Я не оригинальна в своих пристрастиях. Ее видимая легкость, ажурность, скрытая до поры сила поразили мое воображение, раз и навсегда.
В Токио продавались наборы: ручки с открытками. И там, и там, и там – виды Фудзи с гравюр Хокусая. Купила несколько и всем раздарила. Себе оставила ту, где великий символ Японии мал и далек, а на переднем плане, во весь свой гигантский рост, встает волна, протягивая «драконовы когти» к утлым лодчонкам.
Гравюра из серии «Тридцать шесть видов Фудзи» Кацусики Хокусая полюбилась мне давно. Когда полюбила, я еще не знала, что «Большая волна в Канагаве» (1832г) – самая известная из этой серии. И что копии ее есть в музеях мира – Метрополитен-музее, Британском музее, музее Виктории в Австралии и – в доме великого импрессиониста Клода Моне. И уж никак я не могла тогда знать, что кружевную пену Большой волны искусствоведы сравнивают с когтями «волны-убийцы».
Раньше эту огромную волну, нависшую над лодкой, считали цунами. Математический расчет показал, что это не набирающие силу у берега цунами, а та страшная волна, «волна-призрак», ужас моряков, которая может неожиданно возникнуть «ниоткуда» среди океана, подняться на страшную высоту и перевернуть судно. Если принять длину рыбацких лодок за 10-15 метров (на гравюре не сразу заметны наклонившиеся спины гребцов), можно высчитать высоту волны Хокусая — 12 метров.
Казалось бы, всё, конец – констатирует европейское искусствознание, здесь «люди бессильны перед разгулом стихий». Не так думают знатоки японского искусства. Как пишет ученый-востоковед Евгений Штейнер, «движение в картине идет справа налево. Соответственно, рыбачьи лодки… двигаются и внедряются в волну… а некоторые уже прошли ее насквозь». И рыбаки словно кланяются разбушевавшейся стихии и покровительствующим ей божествам.
Мы видим прямо перед собой еще одну рождающуюся волну, похожую на Главный вулкан в отдалении. Земная твердь и водное начало как бы меняются местами. Вода словно каменеет и превращается в твердь, твердь же мала, слаба и, осыпанная брызгами, словно исчезает в морской пучине. Согласно буддизму, мир — это постоянно меняющиеся сущности, колесо символизирует цикличность бытия, его бесконечный круговорот. На гравюре лодки и волны образуют дуги, есть в серии «Фудзи» и композиция с колесом. Конус Фудзиямы виднеется там через круг бадьи без дна («Равнина Фудзимигахара в провинции Овари»).
И не так, оказывается, страшна моя любимая Большая волна! А уж красива невероятно… Читала, что она не имеет равных по глубине замысла и эстетическому совершенству. Это самое известное произведение азиатского и уж точно японского искусства в мире. Любопытно, что первотолчок к «большой волне», импульс исходил из Европы и, преображенный, неузнанный, в нее и вернулся.
Заинтересовавшись биографией замечательного художника, я прочла, как внимательно он изучал европейского искусство, которое в XIX веке проникало в Японию чаще всего в виде голландских гравюр. Постигал линейную перспективу, цветовые контрасты… Хокусай использовал их по-своему. И родил шедевр, гравюру на дереве. Снежно-белую, как шапка Фудзиямы, глубоко синюю, как пучина океана. С крошечной Фудзи и гигантской волной.
Картина обязана своим изумительным синим цветом чернилам с химическим веществом. Поначалу контуры ее были тоже синие, потом стали черные. Необычно написанные работы Хокусая считали сначала «вульгарными». Теперь их называют национальным достоянием и хранят в Токийском национальном музее, а за старые оттиски Большой волны (никто не знает, где оригинал, копий же известно от 5 до 8 тысяч), коллекционеры платят сотни тысяч долларов.
Кацусика Хокусай был экстравагантен, как бывают экстравагантны гении. Он раз тридцать менял свой псевдоним (этот носил дольше всего), раз девяносто — место жительства (читала, что не любил убираться и жил в доме, пока там было возможно жить). Лучшую серию написал, когда ему уже было под семьдесят. А это его обращение к «человечеству»?
«Начиная с шести лет, у меня была мания рисовать всякие штуки. Когда мне исполнилось 50, я опубликовал проект Вселенной. Но все, что я сделал в 70, не заслуживает внимания. В 75 я кое-чему научился у природы, животных, растений, деревьев, птиц, рыб и насекомых. Вот когда мне будет 80, то увидите реальный прогресс. В 90 я углублюсь непосредственно в тайны жизни. В 100 лет я буду просто чудесным художником. В 110 я сотворю уже все, что смогу, а мои точки и линии получат новую жизнь».
Кацусика не дожил до 110 лет, но в тайну искусства ему удалось «углубиться». В Европе в его Большой Волне «утонул» весь французский импрессионизм. Иные искусствоведы утверждают, что без Хокусая его и вовсе не было б. Всемирная выставка в Париже 1867 года открыла миру всю дивную утонченность и красоту японского искусства. Клод Моне покупает 250 японских гравюр, 23 из них Хокусая! Стены его дома превращаются в сплошной живописный ковер. А что есть его знаменитая серия «Руанский собор», как не попытка рассмотреть культурный символ с разных точек в разное время дня, как это делал японский художник?..
Было много повторений образа Волны в разных вариантах. Известный, например, Камиллы Клодель. Для меня было открытием, что японскую Волну взял на вооружение стиль ар-нуво, теперь я хорошо различаю ее упругий силуэт даже в чугунной решетке роскошного «шехтелевского дома» в Саратове.
Когда выставку из Токио «Шедевры живописи и гравюры эпохи Эдо» впервые привезли в Москву, мы с подругой там , конечно, побывали. В музейном киоске продается с десяток различных предметов с этим брендом — пазлы, блокноты, магнитики, броши.
Она купила мне на выбор два пенала-косметички с видами Фудзи. На одной Главная гора Японии вставала торжественной громадой, и этот вид не менее знаменитый, чем Большая Волна. («Победный ветер. Ясный день» или «Красная Фудзи»). На второй моя «иссиня-синяя» Волна поднималась могучим валом над махонькой горкой у горизонта. Догадайтесь с трех попыток, какую картинку выбрала я?..
Так что дома у меня теперь Волна-ручка, Волна-открытка, Волна-пенал. А еще, превращенная в символ, Большая Волна есть, оказывается, в электронной почте и в соцсетях — в наборе эмодзи (смайлики).
Хоть я несколько часов очень старательно ходила по бесконечно длинным залам Токийского музея, «фудзийский цикл» Хокусая там не обнаружила. Слишком они бесконечны, эти залы. Но с 1957 года «Волна в Канагаве» — в собрании нашего ГМИИ. И там я ее увидела «живьем», среди драгоценных гравюр с родины художника.
Кстати, гравюру Хокусая сравнивают с «Девятым валом» Айвазовского, которым японцам когда-то показали в музее Фудзи, теперь его снова возили в Японию. Общее на картинах «волна-убийца», которая у нашего художника названа девятой, и, по поверьям моряков, обязательно появляется в шторм (древние греки считали, что это третья волна, римляне — что десятая).Но если моряки Айвазовского на своем обломке мачты, скорей всего, волну не переживут, то японские рыбаки, как мы выяснили, пройдут «сквозь нее». В молодости наш прославленный художник сам пережил такой шторм в Бискайском заливе: опубликовали сообщение, что и он якобы затонул вместе с судном.
А японцы, живущие среди морей, океанов, вулканов и цунами, со стихиями на ты. Видела телефильм: есть у них островок, где в год бывает до ста землетрясений. Ничего, сметут пепел метлой, каски наденут — и вперед, на работу и в школу. Такая поразительная стойкость…
На выставке эпохи Эдо мы долго рассматривали разные гравюры художника, который так часто менял имена. А также работы других замечательных японских мастеров, посвященных борцам сумо, красавицам, торговцам. Но Хокусай, Канагава, Волна — это forever! Тону в ней, ка утонули в свое время Моне, Мане и прочие живописцы.
Ирина Крайнова
Фото с сайтов
