Очередная публикация нашего постоянного автора Михаила Ефимова из серии «Фото из альбома»
ВСТРЕЧИ И ПРОВОДЫ
Жизнь человеческая − словно вокзал: приезды-отъезды, встречи- расставания, поездки, путешествия, разлуки, приветствия. «Пока!» «Привет!» «Какими судьбами?» «Давно не виделись!» «До свидания»! «Прощай!»
Сохранилось множество фото разных лет, с разными участниками из разных мест, иллюстрирующих эту тему.
У меня над кроватью висит это фото. Оно датировано 1937−м годом. На нём − встреча на Белорусском вокзале известного советского журналиста Михаила Кольцова, возвращающегося из Испании. Там шла гражданская война, а по существу − открытый бой с фашизмом, поскольку Гитлер и Муссолини открыто поддерживали мятежного генерала Франко. М.Кольцов был спецкором газеты «Правда», но полученная им высшая в то время боевая награда − орден Красного знамени − говорила о его подлинной роли и форме участия в испанских событиях. В Москве его ждали высокое признание заслуг, почёт и слава. Но вскоре он был арестован и после кошмарных пыток расстрелян.
На этом снимке он держит за руку своего 8-летнего племянника, каковым был автор этих строк. После казни дяди все близкие мне люди получили официальное клеймо «ЧСВР» − «Член семьи врага народа».
А это фото сделано в 1959 году.
На нём мой сын (примерно в том же возрасте) вместе с моим отцом и друзьями провожают участников автопробега Москва-Севастополь-Москва, посвящённого Дню Победы над фашистской Германией. Сами участники (я в их числе) уже готовы к старту, который, как видно, расположен у стен Кремля. Впереди долгий путь и много впечатлений.
Учитывая, что тема слишком широка, ограничусь далее исключительно японским направлением.
За долгие годы работы в этой стране пришлось добираться туда самыми разными маршрутами и видами транспорта. Впервые я попал на Японские острова на крыльях трёх авиакомпаний, с восемью посадками и с двумя пересадками:: Москва — Ташкент — Дели — Бомбей — Калькутта — Рангун — Сайгон — Гонконг — Токио. Приходилось использовать и морской путь: Москва — Хабаровск (самолёт) — Находка (поезд) — Иокогама (теплоход «Байкал»).
Встреч было множество за десять лет пребывания в Японии. С радостью встречали родных и близких, приятно было снова встретить старых друзей и знакомых. Настороженно готовились к прибытию разного уровня начальства, а иногда приходилось ехать в аэропорт Ханэда (до того, как открылась Нарита) просто по велению долга.
Хорошо помню переживания моего коллеги, который прошёл школу аппарата ЦК КПСС. Как-то он помчался в аэропорт, чтобы встретить своего бывшего начальника. Тот, завидя бывшего подчиненного, сухо спросил: «А тебе что, делать нечего?» В следующий визит начальства коллега не поехал его встречать, но в посольстве услышал от него реприманд другого рода: «Совсем зажрался здесь! Видимо решил, что теперь ты кум королю?»
Один наш отраслевой министр жаловался послу: «Неужели так часто в Токио прилетают члены правительства, что журналисты даже не считают нужным их встречать?»
Такое тоже бывало.
Естественно, особенно запомнились собственные ощущения, когда ступал на землю Страны восходящего солнца.
Очень томительными были дни ожидания вылета на Токийскую Олимпиаду. Вместе с другими членами многочисленной советской делегации мы сидели в Хабаровске. Я попал на самый последний рейс, когда уже потихоньку начал готовиться к возвращению в Москву. Не удивительно, что поднимаясь по трапу, не мог скрыть своей радости. Тому свидетельство — фото.
В 1966 году я сопровождал важную персону, которая выезжала в Японию для закупки разного оборудования. Добирались мы морским путём. Эта поездка мне особенно запомнились тем, что на «Байкале» мы плыли вместе с нашим великим писателем, лауреатом нобелевской премии Михаилом Шолоховым. Его сопровождало … 11 (одиннадцать!) человек, включая супругу, детей, зятьёв и других официальных лиц.
Перед отъездом из Москвы у него была большая пресс-конференция для японских журналистов, которая проходила в АПН. Михаил Александрович был видимо в плохом настроении и отвечал на вопросы с плохо скрываемым раздражением.
Так, на вопрос, кого он читал из современных японских писателей, последовал резкий ответ:
− Я и советских не читаю!
После того, как «Байкал» пришвартовался в Иокогаме, на пристани выросла огромная толпа встречавших. На её фоне выделялась массивная фигура посла В.Виноградова. Все ждали выхода на берег автора «Тихого Дона». Кстати говоря, к этому был приурочен выпуск четырёхтомника с полным переводом великого произведения. Думаю, что визит Шолохова больше способствовал укреплению добрососедства между нашими странами, чем иные декларации.
Все знают популярную песенку, в которой весело поется: «Так провожают пароходы, совсем не так, как поезда». Не уверен, что автор слов бывал в японских портах и наблюдал проводы больших судов. Это очень яркое зрелище: провожающие и отплывающие бросают друг другу разноцветные ленточки, которые опутывают корабль и словно мешают ему разорвать эти связывающие людей нити. Не раз наблюдал эту трогательную живописную картину.
Несколько слов о том, как я готовился к длительной командировке в Японию.
Не скрою, я с радостью воспринял решение руководства направить меня в качестве завбюро АПН, да к тому же в ранге первого секретаря посольства СССР. Это было связано с тем, что двухнедельный иллюстрированный журнал «Советский Союз сегодня», материалы которого готовило Агентство в Москве, выходил в Токио от имени посольства.
Сообщая о своём решении, начальство не скрывало, что предстоит ещё много разных межведомственных согласований, которые потребуют много времени.
Так что мы с женой были настолько далеки от всяких сборов, что, когда представилась возможность поехать ей с сыном на зимние каникулы в подмосковный дом отдыха, я их спокойно проводил.
Сигнал прозвучал совершенно неожиданно. Меня вызвали в отдел кадров и вручили два авиабилета до Токио: «Учти, ты вылетаешь через две недели, так что придётся поторопиться».
Если бы можно было прокрутить киноленту, которая зафиксировала наши сборы, получилась бы, наверное, замечательная комедия в стиле Чарли Чаплина. Прежде всего, я помчался за Ирой и Андрюшкой, которых застал безмятежно отдыхающими после обеда. Наспех собравшись, мы все поспешили в Москву.
А потом начались всевозможные визиты, оформление документов, организация проводов, покупка сувениров и многое-многое другое. Ведь впервые мы уезжали надолго, оставляя дома маму и сына.
В общем, хлопот был полон рот. А тут ещё друзья и знакомые наперебой давали разные советы. Уже имевшая опыт заграничной жизни жена моего коллеги рекомендовала взять с собой все любимые вещи, а также купить Ире какую-нибудь меховую «накидушку», без которой якобы просто нельзя появляться на приёмах. Наконец, чемоданы оказались набитыми, прошли проводы с друзьями, все ценные указания получены. Оставалось только получить зелёные дипломатические паспорта с японскими визами.
Накануне вылета нас с Ирой пригласил к себе лично глава Агентства Б.С.Бурков. Он был по-отечески внимателен, интересовался нашими семейными заботами и в заключение сказал, что …японцы задерживают мне визу. «Вы не беспокойтесь, − убеждал он нас, − наверняка никаких проблем не будет, так что ваша супруга может спокойно вылетать завтра, а вы скоро её догоните».
Объяснять наше состояние я не буду. Вытаскивать из уже упакованных чемоданов свои вещи – не было ни сил, ни желания. А с другой стороны, как это Ира полетит одна, и что она будет там делать? Возникла масса практических вопросов, на которые у нас не было ответов. Но деваться было некуда.
На следующий день, когда мы уже собирались на аэродром (я – в качестве провожающего) позвонил мой непосредственный начальник и сообщил, что паспорт с японской визой уже у него, и он привезёт его прямо во Внуково. Таким образом, история нашего отъезда получила happy-end.
Нас провожало много друзей и знакомых. Конечно же, были отец и Андрюша. Только мама и Ирины родители остались дома.
После стольких предотъездных переживаний мы смогли расслабиться только в самолёте во время многочасового перелёта. На следующее утро нас уже ждали в международном аэропорту Ханэда.
На календаре стояла дата 22 января 1968 года. Начинался новый этап в нашей жизни. То, к чему я готовился многие годы, когда только начинал разучивать иероглифы, то, о чём боялся даже мечтать, стало реальностью.
В аэропорту нас встречал прямо у трапа С.Моденов, у которого я должен был принимать дела. Он был предельно внимателен и повёз в нашу новую обитель, где предстояло жить и трудиться. За рулём «Мерседеса» величественно сидел водитель Араи-сан в белых перчатках. Всё это было очень непривычно и волнительно.
Здание Бюро представляло собой старый двухэтажный особняк с красивым садом, украшенным декоративными камнями, и с прудиком, в котором плавали карпы. Это был маленький тихий мирок, и даже не верилось, что совсем рядом бурлит один из центральных районов японской столицы – Синдзюку, − а в двадцати минутах езды от нас расположен императорский дворец. Неподалёку была станция надземки Синаномати, а рядом большой госпиталь «Кэйо».
На первом этаже находились рабочие помещения, где трудилось двадцать японцев, большая красивая приемная со старомодной массивной мебелью, раздвижной стенкой, выходившей в сад, а в задней части дома – вместительный склад. На втором этаже был кабинет советских служащих с тремя столами и две двухкомнатные квартиры, одну из которых занимал заведующий, другую – его коллега.
Несколько слов о наших новых соседях.
Ими стали Володя и Софа Рогалисы – удивительные по своей чистоте, доброте и радушию люди. Мы с Володей оказались почти ровесниками. Он слабо разбирался в редакционно-издательском деле, но все изъяны компенсировал искренним усердием и готовностью в любой момент подставить плечо помощи. А Софочка от природы была очень толковой и сообразительной женщиной. Достаточно сказать, что её супруг не всегда ориентировался в токийских лабиринтах. В таких случаях она помогала ему найти (не зная в отличие от него японского языка) правильную дорогу, после чего говорила: «А теперь, Володя, шуруй!».
По своей натуре голубоглазый Рогалис был очень контактным, улыбчивым и весёлым человеком, большим любителем военно-мемуарной литературы и исполнителем старинных русских романсов. Его фирменный выход – «Что ж ты затуманилась, зоренька ясная?» − всегда пользовался большим успехом в коллективе.
Скажу сразу: с соседями нам повезло, и мы сохранили с ними дружеские отношения на многие десятилетия. Более того, не без моей протекции С.Рогалис стала сначала бухгалтером Бюро, а по возвращению в Москву поступила на работу в центральную бухгалтерию АПН.
Итак, наскоро приведя себя в порядок, после одиннадцатичасового перелёта Москва-Токио, я спустился в приёмную, где собралась уже вся журналистская братия – почти двадцать человек.
Так завершились первые сутки нового завбюро АПН.
С этого момента мне пришлось регулярно летать по маршруту Токио-Москва-Токио и Внуково, как и Ханэда (а впоследствии Шереметьево и Нарита) стали почти родными.
Сначала рейсы «Аэрофлота» были только пару раз в неделю, а японский «Джал» летал через Северный полюс. На следующий год, увы, мне пришлось воспользоваться именно этим рейсом, чтобы успеть на похороны мамы. Запомнилась промежуточная посадка в канадском Анкоридже, где мы вернулись во вчерашний день (!), а потом я очутился в Копенгагене. Проведя полдня в датской столице, прилетел в Москву, «догнав» установленное время.
На следующий день поехал встречать жену, которой разрешили приобрести билет на рейс «Аэрофлота». Подъезжая к Внуково я увидел большое количество пожарных машин и «Скорой помощи». В аэропорту выяснилось, что эти чрезвычайные меры приняты для встречи токийского рейса − при взлёте у лайнера сломались шасси. Пришлось пережить час тревожного ожидания, зато потом встреча была ещё более радостной, чем обычно.
Вспоминается и такой случай. Как-то в марте я возвращался из командировки в Токио. В Москве ещё стояли морозы, а «дома» меня ждала весна в полном расцвете. Оставив провожавшим пальто и шапку, я налегке пошёл по длинной кишке на посадку. Примерно на восьмом часу полёта, среди ночи меня разбудил голос пилота: «В связи с неблагоприятными погодными условиями токийский аэропорт закрыт, и наш самолёт совершает посадку в Хабаровске. Просьба приготовиться».
Пришлось по снегу топать к автобусу, а потом два дня без копейки в кармане пережидать погоду в местной гостинице, где нас держали и кормили.
В заключение ещё одна история, связанная с полётами по знакомому маршруту.
Я лечу из Шереметьево в Токио на четырёхмоторном лайнере Ту-114. Это огромная махина, в которой есть даже несколько «купе» с диванами для отдыха. Моими соседями оказались симпатичные ребята, которые летели в Японию по линии торгпредства. Самолёт уже начал снижаться, и я обратил внимание, что мои спутники стали укладывать в сумку большую «палку» копчёной колбасы. Я сказал, что на таможне у них это отнимут, поскольку японцы очень бдительно следят, чтобы не провозили пищевые продукты.
На естественный вопрос, что делать, я предложил им свои услуги, поскольку, как дипломат, не подвергался досмотру.
Я переложил «трефную» колбасу в свой атташе-кейс и договорился встретить ребят при выходе из аэропорта.
Меня встречала жена, и после совершения всех формальностей стал поджидать владельцев колбасы. Они не появились, а мне сказали, что их встретили и увезли на автобусе. До дома я не доехал, поскольку со слов жены меня срочно ждали в посольстве, где проходила важное совещание. После него мне пришлось ещё задержаться и до кровати я добрался за полночь.
Утром жена поведала, что наши друзья подготовили мне горячую встречу, но, не дождавшись, выпили и закусили без меня.
Я осторожно спросил, не попадалась ли ей колбаса, на что она радостно сообщила, что гости с удовольствием её сожрали.
Чтобы хоть как-то сохранить лицо, мне пришлось объезжать всю советскую колонию и собирать по кусочкам колбасу. Больше я никогда не предлагал свои услуги для провоза запретных продуктов.
На этом фото я со своим коллегой В.Рогалисом сами кого-то встречаем. Вместе с нами супруги Покровские − советник Георгий Петрович и Муза Константиновна (Царство им Небесное!) − с которыми нас связывают очень яркие воспоминания. «Гэ−Пэ» (так его называли друзья и коллеги) прожил долгую жизнь и дослужился до звания генерала разведки. Мне приятно, что я (как и он) передал эстафету нашей дружбы следующему поколению: сейчас мой сын, уже сам дедушка, вместе со своей супругой дружит с семьёй Нюки Покровской, которая стала уже бабушкой нескольких внуков. В центре снимка Николай Васильев − тогда молодой дипломат, впоследствии ставший заместителем директора Института востоковедения АН РФ. Мы поддерживаем дружеские отношения и по сей день, хоть возраст, болезни и чёртов Ковид мало способствуют этому. Единственно, что осталось загадкой − кого мы встречали, поскольку все запечатлённые на фото лица представляли самые разные организации.
Василий Никифорович Зайчиков был первым заместителем председателя правления АПН, и первым большим начальником, которого мне пришлось встречать в Токио.
На фото высокий гость в окружении сотрудников бюро. Нужно отметить, что жизненный путь нашего начальника был весьма сложен и связан с героическим прошлым. Пройдя долгую комсомольскую школу, он в годы войны потерял здоровье, сражаясь в рядах партизан в белорусских болотах. Потом он работал в следственных органах, откуда попал в секретари компартии Киргизии. Какая кривая привела его в АПН я, понятно, не знаю, но своеобразный и довольно пёстрый по составу коллектив Агентства относился к нему (весьма далёкому от журналистики) с большой симпатией и уважением. Как ни странно, по своему характеру он очень подходил к своей фамилии: мягкий, доброжелательный, приветливый. После очередной кадровой перестановки, которые часто происходили в нашем «королевстве», Василия Никифоровича перевели в завбюро АПН в Финляндии, где он и завершил свою службу.
Среди встречавших В.Н.Зайчикова был и представитель издательства «Кокусай дзёхося», выступившего в роли приглашающей стороны, Токунага-сан. Незадолго до этого он со своим коллегой фотографом совершил длительную поездку по СССР для сбора материалов к запланированному альбому о нашей стране. Он великолепно знал русский язык, который изучил в лагере для военнопленных. Мы познакомились с ним ещё в Москве и умирали со смеху, когда он рассказывал о своих командировочных приключениях.
Однажды их не пускал в отель швейцар, который не узнал в японцах постояльцев, и кричал им «Иди отсюда, узбек!». А где-то в захолустье в Доме колхозника их поселили в номер с неработающим туалетом. Тогда Токунага на доходчивом русском языке спросил у администратора: «Я, по вашему мнению, должен с@ать из окна?» Видимо вопрос застал того врасплох, и японских гостей перевели в другой, более комфортабельный номер.
Но, несмотря на все неудобства и трудности, с которыми японским журналистам пришлось столкнуться в поездке, они создали красочный фотоальбом о Советском Союзе, полный любви и уважения к нашей стране. Впоследствии Токунага ещё не раз ездил в СССР, выпустил ряд книг и мы оставались с ним добрыми друзьями вплоть до его кончины. Увы, мне пришлось в Токио провожать его в последний путь. А спустя много лет ко мне в АПН пришла одна симпатичная русская женщина. Она призналась, что их связывали с Токунага продолжительные романтические отношения, что они вместе отдыхали на Кавказе и расспрашивала меня о последних днях его жизни.
А это уже меня встречают на вокзале в г. Канадзава.
Прошло всего пару месяцев после начала моей работы, как меня разыскал старый знакомый Нанъё Камияма. Его пост официально назывался «Главное перо» («Сюхицу»), то есть главный редактор местной газеты «Хоккоку симбун». В 1961 году он приезжал в СССР по приглашению Союза Журналистов и совершил насыщенную поездку по нашей стране. Я сопровождал его во время пребывания в Москве. Он встречался с Н.С.Хрущёвым, который тогда возглавлял партию и правительство, общался по существу со всеми руководителями отечественных СМИ − «Правды», «Известия», Гостелерадио, ТАСС и АПН. Я не помню ещё такого случая, чтобы зарубежного представителя провинциальной прессы принимали в нашей стране на таком уровне. На прилагаемом фото японский гость встречается с главным редактором «Правды» П.А.Сатюковым, который по совместительству был также председателем Союза Журналистов СССР. Крайний справа − его заместитель Н.Н.Иноземцев, который потом стал академиком, директором Института мировой экономики и международных отношений (МЭИМО), депутатом Верховного Совета СССР.
Камияма-сану видимо надолго запомнилась поездка в Советский Союз и всю свою благодарность он выразил по отношению к моей скромной персоне − его переводчику. Вместе с «Сюхицу» меня встречала его супруга, ответственный секретарь местного отделения Общества «Япония−СССР» г-н Цурумори (крайний слева) и руководитель этого отделения Сигэки Мори. Кратко представлю обоих друзей нашей страны. Первый − по профессии шахтёр, крупный краснощёкий здоровяк, второй − бледный, усталый на вид, немного застенчивый человек. Если не ошибаюсь, он был мэром маленького шахтёрского городка Нэагари. После кончины супруги (она умерла от голода во время войны) дал обет не есть рыбу. В соответствии с завещанием, его прах разделили пополам и захоронили в родном Нэагари и советском городе-побратиме Шелехово. Следует напомнить также, что его сын Ёсиро Мори стал японским премьер-министром и во время своего официального визита в СССР посетил могилу отца в Шелехово.
Саёнара, Япония!
В сентябре 1972 года с сознанием исполненного долга я с лёгким сердцем я возвращался в Москву. Своим главным достижением я считал строительство нового собственного трёхэтажного здания бюро АПН. Немаловажным обстоятельством было то, что из государственного бюджета мы не взяли ни одной иены. Секрет этой многоходовой операции состоял в том, что нам удалось пропаганду совместить с коммерцией.
Впереди была новая работа, новые задачи, новая жизнь. Я и представить себе не мог, что восемь (!) лет спустя снова вернусь в этот дом и в той же ипостаси. Правда, вместо дипломатического ранга я стану счастливым обладателем корреспондентской карточки, которая откроет мне великолепные возможности встречаться с самыми разными людьми и посещать доселе запретные места.
