Марина Логинова прожила в акварельной стране Японии почти 17 лет. На память об этом осталась каменная печать художника с тремя иероглифами: МА — чистота, РИ — правда, НА – это имя.
В 2000-м году государственный университет иностранных языков в Осаке заключил контракт с Владимиром Вениаминовичем Семаковым, мужем Марины Альбертовны, пригласив его преподавать студентам русский язык. Через полгода к приглашенному профессору университета приехала вся семья: жена и двое детей. Марина Альбертовна тоже стала учить японцев русскому языку, дети пошли в японскую школу. Возможно, другие воспользовались бы шансом пустить корни в красивой стране с безопасной жизнью и остались бы там навсегда. Марина Альбертовна говорит, что такой идеи у них не было с самого начала. Возможность говорить на своем языке, самому выбирать правила для жизни и иногда уходить в лес, где ты будешь один на многие километры, оказались важнее правильной и ранжированной жизни в Японии. И хорошо.
— Сейчас в Японии как раз пора любования красным кленом. Чем вы любуетесь в Карелии?
— В Японии есть два ханами: любование цветущей сакурой и любование момидзи, листьями красного клена. Осеннее ханами начинается в конце ноября. И, конечно, если сравнивать наш ноябрь – по-моему, самое гнусное время в Карелии – с японским ноябрем, то понятно, что японский ноябрь выиграет. Это красота неописуемая. Осеннее ханами мне нравится даже больше, чем любование сакурой. В ноябре прохладно, поэтому под деревьями сидит не так много людей. Говорят, что в этом году и в Карелии какая-то замечательная осень. Впервые за много лет я провожу это время здесь, и мне безумно нравится наша золотая осень. Я считаю, что она ничем не хуже японской. Кстати, японцы называют свою осень красной.
— А зимой-то там вообще холодно!
— Однажды утром я вошла в душ и пыталась помыть голову, но шампунь никак не лился из бутылки. В конце концов я выяснила, что он замерз. А вообще, я всегда спала зимой в шерстяной шапке и проверяла, не замерзла ли я, дотрагиваясь до носа. Если нос холодный, значит, надо включить какое-нибудь отопление. У них нет центрального отопления, но они всячески приспосабливаются. Там есть обогреватели – газовые, какие-то керосинки. Кондиционеры тоже есть, но это очень дорого. А потом у них есть такая штука, над которой многие иностранцы смеются, — котацу. Это японский низкий стол, под столешницей которого лежит одеяло, опускающееся до пола. Это одеяло подключено к обогревателю. И когда семья садится, они ноги убирают под стол, чтобы быть в тепле. Но я всегда поражалась: спина-то мерзнет! В японских магазинах продаются какие-то фуфайки специальные, грелки. Деревенская хозяйка научила меня, как в английских домах, наливать горячую воду в пластиковую грелку и класть ее под одеяло. Но шапку все равно я надевала всегда.
— И все учреждения работают без центрального отопления?
— Вообще, японские дома для лета. Со всеми своими раздвижными стенками, окнами для того, чтобы был сквозняк. Для зимы они мало приспособлены. Даже в дорогих домах нет центрального отопления. А в школах они зимой открывают окна настежь – так закаляют свое молодое поколение. И можно только на перемене погреть руки около какой-то керосиновой печки. И девочкам нельзя носить в школе колготки. Они ходят в этих знаменитых своих длинных гольфах, какие показывают в аниме.
— Я слышала, что чем старше школьницы, тем короче юбки?
— А вот эти правила – их там много — негласные, но если ты нарушил их, то старшеклассник обычно просто так мимо не пройдет. У моей дочки получалось все это соблюдать, поэтому она нормально жила в средней японской школе, а у сына слабо получалось, поэтому он сказал, что после японской школы российская армия – это ерунда. Неслучайно после школы сын увлекся боевыми искусствами. До этого у него не было таких пристрастий.
Учителя не имеют права воздействовать на учеников. Они не могут ни кричать, ни дотрагиваться до них. Между тем как-то ведь нужно дисциплину сохранять в школе, поэтому они не поощряют, но и не одергивают старшеклассников. Есть такое понятие «сенпай» – старший товарищ. Старшего товарища надо слушать, ему надо кланяться. Это как наши «деды» в армии.
— Мало приятного!
— Это только в средней школе. В начальной школе ничего подобного нет. А в средней школе, по-моему, это все сделано для того, чтобы как-то влить потом этих школьников в японское общество, которое очень жесткое на самом деле. И если ты эти правила (будь как все, не выделяйся, соблюдай дисциплину) не освоишь, то потом тебе будет трудно.
— Что хорошего есть в японской школе?
— Я думаю, две вещи. Во-первых, внеклассная работа. Каждый ребенок должен после занятий посещать какой-нибудь клуб. Их в школе миллионы: спортивные, школьный оркестр, студия оригами, секция плавания, кендо, теннис, баскетбол. Дочка у меня баскетболом занималась, а сын – кендо. И я очень благодарна японской школе, что дети выросли спортивными. Там тренировки не только после уроков, но и до. Например, в 6 утра. Второй момент – школьные экскурсии. Они ездят по Японии всем классом или даже параллелью. Их везут в Хиросиму, на Окинаву, в другие места.
И еще есть момент, отличающий нас от них: дети ничего не знают об успеваемости своих одноклассников. В классе нет ни двоечников, ни отличников.
— От каких японских привычек трудно отвыкнуть здесь?
— Кланяюсь я по-прежнему. Надо мной смеются, но я уже не так явно кланяюсь, пытаюсь себя контролировать. Но когда я из аудитории выхожу, закрываю дверь, то всегда наклоняю голову. Наверное, иностранцам всегда забавно наблюдать за тем, как японцы кланяются. Особенно при прощании. Где-нибудь в метро, они прощаются и кланяются.
— Вы сразу научились кланяться?
— Это как-то происходит рефлекторно. Все кланяются, и ты не можешь не кланяться. У меня был смешной эпизод, когда я только по приезде в Японию с какой-то японкой знакомой пошла в магазин. А там продавщицы всегда провожают тебя до выхода из отдела и напоследок обязательно кланяются. Причем в пояс. А мне это было так дико, что я начала тоже кланяться в ответ, чем заслужила неодобрение спутницы.
— Не жалеете, что так долго жили в этой стране?
— Мы недавно с дочерью обсуждали этот вопрос. Она сказала, что для нее все сложилось хорошо. Она очень хорошо говорит по-японски. У нее сейчас и работа связана с японским языком. Для сына, наверное, не очень. Япония – это не его страна. Это страна, где очень много правил, инструкций, которые нужно выполнять неукоснительно.
— Какие, например, правила есть для всех?
— Например, не разговаривать в электричке по мобильному телефону. Даже если у тебя в кармане зазвонил телефон, на тебя косо посмотрят. В каждом поезде есть дежурный, который проверяет, выключены ли телефоны. Нельзя громко разговаривать. Дочка возила недавно своих иностранцев в Японию и сказала, что они там выглядели дико: громко разговаривали, сидели на местах для инвалидов. Для японцев это совершенно неприемлемо.
— Как устроено все в японском общественном транспорте?
— Японский транспорт – идеальный транспорт. Здесь все точно. Водители работают в фуражках и белых перчатках. Встать с сиденья нельзя до полной остановки машины. Все говорят водителю: «Аригатоу годзаимасита», то есть «спасибо за то, что вы сделали». Водитель улыбается, дает какие-то консультации. Там у них такие смешные манеры. Я доверяю водителю: он садится и готовится к дороге. Перед тем как тронуться, специальным жестом показывает себе дорогу. Японские водители выглядят просто потрясающе. А чего стоят эти скоростные поезда шинкансен! Они ходят каждые 10 минут, их скорость — 300 километров в час. И с момента пуска шинкансен у них не было ни одной аварии.
— У нас не так, конечно.
— Мои японские студентки мне говорят: «В ваших маршрутках ездить немножко страшно». Я, конечно, сама знаю, но их провоцирую: «Почему страшно?» Они говорят: «Водитель непонятно чем рулит: в одной руке у него телефон, а другой он деньги считает. А рулит локтем».
— Правда, что последнее место в транспорте будет занято рядом с иностранцем?
— Это правда. Сначала меня это напрягало. Мне казалось, что это нехорошо. Они смотрят на меня и стараются найти себе другое место. Но мои студенты говорят, что это происходит не потому, что они не хотят со мной сидеть, а потому, что боятся помешать. Японцы избегают телесного контакта. А в переполненных электричках вечером невозможно не прикасаться. Поэтому мужчины едут, держа перед собой портфель или дипломат.
— В Японии вы сумели заявить о себе как о художнике. Как это случилось?
— Когда-то давно я окончила в Петрозаводске художественную школу. Моим педагогом был Александр Павлович Харитонов, мастер акварели и человек с потрясающим чувством цвета. После школы он взял меня доучиваться в мастерскую, потому что, возможно, увидел во мне какой-то акварельный дар. Я очень чувствительна к цвету. Могут быть проблемы с формой, с линией, а с цветом – нет.
Конечно, Япония мне безумно понравилась с точки зрения цвета. 50 оттенков зеленого, синего…. Япония – красивая акварельная страна. Там мало яркого. Только на Окинаве мы можем видеть какие-то китайские красные цвета, потому что южные острова ближе к Китаю, чем к Японии. Мне все это очень нравилось, и поэтому я стала там рисовать. Но никто об этом не знал. Потом наши гости увидели на стенках мои картинки. Сначала они подумали, что я их где-то купила, а когда узнали, что это все моих кистей, то предложили сделать мне выставку. Конечно, это была маленькая выставка в маленькой галерее, но в центре Осаки, правда. Она называлась «Акварельная страна Япония». У меня много купили работ. Я очень удивилась. Наверное, им был интересен такой вот взгляд со стороны на их природу.
— Фудзияму, как принято, рисовали тоже?
— Есть японская пословица: кто ни разу не был на Фудзияме, тот дурак, но кто был дважды – тоже дурак. Поэтому мы не забирались на Фудзияму. Зато были на других горах. Там и японцев было меньше.
— Очень много везде людей?
— В Японии очень устаешь от людей. Причем японцы любят кучковаться. Например, мы приходим на пляж, ищем укромное место, нашли, сели. Через полчаса вокруг нас будет куча японцев. Почему? Пляж большой, длинный, можно отойти, но нет. Такой вот парадокс. С одной стороны, они избегают близкого телесного контакта, с другой – не хотят быть в одиночестве. Всегда тебя окружат. В пору весеннего ханами они под каждым деревом сидят на своих ярких синих коврах. Мое чувство цвета страдало от этого диссонанса.
— Какие пословицы говорят об особенностях японцев?
— Самая, наверное, известная японская пословица: «Если гвоздь торчит, его надо забить». Они не любят ничего выделяющегося и с малых лет воспитывают в ребенке коллективизм, нежелание чем-то отличаться. Как-то в школе у нас украли зонтик. Я пожаловалась учителю: «Как так? В Японии же не воруют, мне говорили». А он мне: «Вы сами виноваты. Ваш зонтик сильно отличался от других. У вас был интересный, дорогой зонтик. Купите в 100-иеновом магазине — и у вас никто не украдет».
— Вы смогли бы прожить там всю жизнь?
— У нас сразу не было идеи там остаться. Во-первых, очень много правил. Я люблю некоторые правила нарушать, и мне нравятся люди, которые нарушают правила. Во-вторых, очень ранжированная страна. С этим можно так разговаривать, а с этим нет. Есть еще такое меткое японское выражение «читать воздух». Моя дочка переводила его как «читать людей». Она говорит: «Я умею читать японцев». Это очень важно: слышать не только то, что тебе говорят, но и понимать то, что между строк.
— Каким был самый дорогой подарок, который вам сделали в Японии?
— Его сделал один мой очень пожилой ученик Исидзава-сан. Он очень хорошо говорил по-русски. На открытии выставки он подарил мне печать художника. Попросил своего друга, чтобы тот вырезал мне такую специальную печать, чтобы я могла по-японски штамповать свои работы. На печати тремя иероглифами было вырезано моё имя: МА, РИ, НА — первый иероглиф означает чистота, второй — правда, третий — имя. Этот человек уже ушел из жизни, но оставил в моем сердце глубокий след.
— О чем вы вспоминаете с любовью?
— О каких-то конкретных местах. Место, по которому я скучаю, может даже показаться смешным для других: какая-то мостовая, например, по которой я шла от своего дома до остановки. Рисовое поле, мимо которого я много раз проходила. Велосипед, который пришлось оставить. Когда у меня возникает такая тоска местечковая, я давлю ее. На самом деле, в России я себя чувствую комфортнее. И потом для филологов очень важен язык. Здесь я могу говорить со всеми о том, о чем хочу.
