Японцы как-то особенно тепло относятся к тем, кто к ним уже приезжал. И если говоришь, да, бывал, очень радуются. После своей поездки в Страну Восходящего солнца я их понимаю. Все-таки она одна такая на свете. И радуюсь, когда нахожу у известных актеров и писателей описание своих впечатлений о Японии.
Недавно, читая ранние рассказы Василия Аксенова, обнаружила в сборнике его заметки о поездке в страну Фудзи. Аксенов – один из крупнейших российских писателей XX века, его в равной мере можно отнести и к советской литературе, и к русскоязычной, эмигрантской. Аксеновское перо так же остро, как моего любимого Сергея Довлатова. Но его образная фантазия зашкаливает, все гротескно преувеличено, никогда точно не знаешь, всерьез он пишет или подсмеивается.
А вот о Японии ранний Аксенов писал серьезно, с симпатией. В интервью он как-то вспоминал о первых поездках за границу. « Это была Польша. Тур с писательской группой… Это был 62-й год… А осенью этого же года с другой группой писателей я поехал в Японию».
Назвав свой рассказ «Японские заметки», описывает прежде всего Фудзияму − национальном символе страны. «…Почему-то хочется начать этот сумбурный рассказ с описания Горы…Неизменно все наши разговоры в конечном счете сводились к одному: увидим ли мы Гору? Она уже навязла в зубах, и шутки по ее адресу уже становились банальными. Последний взрыв остроумия возник тогда, когда администрация экспресса «Утренний ветерок» нижайше извинилась перед пассажирами за то, что из-за густой облачности им не удастся увидеть Гору».
И я вспомнила нашу поездку в Японию, как долго мы ехали к Фудзи: четыре часа вместо двух. И как я никак не могла понять, куда смотреть. Гора тоже была как бы задернута кисеей облаков:
«Да, но где же Фудзи? Она так ни разу и не показалась с момента нашего приезда. Спросила окружающих, они сильно задумались. А был ли мальчик?.. Наконец, один знаток нашелся, указал, где искать виновницу торжества. Ловко ж она от всех спряталась! За почти игрушечным деревянным зданием вокзала, за железнодорожными путями, за весело раскрашенными детскими вагонами, в пепельном тумане еле различимо и хмуро поднималась громада Фудзи. Как не с той ноги встала она нынче утром. Фудзияма куда больше, чем ожидаешь увидеть, очень величественная и какая-то подозрительно спокойная. Истинная владычица окрестных гор, Фудзи-сан, как почтительно ее называют /из моей книги «Нэдзуми, или Японские страдания»/.
Оценил невероятную мощь Фудзи, наконец, и писатель. Вот как образно он написал: «Мы уже забыли про эту Гору, поднимаясь ввысь в вагончике канатной дороги и наблюдая другие, более доступные горы, покрытые хвойным лесом… когда Хара вдруг толкнул меня в бок и вскричал: Фудзи! Я обернулся — и даже «ах!» застряло у меня в глотке. Она была видна вся и занимала полнеба. Она была белая и большая среди зеленых и небольших. Наша желтая букашка, подвешенная в пропасти, ползла мимо нее…Что-то было в этой Горе не передаваемое словами. Что-то было в этих минутах важное и сокровенное. Это была сильная и простая Японская Гора. Симметрия ее и тройная ее вершина гармонизировали всю округу, а может быть, и всю эту страну. Это было то, что для нас, русских, составляет Волга».
Есть и другие точки соприкосновения с моими впечатлениями. Например, в Токио я любила ездить в старинный парк Уэно – первый городской японский парк. Аксенов в главке «Боги, храмы, гадания» рассказывает, как он ходил в святилище в парке. «Перед буддийским храмом стояли гадальные автоматы. Цена пустяковая — 10 иен. Я опустил монетку и вытащил длинную бумажку, испещренную маленькими иероглифами. (Вообще я полюбил иероглифы. Они очень красивы сами по себе, что бы они ни означали. Недаром каллиграфия считается в Японии искусством)… Начиналось она стихами. Затем следуют практические советы: «Нужно быстро идти вперед, не упуская момента… Если все будут действовать дружно, будет удача… Не следует идти туда, где, как вы знаете, плохо…Счастье вам принесет восточное направление». И т. д. Спустя несколько дней вечером мы гуляли…по кварталу Синдзюко (орфография писателя — И.К.). На углу под черным зонтом сидел пожилой человек в черном шерстяном кимоно и в черной круглой шапочке. Иногда он зажигал ручной фонарик, давая понять, что гадает по линиям руки. Желая позабавиться, я бодро протянул ему ладонь. Вы литератор, — сказал он и после этого, быстро крутя мою ладонь, стал давать мне советы, аналогичные советам автоматического оракула из парка Уэно».
В романе Василия Аксенова «Таинственная страсть» о поэтах-шестидесятниках появится образ японского гадальщика, он говорит Ваксону (здесь Аксенов), что «видит, как он идет со своими друзьями ночью по тропе в лесу…пока вы идете вместе, все будет в порядке. Вам надо быть вместе, иначе все рассыплется в прах…». Так трансформировалось в романе давнишнее предсказание человека в черном: «Если все будут действовать дружно, будет удача».
«Мы в буддийском храме в районе Асакуса, в Токио. Алтарь Будды от толпы молящихся отделяет четырехугольная яма, взятая в крупную решетку. Туда бросают монеты. В храме довольно шумно: люди входят, выходят, не болтают, конечно, между собой, но сморкаются, кашляют. Призывая внимание бога, похлопывают в ладоши. Через головы летят монеты, звякают о решетку», — пишет Аксенов в своих заметах. Мои впечатления от здешних храмов схожи:
«Бродя по токийским улицам, успела изучить кое-какие обряды местных храмов. Повеять на себя теплый еще пепел из чаши-курильни («дыхание богов», обладает целебными свойствами), полить ковшиком на руки и ноги, отпить из горсти, бросить в ларь монетку, сделать два хлопка, поклониться (потом следует молитва верующего). Самый мой любимый обряд в жару — обливание у фонтана. Здесь, в Асакуса, фонтан просто великолепный − причудливый, литой, с симпатичными фигурками дракончиков. Потихоньку полила из ковшика и голову − не повредит в такую жару. А на самом верху длинной лестницы, под изогнутой светло-зеленой крышей главного буддистского храма — таинственный шкаф с предсказаниями. Все мы порой немного язычники. Не удержалась и я, бросила монету. Загадочен сам обряд гадания: я долго трясла массивную металлическую погремушку, из нее как бы нехотя выползла палочка, где написан номер ящичка. Старинный шкаф имел множество отделений. В каждом – заветная бумажка с пророчествами на двух языках. В моей намекали, что весной жить мне станет легче, веселее. Подождем, не так много осталось!..»
А вот о прихрамовых лавках Асакуса. «Солнце шпарило, как в последний день перед Армагеддоном, дерзко слепило глаза. Медленно-медленно шла я с толпой, поднимаясь по высоким ступеням торжественно уходящей ввысь лестницы, брела среди бесчисленных лавочек с узорными полотнищами вывесок и расписными бумажными фонариками. Они были щедро завешены всяческими товарами». Здесь мне удалось найти, наконец, «настоящие дарумы», попробовать и горячие, с конвейера японские «конфеты»…
Василий Павлович описал лавочки Асакуса в предновогодние дни, когда здесь царит особенное оживление. «Некогда, несколько веков назад, при дворе императора самураи ввели в ход игру, напоминающую бадминтон. Ракетками они перебрасывали друг другу волан с хвостиком из птичьих перьев. С тех пор ракетки «хагоита» утратили свое значение и превратились в украшение для жилищ. За неделю перед Новым годом в районе Асакуса устраивается традиционный базар «хагоита». Сотни ларьков разбиваются на площади перед буддийским храмом. Здесь продают «хагоита» самых всевозможных расцветок и размеров, от маленьких до гигантских и очень дорогих. На ракетках изображения артистов театра «Кабуки» или каких-либо других популярных людей. В 1961 году самой ходкой ракеткой была ракетка с изображением Юрия Гагарина. Здесь развлекался простой народ. Жарили «якитори», жарили орешки, в медленных центрифугах взбухала розовая сахарная вата. Над головами плыли резиновые крокодилы, драконы, зайцы, длинные колбаски, огромные шары…»
Удивительно, но уже в зрелые годы известный прозаик решил издать свой поэтический сборник, который назвал «Край недоступных Фудзиям». По строке стихотворения, посвященного дикой индейке. Она рано утром прилетала на газон его французского дома. «Но если кто-то заалкает/ Ее на блюде, слева ямс,/ Она тот час же улетает /В край недоступных Фудзиямс».
Так поразила когда-то большого писателя большая японская Гора, что и поэтически ее запечатлел. «Я обрываю здесь свои записки, хотя мог бы их продолжать еще на сотне страниц. Это Япония, показавшая мне несколько из своих тысяч лиц», − так заканчиваются его заметки – эмоциональный и образный документ времени… Прошло ровно 60 лет. «Японскую» книгу Аксенова стоит поискать на полках, чтобы прочесть полностью.
Ирина Крайнова
Фото из Инета и автора
