Мы попросили Ефимова Михаила Борисовича написать для сайта ОРЯ серию коротких эссе о его жизни и творческом пути, а также о Японии. Публикуем очередное эссе автора.
«АНГАРА» В МОРИОКЕ
Думаю, что большинство читателей имеет весьма смутное представление о Мориоке. Этот город относительно недавно был отмечен «кружком на карте генеральной», как «двухсоттысячник», хоть и является центром префектуры Иватэ. Давным-давно мне довелось там побывать, и у меня осталось прочное убеждение, что это − типичная «дыра». Иватэ и считается одной из самых больших по площади префектурой, но по плотности населения она стоит на последнем месте.
И это не случайно, поскольку здесь нет почти никакой промышленности. Сюда даже не залетали во время войны американские самолёты, т.к. не было никаких крупных целей для бомбёжки. Это − край крестьян и рыбаков. Молодые люди всегда рвались отсюда в поисках счастья в столицу или другие крупные центры. И некоторые выходцы из этих мест действительно обрели большую известность.
В Иватэ очень гордятся своими знаменитыми земляками: выдающимся поэтом Исикавой Такубоку (1885−1912) и крупным политическим деятелем-демократом начала прошлого века Гото Симпэй (1857−1929), который, к слову сказать, был большим другом нашей страны.
Впрочем, история Иватэ помнит и другие примеры. Здесь распространена шутка: мы дали Японии пятерых премьер-министров, а они нам, в свою очередь, не дали ничего. Более того, уроженец этих краев небезызвестный генерал Тодзио, будучи премьером, втащил Японию на путь милитаризма и войны, что, в конце концов, привело ее к национальному позору, а его на виселицу. Недобрым словом поминают здесь и премьера Судзуки Дзэнко, при котором Япония завязла в трясине экономических проблем. Так что нельзя сказать, что премьеры совсем уж ничего не «дали» своим землякам. Проблем и несчастий они принесли предостаточно.
В маленьком рыбацком городишке Ямада, откуда родом Судзуки, меня угощали местными сладостями, словно в шутку названными по имени премьера «дзэнко». Предприимчивый хозяин лавочки где делалось это вкусное печенье, говорил мне, что его изделие оставит, пожалуй, единственное сладкое воспоминание о правлении кабинета Судзуки.
И всё-таки: префектура Иватэ, хотя и давала миру поэтов, премьеров и генералов, прежде всего, известна, как край рисоводов. Когда мчишься в автомобиле, преодолевая сонливость от однообразного пейзажа − нескончаемых рисовых полей и длинных шестов, на которых сушатся снопы соломы − поражаешься старанию и тщательности, с какой здесь выращивают, собирают и хранят урожай.
Спустя почти десять лет после поездки в Иватэ мне довелось вновь посетить эти края. Об этой поездке и хотелось бы сейчас рассказать.
На этот раз я решил воспользоваться суперэкспрессом «Ямабико» («Эхо»), который недавно связал Токио и Мориоку. Такое знаменательное событие дало повод японской прессе даже восторженно заявить, что теперь этому краю предоставлена магистраль прогресса.
О самом городе я дополнительно знал, что в средние века − в эпоху Токугава − местный замок Мориока был переименован в замок… Мориока. Нет, ошибки здесь нет: первый из двух иероглифов в его имени заменили на другой с таким же чтением.
Ну разве не заманчиво было прокатиться в глубинку, по трассе, которая сулила ей чуть ли не кратчайший маршрут в светлое будущее!
Следует оговориться: в Японии железнодорожный транспорт − это сложнейшая, очень развитая система, в которой переплелись, зачастую в самых неожиданных сочетаниях, весьма разнородные элементы: экономические, технические и даже социально-психологические. Дороги есть частные и государственные, процветающие и прогорающие, скоростные и, наоборот, абсолютно допотопные. Главное же, для обитателя японской столицы электричка − самое популярное и доступное средство передвижения не только на дальние расстояния и в пригороды, но и по городу, поскольку трамваи и троллейбусы отсутствуют, как класс, а электропоезда пересекают Токио в самых разных направлениях. Так что нет никакой необходимости ехать на Центральный вокзал, чтобы отправиться в дальний путь.
Бюро АПН находится поблизости от железнодорожной станции Готанда. Отсюда и началось мое путешествие в Мориоку.
Было жаркое летнее утро. Основная масса служащих уже успела добраться до работы, что сильно облегчало мою задачу сесть в поезд. В Токио это не всегда просто. А в утренние и вечерние «часы пик» тем более. Здесь иногда даже студенты подрабатывали тем, что помогали дежурным по станции утрамбовывать пассажиров в вагоны.
Вспоминаю рекламу − довольный японец демонстрирует нейлоновую куртку. На плакате надпись: «Материалы фирмы «Торэй» устраняют всякое трение, и Вам всегда обеспечено место в электричке».
Мне повезло. Я сел без посторонней помощи, даже не обладая курткой фирмы «Торэй», и выбрал в полупустом вагоне удобное место у окна. Впрочем, радость была кратковременной, а удача − результат моей невнимательности: на следующей узловой станции Синагава объявили, что поезд дальше не пойдёт. Таким образом я влился в очередь, которая уже топталась на перроне. Надо заметить, что в ожидании поезда японцы выстраиваются в затылок друг за другом прямо напротив двери (для этого на перроне выведены специальные знаки, точно указывающие расположение дверей вагона), и привычной для нас толкучки нет и в помине. А дальше была обычная картина посадки, хотя и не столь впечатляющая, как в «часы пик».
Вагоны японских электричек похожи на наши в метро с той только разницей, что, во-первых, они снабжены вращающимися мощными вентиляторами, которые тщетно пытаются остужать распаренную от летней жары толпу, а во-вторых, сплошь (окна, двери, потолки и даже висячие поручни) оклеены рекламными объявлениями.
Даже в битком набитом вагоне неукоснительно соблюдается этикет: при любых обстоятельствах надо сохранять предельную вежливость («Простите, я, кажется, отдавил Вам ногу», «Извините, я сейчас вынужден Вас немного толкнуть», «Пожалуйста, отпустите мою руку, так как я…» и т.д.). Зарубежные туристы порой допускают вопиющие нарушения местных порядков. Скажем, пытаются уступить место женщине или старику. А еще, не дай бог, вдруг схватят баул, чтобы помочь японке, которая с трудом его тащит. Именно такой казус произошёл однажды, когда я сопровождал одного очень высокопоставленного соотечественника. Мы выходили из вагона электрички, и он, увидев, как рядом идущая пожилая японка с трудом тащит тяжёлую сумку, из самых лучших побуждений протянул руку, чтобы помочь даме, а та, в свою очередь, видимо, решив, что «гайдзин» (иностранец) хочет отнять её ношу, едва не подняла крик. С трудом удалось разрулить эту опасную ситуацию.
Как только поезд тронулся, меня плотно сдавили со всех сторон, и я с трудом балансировал на одной ноге, поскольку на другой кто-то стоял. Краем глаза вижу немыслимую красотку, которая, не скрывая удовольствия, пьет кока-колу из запотевшего стакана. Она игриво смотрит на меня, словно хочет угостить. да я и сам бы охотно глотнул чего-нибудь прохладительного. Но, увы красавица − это всего лишь реклама, прикрепленная к стене вагона.
Наконец-то электричка медленно вплывает на станцию Уэно, где предстоит пересадка. Это целый железнодорожный конгломерат, по крайней мере, десятка дорог и примыкающего метро. Среди них есть и та, которая нужна мне. Но, чтобы добраться до нее, заветной, предстоит еще не один раз спускаться и подниматься по многочисленным переходам и эскалаторам. И то спасибо, потому что до недавнего времени скоростная трасса обрывалась в полусотне километров от Токио: местные жители стали стеной на пути строителей, поскольку не желали ложиться спать и вставать по утру под несмолкаемый грохот проносящихся электропоездов. Кроме того, сработал и финансовый фактор: земля-то частная, и для строительства магистрали ее нужно было выкупить за немалые деньги. Было найдено поистине мудрое решение: загнать экспресс в подземный туннель и, тем самым, ликвидировать необходимость ещё одной пересадки.
Многочисленные лестницы, контролёры, спешащая куда-то толпа. Невольно создается впечатление, что никто в Японии не работает. А между тем это не так. Люди работают, и весьма усердно и к тому же, как правило, без отпусков. Хотя они и положены, японцы редко используют это право. Здесь действует железная логика: «Если без тебя обошлись на работе две недели, значит, ты не так уж и нужен!».
Давка в поездах происходит оттого, что японцы, как правило, вынуждены издалека добираться на работу. Ведь жилье чем дальше от центра, тем дешевле. Вот и мыкаются они на перекладных по 3−4 часа в день.
Но и без того непростая транспортная проблема накаляется до высшей точки, когда наступает разгар лета. Это значит что начинается «о-бон», древний ритуал поминовения усопших. По преданию, в эти дни каждый из них приходит в дом где родился и жил. Поэтому ныне здравствующие потомки спешат в родные места. Правда, злые языки утверждают, что кое-кто, и таких немало, предпочитает под предлогом встречи с давно усопшими провести о-бон на веселом курорте, рыбалке или горной тропе. Но не будем подозревать огульно граждан Страны восходящего солнца в таком смертном грехе. Не берусь судить, как обстоит дело с доставанием билетов в период о-бон у обитателей мира иного, но для простых смертных это довольно сложно. Нужно обязательно бронировать места заблаговременно. Во всяком случае, я поступил именно так и не без злорадства наблюдал за повышенной активностью возле железнодорожных касс.
Экспресс «Ямабико» («Эхо») − это сила! Сидишь себе в прохладе (все вагоны кондиционированы) в мягком, как в самолете, кресле и смотришь в окно, а за ним со скоростью двести километров в час летят навстречу города, поселки и рисовые поля. Нормальный японский пассажир ничем не отличается от своих собратьев — граждан других стран: в дороге он либо читает, либо спит, либо ест. Хорошо зная эти привычки, дорожная служба сервиса во всем идет ему навстречу, особенно в последнем: по проходу взад-вперед беспрестанно бегают услужливые юноши и девушки, предлагая всякую всячину − от зеленого чая до виски и от вяленой каракатицы до мороженого. Жуй и пей себе на здоровье!
Я по старой привычке глазею в окно, и разные мысли лезут в голову. Ведь подумать только: всего каких-нибудь сто лет назад в Японии прогудел первый паровоз, а первая железнодорожная магистраль измерялась примерно двумя десятками километров. Многие, садясь в вагон, оставляли на перроне обувь, как перед дверью дома. Относительно недавно страна после развязанной ею войны лежала в руинах, была раздавлена, сожжена и унижена, а сейчас она, точно этот экспресс «Ямабико», стремительно мчится по дороге научно-технического прогресса, и заставила весь мир поверить в «Японское чудо». Есть много объяснений причин стремительного рывка Японии к вершинам современного производства. Мне лично кажется, что здесь сыграли роль не только объективные обстоятельства (например, небольшие военные расходы, необходимость обновления станочного парка, уничтоженного войной, высокая грамотность населения). Трудно согласиться с теми, кто ставит под сомнение, а то и вовсе отрицает такие чисто национальные качества, как трудовое усердие японцев, их исполнительность, организованность и честность. Кстати говоря, в японском языке нет даже таких слов, как «трудолюбие» или «дисциплина труда» в нашем понимании. Все это подразумевается само собой. Вообще трудно вывести обобщенную характеристику какого-либо народа или нации. Японцы в этом смысле не исключение. Но было бы нелепым отрицать их очевидные успехи в области материальной культуры. А ведь все это достигнуто только умом и руками народа. Хотел по привычке добавить «трудолюбивого».
Примерно через три часа прозвучала характерная мелодия, а вслед за ней голос диктора: «Наш экспресс прибывает на станцию Мориока. Платформа с правой стороны. Проверьте, пожалуйста, не забыли ли вы вещи в вагоне. Повторяем: станция Мориока».
Хотя это и префектуральный центр, здесь царит дух глубокой провинции и характерный антураж: деревянные двухэтажные домики, обшарпанные лавочки, старые храмы и дежурный атрибут любого японского города − «патинко». Когда входишь в это заведение, такое ощущение, словно попал в прокатный цех или на главный конвейер машиностроительного завода: со всех сторон раздаётся монотонный металлический грохот и производственный гул. Но в «патинко» ничего не производят, Здесь просаживают деньги и время, отчаянно накручивая ручки игральных автоматов.
Остановился я в местном рёкане. Оставил, как положено, у входа свои штиблеты, переоделся в номере в юката и стал ждать ужина. В японских гостиницах постояльцы питаются в своих номерах. Потчуют здесь исключительно национальной кухней.
Ужин принесла на подносе горничная: он состоял из семи блюд. Но я думаю, что бывалый советский командировочный, не избалованный гастрономическими изысками наших гостиничных буфетов, не стал бы мне завидовать. На лакированном подносе были изящно выложены три кусочка сырой рыбы, кусочек жареной, присыпанный чем-то кусочек огурца, зеленая травка с какой-то подливкой, сушеная морская трава, бобовый супчик и плошка риса. Я бы с удовольствием променял все это на пару сарделек и бутылку кефира, но в рёкане такой заказ прозвучал бы также странно, как если бы я попросил сукияки в Доме колхозника.
После столь разнообразной но не очень калорийной трапезы захотелось испробовать пищу духовную и включить телевизор. Прежде всего нашел в нем хищное отверстие, куда опустил сто иен, и принялся крутить все имевшиеся на нем ручки. Но телевизор молчал, как хладный труп, который уже нельзя было реанимировать. Пришлось вызвать дежурную. Мне было неловко за свою отсталость. Небось подумает: вот дикарь, даже телевизор не знает как включить. Через некоторое время (отнюдь не сразу, хотя, как правило, именно так пишут о местном сервисе в путевых очерках) явилась сухонькая старушка в рабочем кимоно. К моему удивлению, она полностью повторила мои манипуляции и стала тоже дергать поочередно все имеющиеся рукоятки. А потом, поцокав языком, просто хлопнула своим маленьким кулачком по счетчику, куда я опустил монетку. Телевизор крякнул и… включился. Правда, через 40 минут, очевидно, точно по тарифу, он опять автоматически выключился. Но я не расстроился − смотреть все равно было нечего.
А теперь поведаю, какая нелёгкая занесла меня в Мориоку. Что заставило бросить все дела и приехать в эту «дыру».
Меня подняло в дорогу приглашение общества «Ангара». Организация с таким странным для японцев названием мне до этого была совершенно неизвестна. Оказалось, что члены её − бывшие японские военнопленные, которые в 1945−1947 годах находились в лагере неподалеку от Иркутска. То были нелегкие для них, бывших солдат «непобедимой» Квантунской армии, годы: неволя, жестокие сибирские морозы, тяжелый физический труд. Что и говорить, для многих плен стал суровым испытанием. Некоторые из них остались навсегда в иркутской земле.
Вернувшись на родину, бывшие пленные сохранили между собой связи, хоть жизнь и разбросала их по всей Японии. Но сказалась тяга к групповому общению, которая, надо сказать, очень в характере японцев и проявляется в создании самых разных организаций, обществ, союзов. Почти каждый житель Японских островов состоит в обществе школьных одноклассников, институтских выпускников, земляков, участников туристических поездок и путешествий, любителей традиционной поэзии или почтовых марок и многих, многих других. Вспомнил, как после открытия прямого сообщения Токио-Москва-Токио первые японские туристы по возвращению создали общество «Пектопа». На вопрос, что это означает, я получил поразивший меня ответ: оказалось, что из всех русских названий они смогли прочитать только одно − «РЕСТОРАН», которое они произносили, как «Пектопа»!
Так что не удивительно, что бывшие военнопленные, находившиеся в лагере под Иркутском, тоже создали свой «кай» («общество»), который по понятным причинам назвали «Ангара».
Честно говоря, я не сразу принял приглашение посетить ежегодное собрание этого общества. Но, в конце концов, чувство здорового любопытства победило осторожность и сомнения.
Первые, с кем я познакомился, были руководители «Ангары» − ее президент Коити Харада (хозяин булочной из Иокогамы) и ответственный секретарь Исаму Оцука (художник-дизайнер из Токио). Они мне рассказали, что общество сложилось в 1964 году и в него вошли тогда 250 человек. За прошедшие два десятилетия численность его возросла, и при этом не за счет бывших солдат Квантунской армии. При «Ангаре» возникли представительная женская секция и даже молодежная − это родственники бывших пленных. Собрание «Ангара-кай», по случаю которого я был приглашён, проходило на вершине горы Иваяма, которая величаво взирает на Мориоку. Здесь же, в летнем ресторанчике под зелеными кронами,− столы и маленькая эстрада. Началось собрание с молебна, который отслужил буддийский священник (тоже, понятно, член «Ангары»). Затем были произнесены приветственные речи, с которыми перед собравшимися выступили президент Харада, мэр города и… зав. Бюро АПН в Японии.
Основной состав выступавших был довольно пестрым, но говорили все об одном: желании жить в мире без войн. А потом на эстраду поднялись жены бывших пленных и исполнили песню «Цветы андзу», которую сочинили их мужья, находясь в лагере (андзу − плод, очень похожий на абрикос, который распространен именно в этих местах). Там же, на горе Иваяма, меня познакомили с ее владельцем (ничего удивительного − земля-то собственная!), который тоже состоит в обществе «Ангара». Вместе со всеми он подпевал женщинам. А потом рассказал много интересного о своей жизни. Память о плене для него теперь и навсегда связана не только с тяжелыми невзгодами. На чужбине он близко познакомился с дотоле незнакомым и чуждым ему народом. «Горовладелец» убедился, что советские люди − добрые и душевные. Война принесла им много бед. Им тоже было очень трудно, но многие делились с пленными нехитрой снедью и одеждой. Он показал мне маленькую березовую рощу, которую собственноручно вырастил, и под березами две скромные могилы.
В них никто не похоронен, но они точная копия тех, в которых лежат его товарищи на берегу Ангары. Он сделал это для того, чтобы родственники умерших могли посидеть под этими березками и вспомнить о своих близких.
Мне, в свою очередь, поездка в Мориоку и знакомство с членами общества «Ангара-кай» дали возможность познакомиться со сложнейшей проблемой, которая и сегодня, спустя 75 лет не утратила своей актуальности.
В Советском Союзе публиковались разные цифры о количестве военнопленных, о числе репатриированных и умерших. Некоторые сведения вызывали сомнения и даже недоверие. Совсем недавно удалось прочитать в Интернете такой документ, о существовании которого тогда и не мог знать;
«В Государственном архиве РФ был обнаружен документ МВД СССР особой важности — «Справка о количестве военнопленных бывшей японской армии, взятых в плен советскими войсками в 1945 году», направленная 18 октября 1956 года в адрес Н.С. Хрущёва, Н.А.Булганина и А.И.Микояна (они готовились к переговорам о заключении Мирного договора с Японией. — М.Е.). В ней впервые были представлены отличные от общепринятых ранее данные по японским военнопленным.
В этой справке впервые была зафиксирована ранее не фигурировавшая нигде цифра взятых в плен военнослужащих бывшей японской армии— 639 776 человек, в том числе 609 448 японцев и 30 328 китайцев, корейцев, монголов и других. При этом в числе 609 448 военнопленных японцев числилось 163 генерала, 26 573 офицера, 582 712 унтер-офицеров и рядовых. Справкой вносились коррективы и в данные об освобожденных из плена и репатриированных японцах за период с 1945 года по 1956 год и впервые называлась цифра 546 752 японца, в том числе 112 генералов и 25 728 офицеров. Кроме того, указывалось, что за это же время в Японию было репатриировано 6 241 человек интернированных и арестованных японцев. Особого внимания заслуживает впервые приведенная здесь цифра умерших в плену японцев − 61 855 человек, в том числе 31 генерал и 607 офицеров. Ранее о количестве японцев, умерших в плену, публикаций не было. Более того, в справке специально оговаривалось, что на военнопленных японцев, репатриированных непосредственно на фронтах, до завоза на территорию СССР, а также на умерших на фронтовых сборных пунктах, МВД СССР персональными списками не располагает. На Центральном кладбище Хабаровска находится японский сектор захоронений, в Краснофлотском районе Хабаровска в 1995 году разбит Мемориальный парк мира (памяти жертв Второй мировой войны), в других районах Дальнего Востока на месте бывших японских кладбищ установлены памятные знаки. Захоронения японских солдат регулярно посещаются официальными делегациями и родственниками умерших. В результате поисковых экспедиций, проведённых общественными организациями Японии в 1980—1990-х годах, все останки военнопленных, похороненных в Читинской области, были вывезены на родину. В память о них на братской могиле японских интервентов, находящейся на Старом читинском кладбище, в 1989 году был установлен памятник «Мир и согласие на вечные времена» и разбит парк».
Для сравнения приведу такие цифры: В ходе русско-японской войны 1904-1905 г. безвозвратные потери России составили 52.500 солдат, матросов и офицеров, в плен попало более 74 тыс. офицеров и нижних чинов. Из плена не вернулось 1.753. Насколько я помню, все захоронения русских воинов, умерших в плену, содержатся в полном порядке.
Как известно, многие сложные и поныне нерешённые проблемы межгосударственных отношений между Россией и Японией определяются разными подходами к их толкованию и методам решения. Вопрос о японских военнопленных в СССР не является исключением.
Начнём с того, что подавляющее большинство солдат и офицеров Квантунской армии попали в плен после того, как Япония устами императора объявила о полной капитуляции и начала складывать оружие. Отсюда возник аргумент, что они подпадают под категорию «интернированные» и, таким образом, не могут быть использованы на принудительных работах и имеют ряд других преимуществ перед плененными на поле боя. На это последовало вполне резонное возражение, что интернированными могут быть только гражданские лица, а вовсе не военные подразделения и т.д.
Не секрет, что многие из тех, кто вернулся из советского плена, у себя на родине подвергался дискриминации и не пользовался доверием при устройстве на работу. Мало того, их лишали пенсий, несмотря на то, что они получили перед освобождением необходимые справки. Короче говоря, можно сказать, что Судьба очень жестоко обошлась с этими людьми: на чужбине они подверглись жесточайшим испытаниям, а у себя дома столкнулись с новыми тяжёлыми проблемами.
Странная все-таки штука жизнь! Слушая речи бывших военнопленных и задушевную песню о цветущей андзу, я чувствовал искренность в отношении к моим соотечественникам. А ведь эти люди точили меч против нашей страны и с малых лет им внушали ненависть к русским людям. Более того, они пережили, чего там говорить, унизительные и тяжелые годы плена. Теперь они со стыдом и раскаянием вспоминают то время.
За годы пребывания в Японии мне часто приходилось встречаться с бывшими военнопленными. Но я ни разу не слышал от них хулы в адрес тех, кто держал их в неволе. По многочисленным свидетельствам, известно, что дисциплина и порядок в лагерях поддерживалась в основном не «вертухаями», а японскими командирами. Даже в плену сохранялась жёсткая воинская дисциплина, что позволяло почти повсеместное расконвоирование личного состава. Можно привести и такой факт: в местах размещения военнопленных нередко возникали «амурные» отношения с местными жительницами и как результат их — довольно большое количество родившихся детей явно японского происхождения. Некоторые отцы вернулись к ним уже после своей репатриации.
К числу уникальных явлений можно отнести и выпуск с 1-го сентября 1945 года согласно решению ЦК КПСС газеты «Нихон симбун» (тираж 150 тыс. экземпляров) на японском языке. Совершенно очевидно, что это была одна из форм идеологического воздействия. Главным редактором был хорошо известный подполковник И.И.Коваленко, а с японской стороны − М.Асахара. Не слышал, чтобы нечто подобное происходило в других лагерях военнопленных, в которых содержались будь то советские, немецкие или американские солдаты.
* * *
Тот жаркий летний день промчался очень быстро. Я и не заметил, как стало смеркаться, и надо было еще успеть к вечернему «Ямабико».
Я вскочил в него буквально за несколько минут до отправления, и он помчал меня обратно в Токио. На этом можно было бы и закончить рассказ о поездке в Мориоку. Если бы не один забавный дорожный эпизод. Рядом в кресле сидел довольно потертый тип. Он прочитал газету, выпил банку пива и затянулся сигаретой. Потом его взгляд с любопытством остановился на мне. Изысканно-вежливо он спросил:
−Прошу извинить за любопытство, откуда вы будете?
− Из Токио, − находчиво ответил я.
− Я имею в виду из какой страны? −пояснил он без улыбки.
− Самой близкой к Японии.
− Из Австралии?
Когда я сказал ему, что наши страны отделяет только трехкилометровый пролив, его лоб покрылся испариной, а сам он напомнил школьника, который завалился на простейшем вопросе. Он перебирал все известные ему страны от Новой Зеландии до Гаити. В конце концов я сжалился над ним и удовлетворил его любопытство. Он не мог скрыть своего удивления.
«Вот образец косности японского провинциала, − подумал я.− В такие мозги особенно легко вбивать примитивнейшие антисоветские гвозди. Небось, всю жизнь прожил в своей дыре, а теперь получил возможность приобщиться к прогрессу». Лишь из вежливости решил тоже задать ему напоследок вопрос:
− А вы откуда будете? Я имею в виду город.
− Из Токио, −лаконично ответил тип.
Пришла пора удивляться мне.
Продолжение следует
