Очередная публикация нашего постоянного автора Михаила Ефимова из серии «Фото из альбома»
За ручку с премьером
В Японии не приняты рукопожатия. При встрече и прощании люди кланяются друг другу. Красиво и гигиенично. Так было испокон веков. И только в одном случае, как мне помнится, эта древняя традиция нарушается − во время традиционного официального приёма, который премьер-министр ежегодно устраивает по случаю цветения сакуры − «ханами».
У каждого народа есть свой любимый цветок или дерево, как например, русская берёзка, английский дуб, ливанский кедр и т.д. Японцам приглянулась сакура. Пусть она не приносит плодов и, как дерево, ничего особенного из себя не представляет. Но когда ветки её покрываются цветами, хочется слагать стихи и пить сакэ. Вот что такое сакура!
Склонные к любованию природой, жители Страны восходящего солнца могут часами смотреть на цветущую сливу или на алые листья клёна, словно горящие на фоне заходящего солнца, или, наконец, медную тарелку луны, одиноко застывшую в чёрном небе. И всё-таки именно бело-розовая сакура вызывает у японца чувство, близкое к катарсису.
Она цветёт всего несколько дней, и нужно ловить этот прекрасный миг, пока она, как карета Золушки, ставшая обыкновенной тыквой, не превратилась в заурядное дерево.
Сакура произрастает по всей Японии. Её можно встретить и на самом севере − на морозном Хоккайдо, и на палящем юге − на горных отрогах Кюсю. У неё множество сортов и каждый, естественно, имеет своё название. Но самое главное − они цветут в разное время, словно специально продлевая радостные мгновения японцев.
Любование цветущей сакурой − это не только древний обряд, берущий своё начало множество веков назад. Он означает наступление весны, обновление природы, расставание с зимой и сопутствовавшими ей отрицательными эмоциями. Как правило, на этот период приходится уборка в доме, из старых сундуков женщины достают яркие кимоно и готовят специальные блюда.
Цветение сакуры символизирует радость жизни и рождение нового.
По мнению исторической науки, одно из самых знаменитых «ханами» было проведено в 1598 году сёгуном Тоётоми Хидэёси. Добившись полной победы над князьями-сепаратистами и установив контроля над всей страной, он возглавил процессию в составе 1300 человек к храму Дайго в Киото. Именно там у древних стен состоялось празднование по случаю цветения сакуры. Это событие стало излюбленным сюжетом многочисленных поэм и постановок Театра «Но». В следующем столетии это празднование приняло массовый характер. Простой люд сделал традицией отмечать ежегодно «ханами». Во время правления Сёгуната Токугава (1603−1867 годы) множество деревьев сакуры было привезено в Эдо для украшения нового политического центра страны. Благодаря установленной сёгуном системе «санкинкотай», когда каждый феодал был обязан прожить в Эдо не менее года, огромное количество деревьев сакуры были доставлены в вещевых обозах в столицу из всех уголков страны. В это время появляются и новые сорта деревьев, которые были выведены в результате как естественного, так и искусственного скрещивания.
Среди множества мест, где в Токио растёт и цветёт сакура, самым красивым считается парк Синдзюку гёэн. Здесь насчитывается полторы тысячи деревьев 75 сортов. Именно здесь и проводятся официальные приёмы.
Впервые я попал на такой приём по случаю «ханами» более полувека назад.
Тогда во главе кабинета министров стоял 68-летний Эйсаку Сато. Это была очень любопытная личность с могучими властными корнями. У его отца − чиновника и поэта − было трое сыновей. Старший − Нобусукэ взял фамилию жены − Киси и вошёл в историю страны, как видный политический деятель, который стал 37-м премьер-министром и надолго привязал Японию к США пресловутым Договором безопасности («Ампо дзёяку») 1960 года.
Средний брат − Итиро − предпочёл военную карьеру и дослужился до вице-адмирала. Эйсаку, получив диплом об окончании Токийского университета, пошёл на государственную службу, а потом увлёкся политикой. Возможно, он сделал бы карьеру быстрее, но мешало тёмное прошлое старшего брата, который был министром в годы войны и подозревался во многих грехах. Но после того, как Н.Киси завоевал себе место на политическом Олимпе, Сато быстро пошёл в гору. Он сменил девять (!) министерских портфелей, пока не переехал в Нагата-тё − резиденцию премьера. Кстати, до него там обитал Хаято Икэда, с которым они были знакомы со студенческой скамьи. Э.Сато на протяжении восьми лет трижды возглавлял кабинет министров (1964-1972гг) и стал единственным японским премьером, удостоенным Нобелевской премией (1974г.).
Решения маститых и именитых членов Комитета по присуждении этих премий не принято критиковать: дали − и дали! И всё-таки странно, что поводом стало то, что премию присудили именно Эйсаку Сато за то, что он провозгласил три неядерных принципа Японии: «Не владеть, не производить и не ввозить». Как известно, эти принципы не стали официально принятым законом, а исполнение их и раньше и ныне вызывает сомнения. Но для получения премии оказалось достаточным лишь провозглашение этих принципов.
Тем не менее, я с почтением пожал руку японскому премьеру и лауреату. Более того, больше никогда в жизни не довелось напрямую общаться с нобелеатами. Но не следует думать, что с уходом Э. Сато с поста премьера ушло в небытиё влияние клана Киси-Сато. Отнюдь. Зять − Синтаро Абэ − был руководителем правящей партии и министроми иностранных дел, а внук − Синдзо Абэ − дважды возглавлял кабинет министров, став 57-м премьером.
Прошло несколько лет. Я снова вернулся в Японию и снова получил приглашение на приём по случаю «ханами». Тот же парк, та же сакура, но вместо 39-го премьера под деревом стоит 44-й −71-летний Дзэнко Судзуки.
Этот глава кабинета во всём уступал Эйсаку Сато. Да и свой высокий пост занимал всего около двух лет. Его руководство страной не отмечено никакими крупными успехами ни в области внешней политики, ни внутренней. Он ещё больше укрепил военный союз с США и усложнил отношения с СССР. Правда, побывал в Первопрестольной на похоронах Л.Брежнева, но больше запомнился демонстративным облётом «северных территорий».
Лично у меня остались в памяти две, как сейчас сказали бы, пиар акции, связанные с именем Дзэнко Судзуки.
В маленьком рыбацком городишке Ямада, откуда он родом, меня угощали местными сладостями, словно в шутку названными по имени премьера «дзэнко». Предприимчивый хозяин лавочки, где делалось это печенье, говорил мне, что его изделие оставит, пожалуй, единственное сладостное воспоминание о правлении кабинета Судзуки. Кстати, отмечу, что печенье было, действительно вкусным.
Вторая акция была более масштабной. Её организаторы собрали в префектуре Ивата (родина премьера) огромную кучу народа, посадили всех в специальный железнодорожный состав и отправили на бесплатную экскурсию в Токио. «Прикол» состоял в том, что все пассажиры носили фамилию «Судзуки» (такую же популярную в Японии, как «Петров» в России). Естественно, что Дзэнко тоже оказался среди них собственной персоной.
Но «недолго музыка играла». В обстановке массового недовольства экономическими решениями правительства внутри ЛДП обострилась внутрифракционная борьба, и Судзуки вынужден был подать в отставку с поста лидера партии и соответственно премьер-министра страны. Свой уход он объяснил желанием сохранения гармонии внутри партии и правительства, и не стал добиваться вторичного выдвижения своей кандидатуры на пост лидера по истечении двухгодичного мандата. Не знаю, стал ли для него утешением то, что дочь вышла замуж за внука 38-го премьера Хаято Икэда − Таро Асо, который стал 59-м главой правительства, а сестра была супругой члена Императорского дома − принца Микаса.
В следующем году на приёме «ханами» под цветущей сакурой стоял уже 45-й премьер. Не чета своему предшественнику. Его можно без всяких колебаний отнести к числу подлинных политических «тяжеловесов», оставивших после себя след в истории Японии. Имя ему − Ясухиро Накасонэ. С его именем связано наступление неоконсервативной волны, проведение приватизации государственных компаний и административно-финансовой реформы, а также усилия по возрождению японского национализма. Трижды бывал в СССР и встречался с президентом М.Горбачёвым.
Запомнился он и своей крепкой дружбой с президентом Рейганом, которую пресса лаконично назвала «Рон-Ясу». В переводе на русский, так сказать «Вась-Вась».
Накасонэ пробыл на своём посту около пяти лет, но, даже оставив его, оставался очень влиятельным политическим деятелем и играл большую роль в руководстве страны.
Мне довелось ещё трижды пожимать ему руку под цветущей сакурой, но, к сожалению, это никак не отразилось на советско-японских отношениях. Впрочем, в этом контексте хотелось бы отметить следующее обстоятельство.
В 1987 году советским послом в Японии стал Н.Н.Соловьёв. Вот у него установились очень тёплые личные отношения с Я.Накасонэ. Достаточно сказать, что когда Николая Николаевича через несколько лет перевели послом в Пекин, к нему приезжали эмиссары из Токио за консультациями. Более того, после кончины Н.Соловьёва его жену и дочь Я.Накасонэ пригласил в Японию на две недели и организовал даже научную конференцию, посвящённую его памяти.
Но вернёмся вновь в прекрасный парк Синдзюку гёэн, где идёт официальный приём по случаю «ханами». По аллеям и газонам гуляет нарядная публика, особенно привлекают внимание военные мундиры разных стран и гости в национальных туалетах. Здесь можно встретить, известных японских политиков, артистов, спортсменов (особенно величественно смотрятся борцы сумо!) и других, как у нас бы назвали, «знатных людей страны».
Однажды я даже разглядел одного персонажа, о котором много писала местная пресса. Он прославился тем, что почти сорок лет (!) сидел в малайских джунглях, не в силах поверить, что император объявил о капитуляции Японии. Он продолжал воевать и стрелял даже из своей винтовки по самолётам! Вот такой своеобразный Аника-воин в японском варианте.
В моих фотоальбомах хранится много фотографий с этих приёмов. На многих из них изображены мои коллеги, друзья и близкие. Люблю разглядывать эти материализованные мгновения давно ушедшего в прошлого.
Вот, например, милые девушки разливают сакэ. Рядом со мной симпатичный молодой человек. Это корреспондент газеты «Комсомольская правда» Саша Дроздов. Он прямой потомок героя гражданской войны Николая Щорса, который в 24 года был комендантом Киева и командиром дивизии. Погиб в боях с петлюровцами.
Сам Саша, как я прочитал в Википедии, вплоть до развала Советского Союза был офицером внешней разведки и работал в Японии под прикрытием. В «лихие 90-е» выпускал газету «Россия», а в последние годы работает в Фонде Б.Ельцина.
На этом фото сам автор «Ветки сакуры» В.Овчинников беседует со своими читательницами на приёме по случаю «ханами». Он приехал тогда в Токио в краткосрочную командировку. Помятуя о той тёплой встрече, которую нам оказали Сева и Муза с самых первых дней нашего пребывания в Японии, мы тоже хотели сделать ему приятное. Овчинников чувствовал себя явно несколько ущербно: старые знакомые в большинстве уехали или были заняты своими делами. В его старом «Белом доме» жили чужие люди, и многое ему показалось чужим. Не знаю, насколько нам с женой удалось скрасить пребывание в Токио Всеволоду Владимировичу, но мы старались.
За время моей работы в Японии сменилось несколько послов. Перечислю всех поименно − О.Трояновский, Д.Полянский, В.Павлов и П.Абрасимов. Это были очень разные люди, с разными характерами, с разными стилями работы. По роду своей деятельности (формально Бюро АПН включало в себя пресс-отдел посольства) мне приходилось постоянно находиться в тесной связи с Мамианой, где высокой стеной была огорожена советская территория. У нас были очень тёплые отношения с Олегом Александровичем и Татьяной Александровной Трояновскими. Мы бывали у них дома, вместе ходили в кино и на концерты и (не боюсь этого слова) были очарованы этой замечательной супружеской парой.
И всё-таки, вспоминая сейчас, спустя несколько десятилетий свои служебные будни, хочу особо отметить помощь, а порой и опеку со стороны Владимира Яковлевича Павлова. Он был единственным на моей памяти послом, который регулярно приезжал в наше бюро для неформальных встреч с японскими журналистами. А когда в Токио приехал руководитель АПН, посол не только не только дал очень высокую оценку работе бюро, но и попросил продлить срок моего пребывания.
У меня дома хранится большой лист ватмана, на котором нарисован дружеский шарж на меня. История этого рисунка довольно забавна. Как-то в посольстве решили организовать аукцион, на котором были представлены разные поделки сотрудников. Был среди них и этот шарж, сделанный нашим военным атташе Юрием Даниловым. К моему большому удивлению на шумных торгах это произведение приобрёл посол и при всём честном народе преподнес мне. Я, естественно, расценил этот шаг, как проявление симпатии.
Ума не приложу, как собралась перед фотографом эта группа. С Юрой Букатиным мы вместе учились в институте (кажется, он был на курс моложе меня), а когда мы встретились в Токио, он был заместителем торгпреда. Рядом с ним − сам торгпред Виктор Борисович Спандарян − умница, большой знаток своего дела, неиссякаемый источник шуток. Следующий за ним − советник А.Н.Бабкин. На самом деле − резидент советской разведки в звании генерала. В Японию его направили после того, как в США сбежал «корреспондент» журнала «Новое время» в офицерском звании. Анатолий Николаевич был довольно странной личностью с тяжёлой судьбой. Я его запомнил, как хорошего шахматиста, который безжалостно меня обыгрывал, любителя классического рока, большого знатока французских вин и гурмана. Во время своего первого отпуска он в одночасье потерял жену и сына. В Японию он больше не вернулся.
Крайний справа − советник Вячеслав Федяинов. Его дипломатическая служба переплеталась с работой в партийных органах и общественных организациях. По натуре он был балагур и общий любимец.
На этом фото запечатлён президент агентства «Киодо цусин» Синдзи Сакаи. Мы с ним были хорошо знакомы, и я никогда не забуду, как он выручил меня в мой трудный час. Я уже не раз вспоминал об этом факте и упомяну о нём лишь вкратце.
В Японию прилетела делегация Верховного Совета СССР во главе с членом политбюро (!!!) Д.Кунаевым. Такой уровень был большой редкостью в те времена, и посольство «стояло на ушах». Лично я получил указание организовать интервью с небожителем для японской прессы. Трудность состояла в том, что вопросы (!?) и соответственно ответы были составлены заранее. Когда я обратился за помощью к Сакаи-сану, он сказал, что из уважения к своему коллеге выручит меня, при условии, что это «интервью» никто никогда не увидит. На следующий день он явился в посольство в смокинге и был допущен к руководителю делегации.
Александр Александрович Шапошников не был японистом, но видимо хорошо подготовился к своей работе. Он нашёл себя в коллективе и видимо достиг на своём поприще положительных результатов. Дело, которое ему было поручено, сами понимаете, было непростое − разведка. Это не мешало нам часто общаться семьями, ездить друг к другу в гости и даже играть вечерами в «подкидного дурака». Так получилось, что во время «ханами» хорошо знакомые нам обе супружеские пары соединились для фото на память.
Эта четверка «мушкетеров» − команда АПН. Пятый сотрудник не попал в кадр, поскольку видимо и был фотографом. Могу сказать лишь, что работали мы все дружно, без взаимных обид и конфликтов. Такая же атмосфера (а это очень важно!) царила и между нашими жёнами.
Заключительное фото. Руководство советского посольства в лице Чрезвычайного и полномочного посла Петра Андреевича Абрасимова и секретаря парткома Леонида Михайловича Шапошникова. Партийная организация была в любом советском учреждении от Большого театра до сельского кладбища. Посольство не было исключением. Но поскольку враг не дремал, чинил козни и за всем подглядывал, на двери помещения, находившемся в полностью закрытой зоне, висела табличка «Местком». На всякий случай.
Долгие годы секретаря парткома избирал сам партком из своих рядов, но затем эту очень важную персону (без всякой иронии!) стали присылать из аппарата ЦК КПСС в ранге советника. Леонид Михайлович был из их числа. Помню, как я, будучи членом парткома и воодушевлённый лозунгами горбачёвской «Перестройки» предлагал ему внести новую струю в партийную работу, отказавшись от рутины в виде бесконечных планов и отчётов. На это наш «партайгеноссе», как бывалый партийный работник, сказал: «Пусть сначала ОНИ от пустой болтовни перейдут к делу!». А вообще, он был славный и добрый человек, стремившийся помогать людям. И за это ему − спасибо.
Эту байку о древнем японском празднике «ханами» хочу заключить такой сентенцией.
У японцев, как и у других народов, есть разные дни в году, которые они отмечают, как национальные праздники. В Японии их 15. Но «Ханами» среди них не значится. Зато как бы есть, а как бы и нет − Дня основания государства. Когда-то он отмечался 11 февраля как «Кигэнсэцу». Потом его переименовали в «Кэнкоку-но кинэн-но хи», а дату оставили без изменения. Отмечают и отмечают. Раньше по случаю восхождения на престол божественного существа Дзимму, а после войны − первого японского императора по имени Дзимму.
А вот с 1981 года законом утвердили День северных территорий, который пришёлся на 7 февраля. В этот день отмечается заключение между Россией и Японией Симодского договора, что якобы даёт повод по всей стране устраивать шабаш с требованием возвращения четырех островов Курильской гряды. Понятно, кому нужен такой праздник и чему он служит.
Так вот лично мне больше по душе тёплый и светлый праздник «ханами» − праздник весны и обновления природы. Хоть он и не значится среди национальных торжеств.
