов всё повторить с самого начала.
Продолжение следует
