Очередная публикация нашего постоянного автора Михаила Ефимова из серии «Фото из альбома»
НЕОЛИМПИЙСКИЕ СТРАСТИ. 45 ЛЕТ НАЗАД.
Сначала обратимся к историкам. Хотя и нет у них единого мнения, как и с чего начались Олимпийские Игры, но примем за рабочий вариант такую версию:
Царь Ифит из Элиды − небольшого греческого государства в западном Пелопонессе, на территории которого находился религиозный центр Олимпия и два крупных города – Элис и Писа, по окончании эпидемии чумы обратился к дельфийскому оракулу с вопросом «что делать дальше». Оракул посоветовал воздерживаться от войн, укреплять связи между городами и «основать для укрепления мира Игры, угодные богам». Так как Эллада воевала в основном со Спартой, Ифит предложил спартанскому царю Ликургу совместно последовать совету оракула. После продолжительных споров они заключили мирное соглашение в 884 г. до н. э., текст которого высекли на металлическом диске. Чтобы отблагодарить богов, Ифит устроил в Олимпии большой праздник, который было решено повторять раз в четыре года («Олимпиада» по-гречески означает период из четырех лет).
Здесь важно отметить, что изначально Олимпийские игры возникли, как спортивные соревнования угодные богам и не совместимые ни с эпидемиями, ни с войнами. После того, как их восстановили в 1898 году (славим барона Кубертена!) эти два условия сохранились неизменными. Вот почему не состоялось трёх Олимпиад ( УI, ХП и ХШ), которые пришлись на 1 и П мировые войны. Вот почему впервые в истории Олимпийские Игры 2020 года были перенесены на нынешний по причине пандемии ковида.
Наблюдая сегодня неимоверные трудности, с которыми столкнулась Япония − страна-организатор Олимпиады, мне вспоминаются горячие июльские денёчки в Монреале ровно сорок пять лет назад.
Волею судеб я был назначен пресс-атташе советской олимпийской команды, получил, как и все, полную амуницию и разместился в Деревне вместе со всеми спортсменами.
Лично у меня с самого начала всё пошло, как говорится «наперекосяк»: я не успел даже пообщаться с сыном, который прилетел в отпуск из Японии, где он работал в посольстве, поскольку утром следующего дня должен был вылетать в Монреаль.
Путь был долгий, полёт тяжёлый. Маленький отдых был только во время короткой остановки в Париже в аэропорту Шарля де Голля. Там я случайно встретился с руководителем нашей делегации, хотя тот и летел тем же самолётом, но, понятно, в бизнес-классе. Им был председатель спорткомитета СССР С.П.Павлов, бывший «румяный комсомольский вождь», как его назвал Евтушенко. Мы с ним познакомились ещё во время зимней Олимпиады в Саппоро в 1972 году.
Завидев меня в аэропорту, он заулыбался и радостно воскликнул: «О-мэ-ни какаттэ тотэмо урэсий дэс» и, не переводя дыхание, продолжил: «Аригатаку дзондзи татэмацуру соро» после чего заключил меня в свои объятия. Это ветхозаветное выражение благодарности по-японски ему очень понравилось, и он любил повторять его к месту и без оного. Не забыл его и по прошествии нескольких лет.
По прибытии в Монреаль мы разместились в Олимпийской деревне. В отличие от американских казарм в Токио, это было два оригинальных 16-тиэтажных здания, напоминавших египетские пирамиды. Внутри были многокомнатные квартиры, в каждой из которых жило до двадцати спортсменов. Даже при наличии двух туалетов и душевых, условия были далеки от идеальных. Вспоминается шутливая карикатура в местной газете, на которой было изображено, как в одной ванне моются сразу несколько человек. Текст был примерно такой: «Вот русским хорошо, они наверное, к этому привыкли у себя дома!». В дальнейшем у нас было много поводов сравнивать Россию и Канаду и убедиться, что прав был известный бард Александр Городницкий, утверждавший, что они похожи, «только это не Россия».
В нашей квартире вместе с другими жильцами разместилась и «идеологическая группа». В неё входили функционер Спорткомитета Айдар Валиахметов, представитель ЦК ВЛКСМ олимпийский чемпион по прыжкам в воду Володя Васин, поэт Николай Добронравов (вместе со своей всенародно любимой супругой Александрой Пахмутовой он поддерживал высокий спортивный дух команды) и пресс-атташе в моём лице. Были ещё какие-то люди, но чем они занимались конкретно, я не знаю. Прямого отношения к спорту они, по-моему, не имели.
Не знаю биографии Айдара, но, по-моему, он был в самом хорошем смысле слова партийным работником: честный, принципиальный, убеждённый в правоте своего дела, способный при необходимости отстаивать свою точку зрения. Мы с ним подружились. Долгие годы встречались, однажды были даже вместе с Ирой у него дома. С началом Перестройки и разных преобразований его выперли из Спорткомитета, и он оказался в отделе пропаганды ВДНХ. Айдар очень переживал случившееся и вскоре скончался.
Володя Васин в свои неполные тридцать лет успел уже трижды участвовать в Олимпийских играх по прыжкам в воду и в Мюнхене завоевал золотую медаль. В главном комсомольском штабе страны он ведал спортом. Его непосредственный начальник − секретарь ЦК ВЛКСМ Сурен Арутюнян − входил естественно в состав руководства делегации. Мы с Айдаром подшучивали, когда рано утром распахивалась дверь в нашу комнату и раздавался зычный голос с характерным кавказским акцентом: «Васын!». После этого бедного Володю нещадно возили «фэйсом по тэйблу»: то не сделано, то недоделано и т.п.. Васин облегченно вздохнул лишь после того, как выпустил стенгазету и провёл общее комсомольское собрание команды перед первыми стартами. На этом бурная деятельность ЦК ВЛКСМ на Олимпийских играх практически завершилась. В дальнейшем В.Васин стал вице-президентом Олимпийского комитета страны и занимал высокие посты.
В этой крепкой и дружной компании приходилось делить все будущие олимпийские радости и, к сожалению, тяжёлые и обидные неприятности, которые не обошли нас стороной.
ХХI Олимпийские Игры оказались едва ли не самыми скандальными за всю их длинную историю. Там я впервые столкнулся с таким, ныне широко известным явлением, как бойкот. 22 африканские страны отказались от участия из-за участия (извините за тавтологию!) команды Новой Зеландии (?). Оказалось, что команда регбистов «киви» (так новозеландцы называют сами себя) гастролировала в ЮАР, где официально существовал апартеид. Мне, как пресс-атташе советской делегации, приходилось довольно сложно выкручиваться − дескать, с одной стороны и с другой стороны…
Жизнь в Деревне никак нельзя было назвать вольготной. Олимпийское сообщество ещё помнило вылазку террористов на предыдущих Играх в Мюнхене, когда от рук палестинских боевиков погибло несколько израильских спортсменов. На этот раз были приняты очень жёсткие меры безопасности. Думаю, что узники знаменитой американской тюрьмы «Синг-Синг» чувствовали себя более непринужденно, чем участники монреальской Олимпиады. Передвигаться по деревне, даже в пределах одного этажа можно было только с пропуском, который висел на шее, и который мы сразу же нарекли «аусвайсом». Вооружённые «Бобби» стояли у каждого лифта, на каждом балконе.
Но все эти строгости не помешали на большой открытой площадке 7-го этажа, где размещалась наша делегация, открыть клуб «Седьмое небо». Там чествовали триумфаторов, стояли столы с играми, телевизоры и другие аксессуары, которые помогали спортсменам немного отвлечься.
Основным местом встреч всех обитателей Деревни была большая поляна перед столовой. Там круглые сутки шёл оживлённый обмен значками, там происходили знакомства, которые затем возможно имели романтические продолжения. Молодёжь, однако.
Там же я как-то случайно познакомился с самим Джесси Оуэном – тем самым чернокожим американским спринтером, который в 1936 году испортил всю фашистскую «обедню» Гитлеру, выиграв перед носом фюрера сразу несколько золотых Олимпийских медалей.
Прочитав на моём «аусвайсе» название страны, откуда я прибыл, великий спортсмен сказал, что никогда не был ещё в Москве, но обязательно приедет на следующую Олимпиаду. Увы, этому желанию не суждено было сбыться, поскольку Оуэн не дожил до этого момента.
Каждое утро Деревня просыпалась не с петухами, а под торжественные звуки фанфар. Так, согласно древней традиции объявлялись все родившиеся в этот день. Их имена печатала «Деревенская газета». 26 июля я к своему удивлению нашёл на страницах многотиражки собственную фамилию и услышал её под фанфары. Глашатай пригласил всех желающих в кафе, расположенное между двумя «пирамидами», где будет происходить чествование «новорождённых».
Нас оказалось трое: молоденькая канадская бегунья, седовласый тренер из Швейцарии и ваш покорный слуга. Затем появился представитель администрации в ярко-красном пиджаке с большой золочёной олимпийской эмблемой. Он излучал неподдельную радость, и можно было не сомневаться, что именно этот жаркий июльский день он ждал всю жизнь. «Красный пиджак» произнёс короткий спич, в котором поздравил всех нас.
Его сменила миловидная девушка в официальной униформе, оказавшаяся переводчицей, но, по-моему, она владела только английским языком. Во всяком случае, я был приятно удивлён, когда из-под огромного козырька полосатого кепи, который закрывал её личико от яркого солнца, я услышал обращённое ко мне «OCHEN KOROSHO». После этого она сделала милый книксен и поцеловала в щёку.
Вслед за ней появилась другая девушка, которая ничего но говорила и никого не целовала, но зато повязала нам на головы рыжие хвостики – олимпийский талисман − после чего мы стали похожи на героев Майн-Рида. Наш вид вызвал среди немногочисленных зрителей бурю восторга.
В заключение церемонии грянула музыка и «новорождённые» вместе со всеми нестройно запели “Happy Birthday To You”. Апофеозом торжества стал большой хоровод, в котором закружилась вся массовка. Я даже не сразу сообразил, что мы кружимся под звуки вальса, а за пианино сидит улыбающаяся …Александра Николаевна Пахмутова, которая так решила меня поздравить.
Здесь уместно упомянуть, что вместе со своим супругом Н.Н. Добронравовым, который нежно называл её «тётя Аля», она тоже была членом олимпийской команды и жила вместе со всеми в Деревне (естественно, на «женской половине»). В Колины функции входило писать оды в честь наших триумфаторов, что он делал очень быстро и блистательно. Я подружился с этой замечательной парой, и мы вместе проводили свободное время, когда оно у нас было.
Коль скоро речь зашла о людях искусства, которые призваны были поднимать дух наших олимпийцев, упомяну ещё и Льва Лещенко (именно там, в Монреале на торжественном собрании всей команды накануне стартов он впервые исполнил «День Победы», ставшей по существу самой знаковой песней нашего поколения). Он был частым гостем Деревни вместе с талантливым Евгением Мартыновым, автором и исполнителем популярной песни «Яблони в цвету».
Но помимо редких праздников основное время занимали утомительные будни.
Вспоминая свою деятельность в качестве пресс-атташе команды, должен признать, что мне ни разу ещё не приходилось работать в такой сложной недоброжелательной обстановке. Думаю, что отчасти в этом были повинны мы сами. Но об этом чуть позже.
Мои основные трудности состояли в том, что до окончания выступлений спортсмены наотрез отказывались от встреч с прессой, что можно было понять, а после окончания они спешили быстрее «отовариться» прежде чем их отправят обратно в Москву, что тоже было вполне объяснимо. Тем не менее, кое-что удавалось сделать. Интерес к советским чемпионам был очень велик, прежде всего, потому, что они выступали успешнее других и, в конце концов, победили в общем зачёте.
Так, например, наша красотка гимнастка Нелли Ким пользовалась особой популярностью, поскольку завоевала на олимпийском помосте три (!) золотые медали. Мне стоило огромных трудов вытащить её из Деревни и поехать на Центральное телевидение. Там она блистала в свете юпитеров и телекамер, довольно удачно отвечала на разные вопросы и очаровала всех. Но в конце она явно устала и запросилась обратно, тем более что у неё были другие встречи. Не успели мы вернуться в Деревню, как меня отловила представитель …Центрального телевидения и умоляла о встрече с Н.Ким! Я конечно и раньше знал, что Монреаль – главный город провинции Квебек, центр франкофонной Канады. Я даже читал в газете, что мэра одного городка отдали под суд за то, что он отказался оплатить штраф за превышение скорости на том основании, что квитанция была на французском языке, на котором он принципиально не говорил. Так вот Нелли выступала по французскому телевидению, а сейчас её приглашают на английское, которое смотрит большая часть страны. Но вторично уговорить нашу строптивую гимнастку мне не удалось.
Советская команда продолжала успешно выступать, и почти каждый день мой сосед Николай Николаевич работал над одами, славившими новых героев.
И вдруг − бенц! Я сидел в нашем штабе, когда туда примчался в поисках начальства красный от волнения представитель команды современного пятиборья. Оказалось, что наш лидер и чемпион − жулик! Он сконструировал свою рапиру так, что незаметным нажатием мизинца мог имитировать укол противника, зажигая лампочку. В пылу борьбы он нанёс лже-«укол» ещё до начала атаки. Противник потребовал, чтобы судьи проверили оружие нашего спортсмена. Его фамилия была Онищенко, но в вечерней прессы он уже фигурировал как “DISHONESTchenko” («Бесчестный»). Самое обидное во всей этой неприглядной истории было то, что наш спортсмен, действительно, был сильнейшим и имел реальные шансы стать победителем. Вместо этого его пришлось тайно от прессы вывозить из Деревни и держать несколько дней на нашем туристическом теплоходе, пока не отправили на родину.
Возникали и другие проблемы, не имевшие никакого отношения к спорту. Чтобы было более понятно, о чём идёт речь, я процитирую книгу «Сумерки», написанную А.Н.Яковлевым, который в то время был советским послом в Канаде, а потом стал одним из «прорабов» Перестройки.
«В 1976 году в Монреале состоялись Олимпийские игры. Наша команда выступала весьма успешно. На меня, однако, особое впечатление произвело то, что на Игры приехало огромное количество разного советского начальства. Каждый вечер пьяные посиделки до умопомрачения. От безделья придумывали всякие протесты и требовали от посольства и консульства озвучивать их официально. Чиновников интересовали не Игры, а демонстрация карьерной активности. Например, на одной из трибун часто сидели канадские украинцы и время от времени развёртывали жовто-блакитный флаг. Как ни пытался я успокоить чиновничью братию, ничего не помогало. Требовали официальных протестов».
На одну из таких посиделок с участием посла меня пригласил как-то С.Павлов. Александр Николаевич много интересного рассказывал о Канаде и провёл своеобразный «ликбез». Когда речь зашла об украинской диаспоре, настроенной действительно очень националистически, посол употребил английское выражение «Take it easy”, то есть относиться к этому надо спокойно. Для меня эта ремарка имела особое значение, ибо я только что столкнулся с подобной ситуацией.
Выступала наша команда гандболисток, в которой было много украинских спортсменок. На трибунах её поддерживали множество местных болельщиков. Среди них сидела небольшая группа в одинаковых майках, на каждой из которых была изображена только одна русская буква. Но когда они сели все рядом получилось «Свободу Украине!».
Один из наших руководителей послал меня в дирекцию спортивного зала с требованием удалить эту группу из зала, а в ином случае, наша команда снимется с соревнований. Требование, конечно, было бредовое, тем более, что никаких формальных причин удалить этих зрителей из зала не было: они сидели молча и не нарушали порядка. В конце концов, было принято компромиссное решение: эту группу попросили сесть в другом порядке. Наше руководство осталось удовлетворено, зато они дали повод местной прессе довольно подробно расписывать этот инцидент.
Если б мы тогда знали, что «петлюровская дуля» (многие местные украинцы носили этот значок в петлице, вызывая у наших чиновников почти припадки от возмущения) и жёлто-голубой флаг станут государственными символами новой Украины!
По ходу работы у меня установились хорошие связи с местной прессой и как-то коллеги из «Montreal Star” предложили мне дневную экскурсию на Ниагарский водопад. Я, понятно, согласился, но сказал, что нас будет трое, имея в виду Васина и Валиахметова. Последний взял на себя трудную роль договориться с начальством. Всё было уже «на мази», определили даже день, но накануне произошёл полный облом.
Ночью меня разбудил Айдар и потащил в штаб делегации. Там уже было всё руководство, и я понял, что произошла большая беда.
Я опять воспользуюсь воспоминаниями А.Н.Яковлева.
«А вопрос этот (речь шла о координации действий разных служб. – М.Е.) возник на Секретариате ЦК из-за панических телеграмм, направляемых в Москву работниками КГБ. Их было очень много. Командовали два генерала. В телеграммах говорилось, что вокруг Игр развёрнута антисоветская пропаганда, что правительство Канады ничего не делает, чтобы прекратить «антисоветскую вакханалию», а советское посольство проявляет благодушие. Были даже предложения уйти с Олимпийских игр, когда один из членов команды, прыгун с вышки Немцанов, покинул олимпийскую деревню и пропал. Как потом оказалось, его увела американская девица из богатой семьи, которая влюбилась в него и следовала за Немцановым по всем странам, где он выступал. Истерика началась неимоверная. Нажим на посольство колоссальный. Мне всё-таки пришлось идти к Трюдо (премьер-министр Канады. — М.Е.) и объяснять ему ситуацию. Сказал премьер-министру, что, к сожалению, в Москве может начаться «антиканадская кампания», поскольку будут искать «козла отпущения», брать на себя вину никто не собирается. Трюдо ответил, что понимает обстановку, сделает всё для того, чтобы спортсмен вернулся домой».
Естественно, я и не представлял тогда, до какого уровня поднялась мутная пена этого скандала, и старался что-то сделать в рамках своей скромной компетенции. Сначала мы с Айдаром засели за душераздирающие открытые письма в канадские СМИ от имени старушки-бабушки, воспитывавшей Немцанова, и его тренера, в которых требовали «вернуть наивного мальчика», который ещё не достиг совершеннолетия. Кстати, выяснилась такая деталь: приставленный к команде прыгунов бдительный товарищ сразу же забил тревогу, увидев соблазнительную американскую девицу, крутившуюся вокруг спортсмена. К этому моменту соревнования прыгунов уже закончились, и команда собиралась поехать в коммерческий тур по окрестным странам. Когда все паковали чемоданы, оный товарищ не нашёл ничего лучшего, как заявить юноше, что ему там делать нечего и что он должен лететь в Москву. К вечеру обиженный Немцанов вышел за ворота Деревни, где его уже поджидала машина.
У меня же был свой счёт к юному Ромео, поскольку Ниагара пролетела мимо, как «фанера над Парижем».
Насколько мне стало известно, на С.Павлова тоже оказывалось огромное давление со стороны бдительных борцов с врагами мира и социализма, которые требовали либо вообще уйти с Олимпиады, либо хотя бы пригрозить канадцам, что уже запланированный визит сборной СССР по хоккею будет отменён. В конце концов, всё-таки победил здравый смысл: мы не стали проводить никаких безрассудных действий, а примерно через две недели, уже после возвращения на родину наших олимпийцев вернулся и «блудный сын». По настоятельному требованию канадской стороны к нему не применили никаких санкций, и он продолжал выступать в соревнованиях. В 1979 году закончил институт и стал чемпионом страны. Прыгал в воду он и на Московской Олимпиаде, но неудачно, заняв только 7-е место. По окончании воинской службы Сергей развёлся, начал злоупотреблять спиртными напитками и имел проблемы с законом. Позднее открыл авторемонтную мастерскую и женился во второй раз. Когда сын вырос, он уехал на обучение в США, куда позже перебрался и отец со второй женой. Жил в Атланте, занимался ремонтом автомобилей. Денис пошёл по стопам отца, став в США прыгуном в воду. Но всё это к данной байке не имеет никакого отношения и потому вернёмся в Олимпийскую деревню.
Когда до закрытия оставались считанные дни, повсюду, где бывали наши спортсмены – в столовой, клубе, сувенирной лавке, химчистке и т.д. – были разбросаны бумажки, написанные по-русски аккуратным школьным почерком, такого содержания: «Если Вы намерены остаться в Канаде, звоните по прилагаемому номеру телефону. Вам будет оказано всяческое содействие».
Не надо говорить, как занервничали все многочисленные представители соответствующей службы, которые были в составе команды. Они собирали эти бумажки и требовали от спортсменов соблюдения бдительности.
Меня пригласил один из упомянутых послом генералов, чтобы обсудить создавшееся положение. По согласованию с ним, мы решили сыграть в предложенную игру. Я позвонил по указанному телефону и, не называя себя и проявляя все меры предосторожности, взволнованным голосом попросил о помощи. Мой «друг» на том конце попросил меня перезвонить через час, что я и сделал. Тогда он дал мне другой номер телефона и сказал, что я могу быть спокоен – люди, с которыми я свяжусь, гарантируют мне свободу и безбедную жизнь в Стране кленовых листьев.
После этого мы созвали пресс-конференцию, которую проводило руководство советской олимпийской команды, а я выступал в качестве свидетеля. Этот демарш вызвал большой шум, и моя разъярённая физиономия появилась на всех каналах телевидения. Я орал о нарушении всех Олимпийских принципов и законов гостеприимства, видел во всём грязную руку ЦРУ и призывал осудить мерзких провокаторов. В качестве вещественного доказательства я сообщил полученный мною номер телефона и порекомендовал журналистам самим разобраться, кто за ним скрывается.
Не успел ещё я добраться до дома, как раздался звонок и незнакомый голос попросил меня.
− Миша, привет. Это – Безменов. Помнишь такого? Ты сейчас напустил на меня всю журналистскую свору. Зачем ты это сделал? Хорошо было бы нам встретиться и поговорить.
Здесь я должен сделать некоторые пояснения.
Я работал ещё в Японии и к своему большому удивлению прочитал сообщение в японских газетах об исчезновении в Дели сотрудника Бюро АПН по фамилии Безменов. Делались разные предположения относительно его судьбы, не исключалось ни похищение, ни уход в одну из индийских сект, к которым, говорили, он проявлял интерес. Его супруга вернулась в Москву и продолжала работать в АПН в Главной редакции Азии, где они и познакомились. Я хорошо знал Безменова как способного индолога, и мне было искренне жаль, что он так таинственно исчез, а скорее всего, погиб, поскольку прошло уже много лет. И вот я слышу его голос, словно мы расстались вчера.
Разговор получился довольно длинный и нервозный. Я объяснил ему, что в данных обстоятельствах не могу с ним встретиться и поинтересовался, как он дошёл до жизни такой. Он объяснил, что сейчас уже поздно раскаиваться, и жизнь нельзя прокрутить назад. В заключение попросил не поминать его лихом и передать привет жене и товарищам, если они его ещё помнят.
В общем, вся эта история лишь подлила масло в огонь поднятой и раздутой нами же кампании о разгуле антисоветизма. В знак протеста руководство делегации отказалось принимать участие в закрытии Олимпийских игр. Всё бы было ничего, но через четыре года Олимпийский огонь должен был зажечься в Москве и по традиции все реликвии Игр должны были быть торжественно переданы представителям советской столицы. А тут такой демарш!
Нашей команде объявили, что в связи с готовящейся на стадионе провокацией всем надлежит оставаться в Деревне. Так получилось, что на огромном многотысячном стадионе в момент закрытия ХХ1 Олимпиады присутствовало только три бесстрашных представителя «идеологической группы» − Валиахметов, Васин и Ефимов. Начальство видимо справедливо решило, что в самом крайнем случае «отряд» может и не заметит потерю этих трёх «бойцов». Но, естественно, красочная церемония прошла спокойно и торжественно, а отсутствие советских представителей не было замечено.
Когда мы вылетали из Монреаля, канадцы каждому гостю (не только нашей делегации) вручили аккуратные картонные коробочки с саженцами клёнов со всеми необходимыми сертификатами. Во Внуково, куда мы прилетели, всех пассажиров специального рейса сухо попросили в организованном порядке тут же сдать эти сувениры. Тем самым бдительные товарищи предотвратили очередную провокацию, готовившуюся против нашей Родины. Они решили, что зловредный враг намерен развязать биологическую войну.
Так завершилась для меня очередная Олимпийская эпопея. Спустя 45 лет хочу выразить уверенность, что членам нашей команды и её руководству не придётся испытать в Токио нечто подобное. Достаточно того, что российские спортсмены будут выступать без родного флага и не услышат гимна своей страны. Тем более я желаю им всяческого успеха на Олимпийских стартах. Японцы в таких случаях говорят: «Гамбарэ!»
