Очередная публикация нашего постоянного автора Михаила Ефимова из серии «Фото из альбома»
ДЭ-ЭС-ПЭ
Кто бы мог подумать, что человек, портрет которого мы, научные сотрудники академического института, носили в колонне первомайской демонстрации на Красную площадь, спустя двадцать лет пожелает сфотографироваться вместе со мной! Лично я не мог себе подобное представить, да и он (то самое лицо) видимо тоже.
А теперь подробнее о «времени и о себе».
За эти прошедшие двадцать лет я успел поменять не только амплуа, но и место работы − из младшего научного сотрудника стал редактором (самая низкая творческая должность) Агентства печати Новости, потом дослужился до завбюро АПН в Японии, а в 1980 г. перебрался на шесть лет в Токио.
Человек, портрет которого, как хоругвь, мы носили по Красной площади, проделал более сложный путь.
Родился он в бедной крестьянской украинской семье. Работал, учился, служил в армии. Война застала его в Крыму, но свой трудовой путь он продолжил на партийной работе в Алтайском крае. Это обстоятельство вызвало даже некоторое недоумение у главы правительства А.Косыгина, который говорил: «Странный человек, какой-то верткий. Не пойму я, как он, 23-летний молодой человек, по окончании института, будучи в Крыму в начале войны, не попал в армию, а оказался в Сибири? Никто не знает».
Так или иначе, но карьера нашего героя стремительно шла по восходящей линии, и настало время назвать его.
Это − Дмитрий Степанович Полянский. Именно он однажды оказался в нужном месте в нужное время. Будучи 2-м секретарём Крымского обкома КПСС он участвовал во встрече с Н.С.Хрущёвым, тогдашним советским лидером. Никита Сергеевич предложил передать Крым братской Украине. Первый секретарь обкома П.И.Титов сказал, что это плохая идея, а Д.С.Полянский сказал, что это просто «гениально»! На другой день состоялся пленум обкома, на котором Дмитрий Степанович был избран первым.
Вскоре из Крыма он переехал сначала в Чкалов, потом в Краснодар, где неизменно был руководителем областных партийных организаций. Наконец, в 1957 году, когда в руководстве страны наметился раскол, Д.Полянский своевременно поддержал Н.С.Хрущёва, которого собиралась свергнуть «антипартийная группа» в лице В.Молотова, Г.Маленкова и Л.Кагановича. Наградой ему стал пост председателя правительства Российской Федерации, место в политбюро ЦК КПСС, а портрет его, естественно, замелькал в руках участников праздничных демонстраций.
Серьёзное испытание выпало на долю Дмитрия Степановича в октябре 1964 года. И вновь политическое чутьё не обмануло его: на этот раз праведный гнев был обращён против Хрущёва, и не случайно политбюро поручило именно ему зачитать 70-страничный доклад, разоблачающий зарвавшегося лидера-«волюнтариста». Только добровольный отказ Никиты Сергеевича от всех постов избавил Полянского от необходимости выступления на пленуме ЦК партии.
Зато он не пожалел красок в сочиненной им поэме, посвящённой новому руководителю партии и государства − Л.И.Брежневу. Случайное совпадение или нет, но вскоре он получает новый пост − первого заместителя председателя правительства СССР, который сохраняет до 1973 года. Что послужило причиной его карьерного «пике» − перехода на новую работу − министра сельского хозяйства доподлинно неизвестно. Ходили слухи, что он слишком громко возмущался по поводу того, что Леонид Ильич оказывал чрезмерно много внимания медицинской сестре, которая за ним ухаживала. Так или иначе, но на очередном съезде КПСС (1976г.) он предсказуемо «выпал» из политбюро, а вскоре получил назначение послом в Японию.
Говорили, что для Полянского это стало страшным ударом, и он чуть ли не готов был свести счёты с жизнью. Впрочем, к счастью, Дмитрий Степанович благополучно прибыл в Токио и вручил императору свои верительные грамоты. Там, спустя несколько лет, я и встретился с этим опальным деятелем.
Как и было положено, на второй день после своего прибытия в Токио я представился послу. Он был в хорошем настроении, шутил, и было очевидно, что он слабо представляет себе работу, связанную с изданием журнала (выходил от имени посольства!) и пропагандистскими задачами, стоявшими перед бюро АПН. Дэ-Эс-Пэ, как он сам себя шутливо назвал, явно не имея в виду «древесно-стружечную плиту», был лишён всякой фанаберии и даже тени недавнего величия.
Запомнились его оригинальные рассуждения о том, как и на что смотреть при исследовании того или иного вопроса.
− Представьте, вы взяли подзорную трубу и выглянули из окна. Все предметы − люди, дома, машины, − которые находятся очень далеко от вас, вдруг стали совсем близкими, а если взять ту же самую трубу и взглянуть через линзу на свой письменный стол, то он покажется вам совсем маленьким и далёким. А ведь ничего в мире не изменилось: и дома на месте, и стол стоит, где стоял.
Откровенно говоря, меня несколько удивила «глубина» этого философического наблюдения, и я что-то невнятное промычал в ответ Чрезвычайному и Полномочному.
Надо сказать, что у нас самого начала установились добрые деловые отношения. Лишь однажды, спустя несколько месяцев, я вдруг почувствовал неприятный холодок в голосе посла. Причина этого оказалась для меня весьма неожиданной.
Перелистав несколько номеров журнала «Советский Союз сегодня», Дэ-Эс-Пэ обнаружил слишком мало (на его взгляд!) собственных фото, а вместе с тем портреты неведомых ему лиц публиковались в каждом номере. Пришлось объяснить Дмитрию Степановичу, что неизвестные ему лица принадлежат авторам постоянных колонок в журнале и поэтому постоянно присутствует на страницах нашего издания в виде заставки (этот термин ему не понравился!). Но такое объяснение вполне удовлетворило посла. Более сложной проблемой оказалась его собственное «присутствие» в журнале.
Его не устраивало ни количество, ни качество фотографий. Для начала он предложил использовать его официальное изображение, тщательно отретушированное и дорисованное мастерами ТАССа. Я пытался убедить посла в том, что такое просто невозможно, поскольку все публикуемые в журнале фото носят репортажный характер и сделаны на разных мероприятиях, в которых он принимал участие. Кроме того, наши читателя легко обнаружат разницу между старыми изображениями и нынешним «оригиналом». Видимо я его убедил, потому что больше мы не возвращались к этому вопросу.
Зато однажды во время приёма он спросил меня, фотографировался ли я вместе с ним в его приёмной. Я не знал, что там хранится дорогой его сердцу макет Спасской башни Кремля, который, видимо, напоминал ему о славном прошлом, когда он с соратниками стоял на трибуне Мавзолея.
Услышав, что такой чести я ещё не был удостоен, Дмитрий Степанович попросил присутствовавшего на приёме фотографа и моего коллегу С.П.Харина с супругой проследовать следом за нами. Сначала сделали общее фото, а потом посол попросил меня сесть к нему поближе. В последний момент он сорвал у меня с носа очки со словами: «Они будут бликовать и испортят фото». Так я оказался с бывшим членом политбюро ЦК КПСС на фоне Спасской башни! Кто бы мог предвидеть такое!
Ко мне Д.Полянский относился хорошо, как правило, быстро и положительно решал рабочие вопросы, а иногда даже задерживал в своём кабинете для душевной беседы. Однажды спонтанно возник вопрос о советско-китайских отношениях, и он поведал мне нижеследующую историю. Изложу её так, как записал её под под свежим впечатлением:
«В Москву прибыла китайская делегация во главе с Дэн Сяопином, который тогда был генеральным секретарём ЦК КПК. Он очень маленького роста, и во время разговора постоянно отхаркивался, поэтому рядом с ним всегда ставили плевательницу. Как-то я задержался допоздна на работе, и мне звонит Николай Подгорный (член политбюро ЦК, руководитель Украины, будущий Председатель Президиума Верховного Совета СССР. – М.Е.). Спрашивает: «Дима, ты чего сегодня делаешь? А то поехали вместе в Завидово. Лёня (Председатель Президиума Верховного Совета СССР Л.И.Брежнев. – М.Е.) уже сидит в машине». Я ему говорю: «Вы же сами поручили мне заниматься Дэн Сяопином». «C «Прокошкой-пердунком»? Да плюнь ты на него!». В политбюро мы между собой называли его так, потому что он часто портил воздух. Но в тот раз мне пришлось отказаться от поездки и возиться с китайцем».
Этот откровенный рассказ удивил меня простотой нравов наших недавних небожителей (ведь речь шла не о планах троих сантехников, как провести предстоящий вечерок, а о людях, стоявших у руля гигантской державы) и, естественно, врезался в память.
Наблюдая порой за Д.С.Полянским, невольно поражался. Сам он, по-моему, так и не понял, в какую страну его занесла судьба. Он мог долго и нудно объяснять японцам, как надо выращивать рис, в качестве примера приводя свой опыт работы партийного руководителя Краснодарского края. Беседы с заезжими соотечественниками он часто заканчивал словами «Ну, передавай привет всей армии!» или «Привет – туркам!». Это означало, что он не разобрался, кого он только что принимал и поэтому ограничивался общим пожеланием.
В остальном же могу сказать, что никому ничего плохого он не делал. В Москву его почти не вызывали, хоть формально он и оставался членом ЦК и депутатом Верховного Совета СССР. В отличие от многих First Ladies его супруга Галина Даниловна на людях почти не появлялась и ни во что не вмешивалась. В указанный ему срок он сдал свои дела Владимиру Яковлевичу Павлову, которого перевели прямо из Будапешта, а сам он из Токио полетел …нет, не в Москву, а послом в Осло! В Первопрестольной он появился, кажется, только после смерти Л.И.Брежнева.
Он родился 7 ноября 1917 года (этот знаменательный факт всегда отмечался во время праздничного приёма в посольстве) и пережил Советский Союз почти на десять лет. Д.С.Полянский упокоился на Новокунцевском кладбище, а при иных обстоятельствах его прах мог бы быть замурован в Кремлёвской стене.
Так получилось, что нас с женой совершенно случайно с Дэ-Эс-Пэ связала одна история, к которой он не имел никакого отношения.
Его зятем был известный актёр театра на Таганке Иван Дыховичный, который решил освоить новую для себя профессию кинорежиссёра. Он учился на специальных курсах у классика советского кино Эльдара Рязанова. В 1981 году мэтр собрался в поездку в Японию. Не знаю, чем руководствовался зять посла (основная версия − хорошо знал характер и возможности своего тестя), но он обратился не к своему близкому родственнику, а к хорошему приятелю, каковым был наш сын. Так или иначе, но мы получили возможность на протяжении нескольких дней тесно общаться с Эльдаром Александровичем, чему были очень рады. На прощанье он нам подарил свою книгу «Грустное лицо комедии» с трогательной надписью: «Дорогим Ире и Мише с искренней симпатией и добрыми дружескими чувствами. Эльдар. Токио. 11.10.81».
Кстати, полагаю уместным затронуть одну весьма деликатную тему.
По сей день ходят слухи, что известный бард Александр Галич стал жертвой старого режима по инициативе Д.С.Полянского, который, дескать, случайно услышал магнитофонные записи с его вольнодумными песнями на свадьбе своей дочери и обратился в соответствующие органы пресечь это безобразие. По словам моего сына, Ваня Дыховичный всячески дезавуировал эту историю, в основном упирая на то, что его тесть был далёк от всяческих интриг и злопыхательства. Это подтверждали и многие люди, лично знавшие Дмитрия Степановича. Будучи умелым «царедворцом» и ловко маневрируя в хитросплетениях коридоров власти, он проявлял себя как человек доброжелательный и отзывчивый, готовый придти на помощь тем, кто к нему обращался.
Прошло четыре года. След Дмитрия Степановича в Токио давно простыл, и в бюро АПН раздался телефонный звонок. Я услышал знакомыё голос Рязанова:
− Привет! Это Эльдар. Я опять в Японии. Какие у вас тут новости?
Я подстроился к такому тону и ответил:
− Да никаких. Всё по-прежнему. Вот только на днях приехал уже второй по счёту посол после вашего визита.
− Ну это − ерунда. У нас сменилось с тех пор уже четыре генеральных секретаря! − И раздался очень характерный заливистый смех. Мы снова были очень рады новой встрече.
По-моему, о Д.С.Полянском даже не вспомнили.
