Дорогие читатели! Публикуем новую серию очерков нашего постоянного автора Михаила Борисовича Ефимова, известного журналиста и специалиста по истории и культуре Японии.
Часть 1
Вспоминается одна старая история. Точнее ей почти ровно 55 лет. Тогда жарким летом (а в тот год оно было особенно душным и жарким) группа советских журналистов, представлявших в Японию советскую прессу и телевидение (оно было в единственном числе) отправилась вместе с жёнами и детьми (благо был уик-энд) на полуостров Идзу для освещения памятного события.
Но чтобы понять его значимость, придётся «отмотать» назад ещё почти полтораста лет. В те годы, в середине Х1Х века на политической карте мира складывался довольно сложный пасьянс.
Англия, Франция и Турция готовились к войне с Россией за Крым, США строили свои планы внедрения в Китай и Японию, а у Германии были на сей счёт свои корыстные соображения. С учётом всего вышеизложенного в Санкт-Петербурге нашёлся один человек, который разработал весьма интересный проект.
Автором его был Евфимий Васильевич Путятин. Этот человек, оставивший заметный след в истории России заслуживает более близкого знакомства.
Он появился на свет в Санкт-Петербурге 20 ноября 1803 года в семье морского офицера. Василий Евфимьевич много лет плавал под флагом адмиралов П.К.Карцева (1750-1830) и Ф.Ф.Ушакова (1745-1817) в Средиземном море. В отставку вышел при Александре I в чине капитан-лейтенанта. Мать Елизавета Григорьевна, была дочерью генерал-майора гражданского губернатора Киева и Гродно Григория Бухарина.
Дворянский род Путятиных (не путать с князьями Путятиными) имеет давнюю историю. Представитель его был ещё на дипломатической службе у московского князя Василия Ш и при дворе Ивана Грозного.
Детство провёл в родовой усадьбе Пшеничище Новгородского уезда по соседству с имением графа Аракчеева. Согласно воспоминаниям однокашников Путятина, в подростковом возрасте Евфимий часто болел и рос хилым и набожным отроком. Он даже дал себе обет в случае выздоровления отправиться в монастырь.
По воле родителей и вопреки собственному желанию после окончания престижного пансионата Гибсона, где он в совершенстве выучил английский язык, юный Путятин поступил в Морской корпус. Как правило, учащиеся корпуса плавали лишь на пятачке Финского залива, однако гардемарину Путятину повезло. Ему представился случай отправиться на бриге «Феникс» в Швецию и Данию. Участие в этом походе также приняли гардемарины будущие декабрист Дмитрий Завалишин, адмирал Павел Нахимов, составитель словаря русского языка Владимир Даль и учёный-гидрограф, вице-адмирал Михаил Рейнеке.
На выпускном экзамене в 1822 году Евфимий Путятин показал лучший результат. Подобно большинству выпускников Морского корпуса, он не хотел оставаться у стен Кронштадта и желал повидать мир, внести свою лепту в открытие новых земель. Случай такой вскоре представился − вместе со своими друзьями Павлом Нахимовым и Дмитрием Завалишиным мичман Путятин был направлен на фрегат «Крейсер», которым командовал будущий адмирал и знаменитый мореплаватель Михаил Лазарев (1788-1851) − герой многих крупных сражений и географических открытий.
Экспедиция, продолжавшаяся три года, проходила по маршруту Кронштадт − Рио-де-Жанейро − мыс Доброй Надежды − Русская Америка − мыс Горн − Кронштадт.
Любопытно, что на первых порах командир невзлюбил мичмана Путятина, полагая, что он появился на судне лишь благодаря высокой протекции. Несмотря на то, что молодой моряк тщательно исполнял свои обязанности, первые месяцы плавания самостоятельную вахту ему не доверяли. И, возможно, Евфимий Васильевич еще очень долго находился бы в опале, если бы за него не заступился Дмитрий Завалишин, вместе с которым они в свободные минуты вели астрономические наблюдения.
3 сентября 1823 «Крейсер» бросил якорь в порту Ново-Архангельска. Здесь команда фрегата получила от начальника Морского штаба распоряжение отправить мичмана Завалишина в Санкт-Петербург. Оказалось, что, еще находясь в Лондоне, он отправил царю письмо с размышлениями о проблемах государственного устройства в стране. Александр 1 изъявил желание лично встретиться и побеседовать с автором. В связи с отъездом Завалишина обязанности судового хозяйственника Лазарев возложил на мичмана Путятина.
В 1825 году «Крейсер» вернулся в Кронштадт из третьего кругосветного путешествия. Все участники его получили повышения по службе. Михаил Лазарев стал капитаном первого ранга и его назначили командиром новенького 74-пушечного линкора «Азов». Первыми, кого он включил в новую команду были Путятин и Нахимов, а также молодые офицеры −- мичман Владимир Корнилов и гардемарин Владимир Исмтомин. Все четверо станут знаменитыми адмиралами, а трое из них − героями обороны Севастополя.
В дальнейшем карьера Евфимия Васильевича пошла стремительно вверх. Но движущей силой стала не протекция начальства, а незаурядная храбрость и природный талант руководителя.
В 1827 году «Азов» в составе русской эскадры вошёл в Средиземное море, чтобы помочь греческим патриотам в их борьбе с турками. Вместе с французскими и английскими кораблями «Азов» принял участие в Наваринском морском сражении, итогом чего стало потопление турецкого флота.
За проявленную храбрость Путятин был произведен в лейтенанты и награжден орденом Святого Владимира четвертой степени с бантом.
В последующие годы он отличился в нескольких военных кампаниях, коих было немало, участвовал в длительных морских переходах и завоевал высокий авторитет своими учебными пособиями по артиллерийской стрельбе.
В 30-е годы военный корабль под командованием Путятина принимал участие в усмирении горцев в районе Туапсе. В одной из десантных операций он был тяжело ранен в ногу. В своём рапорте высокому начальству адмирал М.Лазарев отмечал «неустрашимость и сообразительность» Путятина, а весной 1839 его произвели в капитаны первого ранга, наградив орденом Святой Анны второй степени.
После лечения на кавказских водах в 1841 Евфимий Васильевич под предлогом «поправления здоровья и закупки пароходов» был отправлен в Англию. Какое конкретно задание выполнял там Путятин, до сих пор является тайной за семью печатями. Завесу эту в некоторой степени приоткрывает назначение его после возвращения офицером по особым поручениям при начальнике Главного морского штаба. Должность эта имела прямое отношение к разведке.
С 1842 года практически начинается дипломатическая деятельность Путятина. По личному указанию Николая I он отправился в Персию с торговой миссией. Впрочем, ему пришлось заниматься несколько другими вопросами. Так, по его инициативе в Астрабадском заливе была построена военная база для усмирения местных пиратов-туркменов, разбойничавших на Каспийском море. Вскоре после этого Путятин сумел убедить Персидского шаха отменить ограничения по торговле с Россией и настоял на открытии пароходного сообщения между Персией, Кавказом и устьем Волги, а также обсудил вопросы разграничения водных пространств Каспия для рыболовства. Не случайно известный путешественник и влиятельный придворный Федор Остен-Сакен говорил: «В истории нашего владычества на Каспии начался новый период. Путятин заложил твердое основание русскому влиянию. Порядки, заведенные им, просуществовали четверть века, до той поры, как мы утвердились там окончательно с занятием Красноводска».
В 1843 году Евфимий Васильевич предложил организовать экспедицию к морским границам Японии и Китая. Однако Николай I отклонил предложение, поскольку оно могло повредить кяхтинской торговле (приграничной торговле с Монголией и Китаем). В последующие годы Путятин успешно выполнил ряд важных поручений, связанных с обновлением флота, а также предпринял множество дипломатических поездок. Кроме Персии, он посетил Кавказ, побывал на Каспийском и Черном морях, в Нидерландах и Англии, в Египте и Турции.
В 1849 году Е.Путятина назначили в свиту императора со званием генерал-адъютанта, а спустя два года пожаловали чин вице-адмирала. В это же время он, испросив у Николая I позволения, женился на британской подданной − дочери адмирала Чарльза Ноулза, при крещении получившей имя Марии Васильевны.
«Молодой адмирал сошел с парохода, прибывшего из Англии, в жестком белоснежном крахмале, широком шарфе, с черным атласом на лацканах пальто в тон шелку цилиндра, в первой седине на висках. Его фигура в штатском платье, сшитом лондонским портным, казалась вылитой из чугуна. Брак с англичанкой, почти безукоризненный «королевский» язык, тесть – один из высших чиновников английского военно-морского ведомства! Все, все для начала карьеры! Но Путятин не никогда не был царедворцем. С молодых лет он − боевой офицер и ученый-исследователь». Так описывали Евфимия Васильевича.
Спустя три года Великий князь Константин Николаевич вспомнил о предложении Путятина установить надёжные отношения между Россией и Японией. Видимо здесь повлияло то, что в этот период США уже снаряжали боевую эскадру под командованием коммодора Перри, чтобы силой заставить японцев открыть свои порты, которые были наглухо закрыты на протяжении почти трёх веков.
Для реализации проекта Е.Путятина был утверждён состав его экспедиции. В него вошли И. А. Гончаров (чиновник торгового ведомства, известный русский писатель), И. А. Гошкевич (драгоман, знаток китайского и корейского языков), лейтенант А. Ф. Можайский (будущий адмирал и создатель первого русского самолёта) и архимандрит Аввакуум (учёный-востоковед, синолог). Для длительного перехода был выбран фрегат «Паллада» под руководством опытного моряка-черноморца флигель-адъютанта И. С. Унковского. Евфимию Васильевичу удалось подобрать в экспедицию не только опытных моряков, но и необыкновенно талантливых людей: из двадцати двух гардемаринов и офицеров «Паллады» десять вышли в отставку в адмиральских чинах, пятеро состояли в звании генерал-адъютантов, а трое стали министрами.
Фрегат вышел из Кронштадта 7 октября 1852 года, укомплектованный экипажем из 426 матросов и офицеров. Плавание началось неудачно − выйдя из Кронштадта и держа курс на Портсмут, «Паллада» попала в густой туман в проливе Зунд и села на мель возле датских берегов. Потребовался ремонт, который занял больше месяца.
В Портсмуте к экспедиции присоединилась парусно-винтовая шхуна «Восток» (бывшая английская торговая шхуна «Fearless», на которой перевозили фрукты по Средиземному морю), которую Путятин приобрёл в Бристоле с целью использовать как посыльное судно и для гидрографической съёмки. После небольшой переделки (на ней установили четыре орудия) её включили в состав русского военного флота.
Уже в начале ноября «Паллада» была готова сняться с якоря, но выйти в Атлантику ей удалось лишь спустя 2 месяца − в январе 1853 года. Причиной задержки стали сильные встречные ветры, переходившие в штормы. Время было упущено, и Путятин, опасаясь дрейфующих льдов при переходе в Тихий океан через мыс Горн, решил изменить маршрут. Командир «Паллады» И.С. Унковский проложил курс в Японию по новому маршруту, через Индийский океан вокруг мыса Доброй Надежды.
Атлантика встретила экспедицию непогодой. На третий день пути поднялась большая волна, и перегруженная «Паллада», переваливаясь с борта на борт, глубоко зарывалась в воду. Возникла реальная угроза плавучести корабля. Но через сутки погода улучшилась и ровный умеренный ветер сопровождал фрегат до самого мыса Доброй Надежды. После 78-дневного перехода через Атлантику, 24 марта 1853 года «Паллада» вошла в бухту у подножия Столовой горы (южная оконечность Африки). Здесь экспедиция провела целый месяц, выполняя работы по подготовке к длительному переходу через Индийский океан. Корпус «Паллады» дал течь, и его пришлось снова конопатить как изнутри, так и снаружи. 12 апреля «Паллада» вышла из бухты. В 120 милях к востоку от мыса Игольного фрегат попал в очередной сильный шторм. От сильной качки и ударов волн снова открылась течь.
Путятин решил, что необходимо заменить «Палладу», и отправил в Санкт-Петербург депешу с просьбой выслать на смену «Диану»— новый фрегат, спущенный на воду в Архангельске в мае 1852 года.
12 июня «Паллада» добралась до Гонконга. Дальше курс лежал в Японию. Но 9 июля фрегат попал в свирепый тайфун. Размах качки достигал 45 градусов. Более 30 часов продолжалась схватка со стихией. В конце концов, длительное путешествие подошло к концу: корабли Путятина бросили якоря в средней гавани Нагасаки.
Японские власти приняли русских любезно, но в начавшихся переговорах стали открыто тянуть время, отказываясь под разными предлогами о чём-либо договариваться. Не имея возможности добиться какого-либо результата, Путятин прервал переговоры и в конце января 1854 года увёл свои корабли в Манилу. Во второй раз Путятин отправился к берегам Японии на борту фрегата «Диана».
Часть 2
Кружение русской эскадры вокруг Японских островов, заходы в порты и малопродуктивные переговоры не остались незамеченными. За ними очень внимательно следили в Париже и Лондоне, а в США очень боялись, что адмирал Путятин сумеет опередить коммодора Перри, флотилия которого состоящая из паровых дредноутов с 1600 солдатами на борту барражировала у берегов Японии. В конце концов, Перри, видимо, со свойственной ему солдатской простотой направил свои пушки на дворец сёгуна и сделал следующее заявление: «Наша страна молода, но мы уже победили соседнюю Мексику. Смотрите, как бы и с вами не произошло то же самое!» Для пущей убедительности коммодор пригрозил в течение 20 дней привести 100 кораблей (больше фактической численности ВМС США на тот момент) и начать войну с Японией. Напуганные такой угрозой японские власти капитулировали, и 8 марта Перри высадился с 500 морскими пехотинцами на 27 корабельных шлюпках под грохот трех оркестров, исполнявших «Звездно-полосатое знамя».
После трёхнедельных переговоров 31 марта 1854 года в деревне Йокогама (впоследствии на её месте вырос многомиллионный мегаполис) неподалёку от городка Канагава был возведен специально построенное помещение, в котором совершилась торжественная церемония подписания Договора.
За ней последовал традиционный обмен подарками: американцы преподнесли японцам миниатюрный паровоз, телеграфный аппарат, различные сельскохозяйственные инструменты, стрелковое оружие, часы, печи, а также сто галлонов виски и книги о Соединенных Штатах. Японцы ответили предметами мебели и шкатулками, покрытыми золотым лаком, бронзовыми украшениями, одеждой из шелка и парчи, фарфоровыми кубками и, узнав о личном хобби Перри, вручили ему морские раковины. После обмена дарами американские моряки на борту «Поухатаны» устроили шоу менестрелей, а японская сторона ответила показательными поединками борцов сумо.
Так отметила Страна восходящего солнца завершение «сакоку» − своего затворничества, продолжавшегося 220 лет!
Вскоре, 15 июня того же года в Симоде в храме Рёсэндзи было подписано приложение к этому договору, которое определяло место причала американских судов в портах Симода и Хакодатэ. границы проживания и погребения американцев в этих городах, запрещало охоту и предусматривало наличие постоянных переводчиков в портах.
После подписания приложения, 25 июня 1854 года эскадра Перри отправилась восвояси.
Прежде, чем вернуться к миссии Путятина, которая выжидала продолжения переговоров с японцами, хотелось бы поведать о судьбе многострадального фрегата «Паллада», который мы оставили на рейде Манилы.
После кратковременной стоянки корабль направился для гидрографического описания почти не исследованного восточного берега Кореи. Результатом этого стали открытые им несколько заливов и проливов.
11 апреля командиром «Паллады» был назначен служивший на фрегате лейтенант И. И. Бутаков, которого сразу произвели в капитан-лейтенанты.
Прибыв 17 мая 1854 года в Татарский пролив, «Паллада» встретила там шхуну «Восток», которая доставила весть о вступлении Англии и Франции в Крымскую войну, а также распоряжение генерал-губернатора Сибири Н. Муравьева всем русским судам на Дальнем Востоке собраться в заливе Де-Кастри. Придя 22 мая в Императорскую (ныне Советская) Гавань, «Паллада» должна была пройти освидетельствование «на предмет её благонадежности» для обратного плавания в Кронштадт или для использования её в составе Камчатской флотилии.
Вердикт комиссии был однозначен: для несения дальнейшей службы требуется капитальный ремонт в доке. Более двух месяцев − с конца июня до начала сентября 1854 года − командир «Паллады» пытался ввести фрегат в устье Амура, чтобы укрыть его от английской эскадры, появившейся в дальневосточных водах. Несмотря на то, что фрегат полностью разгрузили, его осадка осталась значительной и не позволила преодолеть извилистый фарватер Амурского лимана, который был усеян бесчисленными подводными камнями и мелями. Не добившись успеха, капитан повернул фрегат обратно и поставил на зимовку в дальнюю бухту − Константиновскую (ныне Постовая) под охраной 14 матросов. Им было предписано «в случае входа неприятеля в гавань сжечь фрегат, а самим стараться достигнуть берегом заселений на Амуре». По мере сил матросы, откачивая из трюма воду, а зимой обкалывая лёд, старались сохранить корабль, но их сил оказалось недостаточно.
Когда весной 1855 года в гавань пришли фрегат «Аврора» и корвет «Оливуца» под флагом военного губернатора Камчатской области с намерением перевести «Палладу» на буксире в Амурский лиман, она представляла собой жалкое зрелище: корпус скован льдом, ют и бак разрушены, ванты обвисли, вода в трюме достигла батарейной палубы. Попытка отбуксировать «Палладу» в Амур не увенчалась успехом. В ноябре на место стоянки фрегата прибыл мичман Г.Д..Разградский, которому было приказано затопить корабль. Через глухую тайгу на собаках мичман добрался до бухты только в январе следующего года. Сняв охрану, он выполнил приказ.
Так завершил свой судоходный путь фрегат «Паллада», заложенный в Санкт-Петербурге на Охтенском адмиралтействе 2 ноября 1831 года и спущенный на воду 1 сентября 1832 года. Подвиги его остались не только в истории русского флота, но и в литературе, куда он вошёл как главный герой книги путевых очерков нашего классика Ивана Александровича Гончарова (1812-1891).
Кроме того, фрегату принадлежал ещё и мировой рекорд скорости, который он установил во время перехода от мыса Доброй Надежды до Зондского пролива. Расстояние в 5800 морских миль он прошёл за 32 дня. Впоследствии в своём отчёте Путятин писал:«…вполне оправдало заслуженную фрегатом репутацию отличного ходока, ибо, сколько известно, этот переход не совершался быстрее ни одним парусным судном…»
Тем временем, 11 июля 1854 года на Дальний Восток на замену «Палладе» прибыл фрегат «Диана» под командованием капитан-лейтенанта С.С.Лисовского, на котором миссия Путятина предстояло направиться в Японию для продолжение переговоров.
Если США всячески стремились завоевать пальму первенства в открытии Японии, правительство России умышленно делало всё, чтобы НЕ опередить своего соперника. Оно полагало, что принудительные действия могут вызвать у японцев негативное чувство озлобления и затаённой обиды. Поэтому будет лучше явиться в эту страну, когда её двери будут уже открыты. Не берусь утверждать, насколько дальновидными были эти расчёты. Во всяком случае, развитие дальнейших исторических событий не подтвердило их.
Хорошо помню, как в 1981-м году в Симоде устраивалось праздничное шоу по случаю очередной годовщины появления «куробунэ» («Чёрных кораблей») Перри и его схода на японский берег. По городу маршировали морские пехотинцы под бравурные звуки всё того же «Звёздно-полосатого знамени», которое исполняли военные оркестры, а долговязые адмиралы в парадных мундирах при орденах распивали сакэ из квадратных деревянных чашек вместе с важными японскими министрами и депутатами парламента в белых перчатках и смокингах с огромными красными бантами. Я не заметил никаких, даже малейших оттенков озлобления или обиды.
Удивляться здесь нечему. В конце концов, почти за 130 лет можно забыть любые старые обиды! Куда более странно то, что по прошествии всего нескольких десятилетий в США и Японии стараются стереть из памяти имена тех, кто сотворил самую кошмарную трагедию ХХ века − атомную бомбардировку Хиросимы и Нагасаки!
Но это уже совсем другая история.
А сейчас на календаре 9 августа 1853 года (американцы сбросят на Нагасаки свою атомную бомбу «Fat man” – “Толстяк» − почти день в день через 92 года). Но сегодня Нагасаки ничто не угрожает. Наоборот, на нагасакский рейд становится русская эскадра Путятина. «Паллада» и «Восток» в сопровождении транспорта и корвета «Оливуца» пришли с миром и готовностью установить добрососедские отношения.
Японцы, уже осведомленные о целях прихода русских кораблей, сразу же появились на борту фрегата. Однако разговора не вышло − местные чиновники старательно уходили от вопросов и просьб русских, ссылаясь на вышестоящее начальство. Справедливости ради отметим, что свежую провизию на корабли доставили без промедления, и за все время стоянки в Нагасаки русские моряки не испытывали нужды в продовольствии. Зато все попытки уговорить губернатора Нагасаки отвести русским морякам место на берегу для различных работ и отдыха не увенчались успехом.
На кораблях каждый день проводились парусные и артиллерийские учения. Помимо этого офицеры и гардемарины совершенствовали свои навыки в управлении гребными судами, катаясь по живописному и обширному заливу. В октябре губернатор Нагасаки сообщил Евфимию Васильевичу о доставке его писем в столицу, а 7 ноября на борт фрегата пришло извещение о том, что для переговоров с русскими выехали важные сановники.
Прикинув, что встреча вряд ли состоится ранее чем через месяц и находя бесполезным все это время оставаться в Нагасаки, Путятин решил двинуться в Шанхай. Узнав об этом, японцы забеспокоились, и на «Палладу» незамедлительно прибыли представители губернатора, сообщив, что, несмотря на отсутствие разрешений из Эдо, они берут на себя ответственность предоставить русским место на берегу. К вечеру того же дня поступило конкретное предложение занять бухту, в которой прежде жил русский путешественник Николай Резанов.
Путятин тотчас же поручил осмотреть место. Оказалось, что оно очень неудобное − одни камни и никакой растительности. В ответ губернатор Нагасаки передал, что другого места предложить не может. Тогда русские корабли снялись с якорей и отправились в Шанхай. Перед отплытием Путятин предупредил губернатора, что если, вернувшись в Нагасаки, не увидит уполномоченных из Эдо, то сам незамедлительно отправится туда.
В Шанхае Евфимий Васильевич пополнил запасы угля и провизии, а также произвел ремонт судов, в первую очередь шхуны «Восток», вернувшейся из Татарского пролива 3 ноября. Ремонтные работы провели в местном доке с помощью мастеровых «Паллады». Все намеченное им удалось выполнить в течение месяца, и 17 декабря 1853 русская эскадра отправилась обратно в Нагасаки, куда прибыла спустя пять дней.
Не увидев по возвращении столичных представителей, Путятин сразу же отдал распоряжение готовиться к отплытию. Когда на борт уже были подняты гребные суда, японцы перестали сомневаться в серьезности намерений русских и объявили, что полномочные прибыли.
Первая встреча 31 декабря, прошла очень торжественно. Несмотря на то, что в переговорах принимали участие только два лица, сановников сопровождала огромная свита, по мнению моряков, «дабы придать больше важности». Японцы попытались перевезти русских на берег в своих шлюпках. Один из очевидцев писал: «…то, что мы сами не едем, а нас везут, делалось с целью показать народу, что в Японии чужие воли не имеют». Эта затея не удалась. Евфимий Васильевич справедливо полагал, что уступка в пустяках даст японцам повод требовать уступок и в гораздо более серьезных вопросах.
Японцы приняли русских моряков при полном параде, и вся первая встреча прошла в обмене любезностями. Напрасно Путятин пытался перевести разговоры на нужные ему темы − японцы сообщили, что по их обычаям стороны при первом свидании ограничиваются только личным знакомством, а все дела откладывают до другого времени. Губернатор Нагасаки получил разрешение из Эдо принять подарки русских. Японцы в свою очередь вручили Путятину, и сопровождавшим его лицам различные сувениры − фарфоровые чашки и шелковые материи. Команде отправили тысячу ящиков сои, сотню мешков риса и двадцать свиней. Подобные дары, к слову, делались всем иноземцам, однако сановники из Эдо привезли Путятину отлично выделанную саблю и ряд лакированных вещей с золотыми украшениями. Данное подношение, особенно сабля, служило выражением крайней приязни. Евфимий Васильевич также передал дары для подношения сёгуну − куски золотой парчи, цветные ковры, вазы, большие зеркала, столовые часы из бронзы.
После двух первых официальных встреч начались переговоры. На совещания Евфимий Васильевич ездил без церемониала, в сопровождении необходимых четырех лиц. Японские сановники также обходились без многочисленной свиты. Переговоры продолжались целый месяц.
Продолжение следует
