Очередная публикация нашего постоянного автора Михаила Ефимова из серии «Фото из альбома»
МОЙ ВЫПУСК
Боюсь, что я единственный из изображенных на этой фотографии, кто ещё здравствует (очень хотел бы ошибиться!). Так что проконсультироваться мне не с кем и приходится уповать только на собственную память, которая, как известно, представляет собой очень ненадёжную субстанцию. Итак, попытаюсь поименно назвать всех выпускников японского отделения Московского института востоковедения 1952 года.
Сидят (слева направо): Вл.Андросов, Л.Итунина, Р.Курникова, С.Ф.Зарубин, Т.Топеха, Л.Мастерков, ?
Второй ряд: ?, А.Попов, В.Прохоров, С.Вербицкий, Ю.Нуждин, Г.Юрьев
Третий ряд: А.Филиппов, А.Дмитриев, М.Ефимов, Д.Устинов, А.Пушков, И.Барковский
Напомню, какое это было время.
В Кремле доживал свои последние дни И.В.Сталин. Советский Союз с большим трудом приходил в себя после страшной опустошительной войны, а в мире уже вовсю полыхала «Холодная война», которая на Корейском полуострове переросла в горячую. В стране на полных оборотах шла кампания по борьбе с инакомыслием, в науке воспевались бредни лысенковщины − шаманства ХХ века, а все советские граждане от мала до велика штудировали труд вождя «Вопросы языкознания». Вот такие были времена.
К этому следует добавить, что советско-японские отношения стояли на нулевой отметке. По существу они отсутствовали. Не было ни посольств, ни торговли, ни туристов, ни каких бы то ни было контактов. Понятно, что и японисты были никому не нужны.
Насколько я помню, судьбы выпускников сложились по-разному. С некоторыми из них сразу были потеряны все связи и контакты: одни разъехались по стране, другие оказались востребованными одной организацией, которая предпочитала не афишировать свою деятельность и своих сотрудников. Впрочем, такого рода организации были, есть и будут в любой стране.
О первых двоих выпускниках мне ничего не известно. Роза Курникова − смешливая девушка с ямочками на щеках − устроилась в системе «Интуриста» и работала в московском отеле «Савой». Как-то она рассказывала об одном постояльце, который через некоторое время приобрёл всемирную известность. Речь шла о Ли Харви Освальде, − том самом, кто в ноябре 1963-го застрелил в Далласе президента Кеннеди. Роза запомнила его, как несколько взбалмошного молодого человека, который хотел получить советское гражданство и учиться в МГУ.
Степан Федотович Зарубин преподавал нам японский язык. У него был большой опыт практической работы с японцами, и его занятия проходили живо и интересно. Имя его прочно вошло в японоведение, как автора полного русско-японского словаря.
Таня Топеха абсолютно соответствовала характеристике известной киногероини — комсомолка, спортсменка и вообще красавица. Её мама Александра Петровна Орлова − яркая и пышная казачка − преподавала нам на первых курсах японский язык, а папа П.П.Топеха был довольно известным востоковедом, доктором наук. Сама Татьяна, сменившая после замужества фамилию на Григорьева, стала крупным учёным-культурологом, доктором наук, профессором, заслуженным деятелем науки. Более полувека она проработала в стенах Института Востоковедения АН РФ. Мне особенно приятно вспомнить тот факт, что именно она мне очень помогла спустя более полувека (!!) успешно защитить диссертацию на соискание степени кандидата филологических наук.
Лэм Мастерков, пожалуй, был самой яркой личностью в нашей группе. Помимо того, что он великолепно учился, его отличала огромная любовь к музыке, классическому танцу и вообще… Довольно долго о нём не было никакой информации, а потом он появился в стенах МИДа. Многие годы Л.Мастерков провёл в Женеве, где вёл утомительные переговоры с американскими супостатами по вопросам разоружения или вооружения. «Многие годы» − это значит, что у меня родился и подрос сын, который получил диплом специалиста по Японии, прошёл в МИДе путь от стажёра до советника-посланника и успел «пересечься» с Лэмом Александровичем, который к тому времени получил ранг посла. Я бережно храню подаренную им мне книгу «Российские востоковеды», на форзаце которой его рукой аккуратно выведены иероглифы хайку Басё: «Акибукаку тонари-ва нани-о суру хито дзо» (Поздняя осень./Как поживает сосед?/Интересно бы знать.)
С Андреем Поповым мы тесно дружили с 7-го класса школы и жили по соседству в районе Старого Арбата. Мы даже сына своего назвали в его честь, хотя он и обманул нас — обещал достать детскую коляску (то была эпоха повального дефицита, и всё от сыра до штанов нужно было доставать!). Шутка!
После окончания института он учился в аспирантуре экономического факультета МГУ, а потом попал в Совинформбюро. Ему дважды довелось ездить в Японию в длительные командировки по линии АПН. К сожалению, он скончался в расцвете своих творческих сил, когда ему исполнилось 55 лет. На прилагаемом снимке зафиксирована наша встреча в Саппоро в 1976 году, когда я приезжал в краткосрочную командировку, а Андрюша был нашим представителем в генконсульстве на Хоккайдо.
Владимир Прохоров не сразу нашёл свой путь: учился в аспирантуре, работал корректором в издательстве, подрабатывал переводами. Слышал, что он успел поработать в нашем посольстве в Токио. Последние годы, если не ошибаюсь, активно занимался на ниве литературных переводов. Его два сына тоже пошли по его стопам. Один из них даже женился на японке и поселился на её исторической родине.
Семён Вербицкий представлял то поколение, которое прошло войну. С носителями языка он познакомился на поле боя, но это обстоятельство никак не способствовало учёбе, которая давалась ему трудно. Мне он запомнился ещё тем, что, выступая в командных соревнованиях по шахматам на первенство института, играл на первой доске. Однажды мы встретились в Токио, куда он приезжал в командировку. Многие годы он посвятил работе в Институте востоковедения АН РФ, где занимался выпуском ежегодников «Япония». Заканчивал свою научную деятельность Семён Ильич в США, куда переехал в 90-е годы.
Александр Филиппов до поступления в МИВ работал в многотиражной прессе на производстве. Видимо это обстоятельство открыло ему дорогу в редакцию газеты «Правда», где он трудился много лет. Правда, я не помню, чтобы он выступал по японской тематике и посетил Страну восходящего солнца.
Александр Дмитриев считался образцом трудолюбия на всём курсе. Помню, как он привёл в замешательство нашего преподавателя по политэкономии, предъявив ему конспект «Анти-Дюринга», сделанный за одну ночь! Он первым из нашей группы защитил кандидатскую диссертацию, но потом как-то быстро растратил свои таланты и беспутно завершил свою жизнь.
Об Алексее Пушкове я мог бы много рассказать. Дело в том, что практически вся моя трудовая жизнь прошла рядом с ним. Тридцать лет мы вместе проработали в АПН и трижды (!) я занимал должность его заместителя, когда он был на разных постах — главного редактора журнала, главной редакции периодических изданий и издательства. Это был удивительно цельный, порядочный и душевный человек. Всегда он пользовался в коллективе большим и заслуженным уважением. После окончания института он начал свою трудовую деятельность в качестве инструктора Сокольнического райкома комсомола и вскоре стал первым секретарём. Так по комсомольской «путёвке» он пришёл в Совинформбюро и сразу же был направлен в Японию, где только-только открылось наше посольство. Дальше его карьера шла только вверх и на пенсию он ушёл с поста заместителя председателя АПН.
На этом фото 1979 года запечатлён рабочий момент. Помимо неизбежных авралов, летучек и творческих споров, всегда было место и шуткам.
Таков коллективный портрет нашей группы. На изображённом снимке мы полны счастливых надежд, горим желанием применить полученные знания и ближе познакомиться с соседней страной. Сейчас с высоты прожитых лет понимаешь, как много удалось пройти по этой колее, что получилось, а что и осталось в мечтах. Пусть из нашей группы не вышло ни одного академика или министра, пусть никто из нас не стал в один ряд с корифеями востоковедения, но все мы, по мере своих сил и способностей старались пройти по жизни так, «чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы».
