Издательство «Наука» при поддержке Международного Фонда Шодиева, широко известного своими благотворительными проектами в области российско-японских культурных связей, готовит к печати БОЛЬШУЮ БИБЛИОТЕКУ ЯПОНСКОЙ ПОЭЗИИ в 8 томах. Составление, перевод, вступительные статьи и комментарии Александра Долина.
ЦИКЛ 8
ИККЮ СОДЗЮН (1394-1481)
Имя Иккю в японской религиозной и литературной традиции овеяно множеством легенд. Он является, бесспорно, самым знаменитым автором из плеяды Пяти монастырей. Сын императора Го-Комацу, он был с пяти лет отдан послушником в монастырь, где уже в возрасте одиннадцати лет приступил к серьезному изучению буддийских сутр, а с двенадцати начал слагать канси. В течение нескольких лет в юности он изучал Дзэн под руководством мастера Касо, пока не достиг прозрения-сатори. По достижении сатори Иккю резко изменил образ жизни: отвергая все условности и ограничения, он предавался всевозможным удовольствиям, но при этом сохранял облик эксцентричного дзэнского мастера, взыскующего истины в греховных земных радостях. Литературное наследие Иккю включает философские трактаты, эссе и большой сборник поэзии канси «Собрание стихов Шального облака» («Кёун-сю»).
* * *
Я, Шальное облако*, честь по чести,
как наставник Дайто**, служу Закону,
Но с чего бы жизнь среди гор унылых
приравнять к исполненью святых обетов?!
Вспоминаются мне блаженные ночи:
песни, пляски, услужливые девицы.
Я всегда был бражником и повесой –
мне бы лишь заглянуть на дно бутыли!
* Шальное облако (Кёун) – литературный псевдоним Иккю. Основной сборник его стихов также носит название «Собрание стихов Шального облака»
** Дайто кокуси (народный наставник Дайто) – 1282-1337 — дзэнский мастер, к которому возводят свою родословную все основные ответвления секты Дзэн школы Риндзай
* * *
Веселый дом
Хорошо провести с красоткой ночку,
насладиться плотской любовью.
На втором этаже в «веселом доме»
дзэнский мастер заводит песню.
Он вкусил объятий и поцелуев,
он изведал утех запретных
И при этом даже не вспоминает
о грядущем пламени адском…
* * *
Шальное облако в пустоте небесной блуждает
И летит стремглав наугад по воле ветра.
Кто же знает, куда его мчит, где вихрь утихнет?
Над Восточным морем солнце встает, озарив землю.
* * *
Мне попутчики леса и поля, валуны и травы.
Путь Шального облака – нехоженые тропинки.
Пусть считают меня безумцем – что мне за дело!
Кто стал демоном на земле, тому и смерть не помеха!
* * *
Что ни день монахи толкуют сущность Закона
Нараспев твердят свои мудреные сутры.
Поучились бы лучше они читать посланья
От дождя и ветра, от ясной луны и снега!
* * *
Не жалеют монахи сил на обученье,
Чтобы красным словцом блеснуть, прослыть поэтом.
А Шальное облако в ветхой своей лачуге
Варит рис в щербатом котле и служит правде.
* * *
Подгоняет Шальное облако буйный ветер:
Дни проводит в горах, а на ночь приходит в город.
Изрекает «Квац!» и посохом потрясает –
Сам Риндзай с Токусаном* ему сегодня не пара!…
* Чаньскиее патриархи Линь-цзи и Дэшань
* * *
То, что сделано мастером, мерками не измерить.,
Но монахи твердят о «Пути» и про «Дзэн» болтают.
Я же, старый инок, про набожность и не знаю –
Только морщусь от благовоний, что курят Будде…
* * *
Хоть толкует Шальное облако о святейшем Дайто*,
Заглушает всё скрип карет на подъезде к храму –
И не слышат люди о долгих годах скитаний,
О голодных ночах под аркой моста Годзё…
* Дайто кокуси – народный наставник Дайто, буддийский просветитель
* * *
Чтенье мудрых сутр, сиденье в дза-дзэн часами
Доведут до того, что ум ваш зайдет за разум.
Всех сокровищ стоит напев рыбака под вечер,
Изморось над рекой, луна, что прячется в тучах –
Ночь за ночью звучит прекрасная эта песня.
* * *
Много ль проку в Ученье тех, что ныне – мощи?
Тридцать лет я провел один в горах безлюдных,
Там на все коаны* нашлись у меня ответы
В дзэнской жизни, где ветер шуршит кронами сосен.
* Коан – парадоксальный ситуативный диалог, вид дзэнского психотренинга
* * *
Безлунная осенняя ночь
В эту ночь полнолунья луна выходить не хочет.
Я сижу со свечой, напеваю старые песни.
Сочиняли поэты стихи про эти ночи —
Я же просто слушаю дождь и вспоминаю…
* * *
Моя обитель в горах
Лачуга в три комнатушки с соломенной кровлей
Прекраснее монастырских хором о семи приделах.
Шальное облако здесь отрясает мирскую скверну.
Мерцает в осенней ночи светильник мой одинокий.
* * *
Горный отшельник
Хорошо, когда в горном скиту никто не тревожит,
Облетает листва, цветы унесены ветром.
Старый дзэнский монах живет здесь как подобает —
Только вдруг на увядшей сливе снова бутоны…
* * *
Поздние хризантемы в Южном саду
У восточной ограды поблекшие хризантемы.
Я смотрю на Южные горы, а мыслью в далях.
Три основы Дзэн и три таинства не постигнув,
Наслаждаюсь тихо строфами Юаньмина*.
* Юаньмин – Тао Юаньмин (365? – 427), великий китайский поэт.
* * *
У лампады читает стихи отшельник в хижине горной.
Что монах, что поэт во всем всегда заодно с природой.
Может, грусть и развеет весна, но еще слишком зябки ночи,
Так что мерзнут сливы цветы на бумажном настенном свитке.
* * *
Просветление и наваждение
Ни начала нет, ни конца – лишь этот Дух всеединый.
И не может исконный Дух достичь состоянья Будды.
Разговоры об этом суть всего лишь праздные толки,
Да и сам изначальный Дух для смертных – лишь наважденье…
* * *
Соломенный плащ и шляпа
Дровосеку и рыбаку
учиться нечему боле –
Им ведь в Дзэн не нужны
паркет да резные кресла.
Лапти, бамбуковый посох –
и в три тысячи мирозданий!
На воде отдыхать,
питаться одним лишь ветром –
Двадцать лет пролетят
незаметно в странствиях дальних.
* * *
Закат в рыбачьей деревне
Коркой льда покрыт соломенный плащ,
заиндевела ряса.
Здесь, в рыбачьей хижине на берегу
ни к чему чины и богатства.
Седовласый, я распеваю стихи,
что объемлют моря и реки.
На бамбуковой удочке там и сям
блики закатного солнца.
* * *
Пять Великих храмов* нынче в упадке,
лишь один Дайтоку-дзи процветает.
Жизнь монаха сладка в обители нашей,
только дзэнского мастера здесь не сыщешь.
Взял бы удочку я, пошел бы рыбачить,
да с реки и с озера сильный ветер…
* Пять храмов или Пять монастырей (иначе «Пять гор») — основные дзэнские храмы в районе Киото, культивировавшие дзэнские искусства и литературу в XIII–XV вв
* * *
Покидая монастырь Дайтоку-дзи*
Весь нехитрый свой скарб в обители я оставляю.
На восточную стену повесил черпак и плошку.
Никогда у меня не водилось лишних пожиток.
Все, что нужно в пути, – соломенный плащ да шляпа.
* Иккю, долгое время обитавший в дзэнском монастыре Дайтоку-дзи в Киото, должен был покинуть его из-за трений с настоятелем
* * *
К настоятелю монастыря Дайтоку-дзи преподобному Ёсо Сои
Десять дней я провел в обители вашей –
до сих пор не могу опомнится, право!
Будто ноги мои оплетают путы,
мириады невидимых красных нитей.
Если вдруг когда-нибудь захотите
отыскать меня, – не ищите в келье.
Поищите лучше в рыбной харчевне,
в кабачке за столиком иль у девок!
* * *
О жизни в горах
Десять лет я провел в веселых кварталах,
хоть не все еще утехи изведал.
Но сменить решил обитель веселья
на безлюдные горы, темные долы.
Вид и впрямь неплох, вот только в небе
расползлись на тысячу ри тучи,
А над кровлей хижины днем и ночью
завывает в соснах несносный ветер…
* * *
Стихотворение в обмен на пищу
Снова я в Восточных горах брожу на пустое брюхо.
Для голодного плошка риса дороже злата.
Кое-кто в старину отдал за лиши свою мудрость, –
Но могу ли не петь славословья луне и ветру?…
* * *
В благодарность за соевый суп
Неприкаянный, тридцать лет брожу на воле.
У Шального облака Дзэн особой школы.
Ароматна нехитрая трапеза монаха:
Каша, чай ли – и в них Передача Света*…
* Передача Света – метафорический образ передачи дзэнской традиции от поколения к поколению, а с ней и высшей мудрости бытия
* * *
Без долгов
Никогда не прельстится вор бедной лачугой
От богатства простому народу немного проку –
От него для скряг одни несчастья и беды:
Десять тысяч рё погубят любую душу.
* * *
Если дух тебя не привел в Покои Жизни и Смерти,
Будешь гнаться всуе за почестями и богатством.
Достается смертным разное, к сожаленью:
Нынче мяса кус, а завтра – лишь чашка чая…
* * *
Спасаясь от войны, ухожу из Мика-но хара в Нара*
Путь далек и труден, но пройду его шаг за шагом.
Эти горы и реки вокруг такие же, как в Китае.
Миновал десять тысяч ри, прочел десять тысяч свитков,
Чтобы ныне строфы Ду Фу** прочувствовать в полной мере.
* Нара – древняя столица Японии (в 8 в.). Расположена неподалеку от Киото
** Ду Фу (712-770) – великий китайский поэт эпохи Тан
* * *
Наводненье и ураган приносят лишь бедствия людям.
Что ж, сегодня у нас в селе не будет песен и танцев.
Процветает Высший закон, но с годами приходит в упадок.
Грустен лик прекрасной луны над Западным флигелем храма.
* * *
Богатство благородного мужа
Для поэтов превыше строф не сыскать сокровищ.
Для ученых ночью и днем важны их книги.
Я же счастлив сливой в цвету за моим окошком.
Холод, голод, но – снег, луна, рассвет морозный…
* * *
Удобряю бамбуковую рощицу лошадиным навозом
Погляди-ка, чем жив мой дух, нетленный феникс!
Созываю ласточек, воробьев, ворон и горлиц.
Линьцзи* сосенки посадил, Иккю – ростки бамбука.
Им обоим хвала в веках! – скажут потомки.
* Линьцзи Исюань (9 в.) – основатель чаньской секты Линьцзи (Риндзай)
* * *
Свежий осьминог к столу
Он подобен самой Каннон*, всемилостивой, многорукой.
Всем пожертвовал ради меня, сдобрен лимоном.
До чего божественный вкус у этого дара моря!
Да простит мне Будда кощунственное сравненье!
* Боддхисаттва Каннон (Авалокитешвара) – божество милосердия в буддийской традиции. В одной из аватар изображается тысячерукой дарительницей милостей
* * *
Соловей*
Распевает птица в лесу священные сутры.
Проникают в толщу дерев дивные звуки.
И цветы на ветвях, подобные боддхисаттвам,
Окружают со всех сторон малютку будду.
* Японский «соловей» — камышовка короткохвостая, которая славится своими трелями.
* * *
Путь естества
Мудрецу ни к чему излишнее бремя знаний.
Дух его взыскует Пути всегда и всюду.
Не найти в природе нигде великого Будды,
Десять тысяч сутр не стоят единой песни.
* * *
Задумчивые звуки флейты сякухати однажды лунной ночью пробудили меня от глубокого сна
Дивной ночью осенней насыщен свежестью воздух.
Барабаны бьют на празднике в дальнем селенье.
Одиноко звучит напев бамбуковой флейты –
От печального сна пробуждаюсь в слезах на ложе.
* * *
Изнурен любовью с юнцом, обниму подругу.
Воздержанья тернистый путь меня не прельщает.
Не к тому стремится мой дух, не тем томится.
Вот таков мой Дзэн! Ни о чем говорить не стану,
Проведу на ложе весь день в плотских утехах.
* * *
Все вы в школе Риндзай сути Дзэн не уразумели.
Только мне, Слепому ослу, она доступна.
Обрести бессмертье можно в плотских утехах.
Ветер в ночь любви лучше вечного созерцанья!
* * *
Повторять коаны – вот все, на что вы горазды.
Чтит монах чинуш, зависит от богатеев.
Вот что я вам скажу, почтенным слугам Закона:
Шлюха в яркой парче любого из вас достойней!
* * *
Кто отринул сей грешный мир,
еще не приближен к Будде.
Все Великая мудрость бурлит
в стенах «веселого дома».
Кабы дал мудрец Манджушри*
в борделе побыть Ананде**!
А теперь не видать ему
запретных утех любовных…
* Манджушри (яп. Мондзю) – бодхисаттва, олицетворяющий мудрость и просветленный разум Будды
** Ананда – двоюродный брат будды Шакья Муни, его ученик и последователь, часто называемый Хранителем Закона (Дхармы)
* * *
Говорите, сластолюбив? И впрямь хорош для монаха:
В жилах так и клокочет кровь – готовлюсь к любовной схватке.
Эта похоть смущает дух, помрачает разум,
Но она же презренный металл превращает в злато!
* * *
Лотос вырос в грязи,
Но сам не запачкался грязью –
Только капля росы
Незапятнанной красотою
Тело истины выявляет…
* * *
Кто блюдет воздержанье, слепому ослу подобен.
Воздержанье нарушив, можешь стать человеком.
К духу Дзэн тропинок не счесть, как песчинок в Ганге.
Новорожденный уже обречен сансаре.
Сколько кальп* распускались весной цветы и опадали? …
* Кальпа – неизмеримо большая величина времени в индийской философии
* * *
Я любовной игре предаюсь с молодой красоткой.
Нас во флигеле двое – дзэнский монах да шлюшка.
Коротаем время в объятьях и поцелуях –
Не похоже, что я в адском пламени тут сгораю…
* * *
В давние времена одна старуха двадцать лет кормила монаха-отшельника. Ее шестнадцатилетняя служанка относила монаху пищу. Однажды старуха велела девушке приобнять монаха и спросить: «Ну, как тебе сейчас?» Девица сделала все как было приказано, но монах в ответ промолвил; «Я старое дерево с облетевшей листвой, что стоит на холодном утесе в самый студеный зимний день.» Когда девица вернулась и все рассказала старухе, та воскликнула: Двадцать лет я содержала это ничтожество!» Она выгнала монаха и предала огню его скит.
Та старуха была ведь и впрямь великодушна:
Поддержала отшельника, предложила ему девицу.
Кабы мне сегодня предложили красотку на ночь,
Старый ивовый сук воспрял бы и дал побеги!
* * *
Посвящение моей подружке Ако
До чего хороша девица как станет мыться!
Ополощет личико, протрет все складочки тела.
Между тем престарелый монах млеет в купальне,
И блаженствует больше властителя Поднебесной.
* * *
Я в любовной тоске – обуяли скорбные думы.
Растерял слова – ни стихов не пишу, ни прозы.
Сбился с той тропы, что ведет к Прозренью,
Погружаюсь в вязкую топь, в пучину сансары.
* * *
Мастер Закона похоти
Жизнь моя прошла в любовных утехах.
С головы до ног опутан в красные нити,
Но Шальному облаку каяться не пристало –
Что за мерзкая осень! Ни одной приличной девицы!
* * *
Десять лет я бродил по «чайным домам», борделям,
А теперь один среди гор сижу в лачуге.
Тридцать тысяч ри между мной и теми краями.
Только ветер в соснах грустно гудит и свищет.
* * *
Три стихотворения о любви
День и ночь о тебе одной я мечтаю.
В темноте на ложе тоска все сильнее.
Вспоминаю слова любви, твоих рук касанья,
Только утренний колокол рушит ночные грезы.
* * *
Как цветок, расцветает дева и вскоре вянет.
Но во цвете лет прекрасны цветы-девицы.
Набухая страстью, цветок лепестки раскроет –
А потом пожухнет, и все о нем позабудут.
* * *
Будь я богом, Буддой, — о тебе мои думы.
У лампады тощий монах слагает песню.
Задувает осенний ветер в мою лачугу,
И сгущаются облака, омрачая сердце.
* * *
Автопортрет
Длинный меч мой сверкает под небесами,
Плоть и кости открыты для обозренья.
«Воеводой Дзэн» меня называют.
Все услады вкушаю в нынешней жизни.
* * *
Многих я поразил копьями острых слов,
Многих кистью язвил и бичевал в стихах.
Грешен был на язык – ох, вырвут его в аду!
Знаю, в мире ином мне жариться на огне…
* * *
ДОКА – ПЕСНИ ПУТИ
Наша бренная жизнь –
на пути из Текущего в Вечность
краткосрочный привал.
Будет дождь – пусть дождь поливает!
Будет ветер – пусть ветер дует!
* * *
Если спросят его,
он скажет, а нет – так не скажет.
Он себе на уме.
Уж наверное, у Бодхидхармы*
было кое-что за душою…
* Легендарный основатель Дзэн-буддизма (VI в.). В японском произношении Дарума
* * *
Наше «сердце», наш дух –
ни конца ему нет, ни начала.
Что родиться ему,
что уйти из суетной жизни, –
пустота пустотой осталась…
* * *
Прегрешенья мои
в жизни этой ли, прошлой, грядущей, –
все не так уж страшны,
если все они равно исчезнут,
расточатся вместе со мною…
* * *
Коль не знает никто,
в какое пристанище должен
Путь земной привести, –
значит, нечего опасаться,
что с пути своего собьешься!…
* * *
Как представить себе,
наш дух, именуемый «сердце»?
Как его передать? –
Это ветер, поющий в соснах
на картине, писанной тушью…
* * *
Коль, однажды солгав,
ты можешь в аду очутиться,
что же сталось тогда
с Шакьямуни*, пресветлым Буддой?
Он-то плел одни небылицы!..
* Принц Гаутама, ставший Буддой (VI–V в. до н.э.), легендарный основатель буддизма
* * *
Я и знать не хочу
ни какого-то ада, ни рая,
коли все мы должны
под конец вернуться туда же,
где барахтались до рожденья…
* * *
Где-то дождь, где-то град,
где-то снег, где-то лед существуют –
каждый сам по себе,
но в ущелье они сольются,
станут просто речной водою…
* * *
Просиди хоть всю ночь,
взыскуя премудрости Будды,
постиженья Пути, –
все равно придешь неизбежно
к своему же знакомому сердцу…
* * *
Наш буддийский Закон –
что начищенная сковородка,
борода из камней
или дружный шелест бамбука,
нарисованного на картине…
* * *
Нет в приюте моем
ни опорных столбов, ни кровли,
ни окон, ни дверей –
под дождем мой дом не промокнет
и от ветра не покачнется…
* * *
Ведь смогли облака
без моста вознестись в поднебесье –
для чего же тогда
донимать своими мольбами
Гаутаму, пресветлого Будду?…
* * *
Как на них ни взгляну,
всегда неизменны обличьем
и природе верны –
зеленеет листва на иве,
пламенеет цветов багрянец…
* * *
Если путь наш земной
исполнен скорбей и печалей,
для чего же грустить,
что вернемся после кончины
на прародину нашу, в небо?!
* * *
Тут молись – не молись,
проповедуй – не проповедуй,
а цветы по весне
распускаются, опадают,
и становятся сами землею…
* * *
В мир приходишь один
и один этот мир покидаешь –
в наважденье живешь.
Укажу тебе путь к спасенью:
нет прихода – нет и ухода!..
* * *
В этой жизни земной
то ешь, то идешь облегчиться,
спишь и снова встаешь –
а в конце концов остается
только миг до твоей кончины…
* * *
В жизни что ни возьми,
все только обман, наважденье –
но уж ежели так,
и слова о грядущей смерти
принимать за правду не стоит…
* * *
Рад бы я предложить
хоть что-нибудь путное людям,
да вот какая беда –
ведь в учении Бодхидхармы
ничего, по сути, и нету…
* * *
Раз уж бренную плоть
Иккю плотью своей не считает,
то ему все равно.
жить ли в городе, в людном храме,
или где-то в хижине горной…
* * *
Человеческий дух
не виден, не слышен, не пахнет.
Если вдруг кто-нибудь
рассуждает о свойствах сердца,
он никто иной, как мошенник!
* * *
Отчего говорят,
что смертному после кончины
Буддой стать суждено? –
Не ворчит на других покойник
и спокойно жить не мешает!…
* * *
Если бурный поток
нахлынет, тебя увлекая,
ты отдайся волнам
и плыви себе по теченью
до ближайшей отмели в речке…
* * *
