Очередная публикация нашего постоянного автора Михаила Ефимова из серии «Фото из альбома»
ЭТО БЫЛО НЕДАВНО, ЭТО БЫЛО ДАВНО
Всё в этом мире относительно. Особенно время. Но в данном случае, никаких сомнений нет: события, о которых пойдёт речь, протекали в прошлом веке, да к тому же в государстве, исчезнувшем с политической карты мира. Всё равно, что в Урарту.
Тем не менее, я долго сомневался, стоит ли публиковать это фото. Всё-таки, карты − не теннис и, на худой конец, не шахматы. Если сам грешен, то зачем бросать тень ещё на двух достопочтенных граждан? Как-то не хорошо это.
Но все сомнения отброшены, спорное фото − перед вами. Осталось только поведать истории, связанные с ним, и представить изображенных на нём лиц. Все трое − сотрудники Агентства печати Новости, а место встречи − берег «самого синего моря» − город-курорт Сочи, столица будущих Олимпийских игр.
Слева − Спартак Иванович Беглов, руководитель группы политических обозревателей − интеллектуальной элиты Агентства. Позади фронт, тяжёлое ранение, успешное окончание МГИМО, работа в Совинформбюро, в том числе редактор «Советского еженедельника» в Лондоне, и пост первого заместителя председателя АПН. В то время я только поступил на работу в АПН в должности младшего редактора.
На этом фото, сделанном в банкетном зале московского ресторана «Прага», запечатлены участники той встречи (слева направо): С.Беглов (он замещал отсутствовавшего председателя правления АПН Б.Буркова), главный редактор газеты «Известия» А.Аджубей, главный редактор газеты «Хоккоку симбун» Н.Камияма, переводчик М.Ефимов, главный редактор газеты «Правда», председатель Союза Журналистов СССР П.Сатюков, генеральный директор ТАСС Д.Горюнов.
По прошествии нескольких лет наши отношения со Спартаком Ивановичем перешли из разряда «начальник − подчинённый» в чисто приятельские. Этому способствовало не только общее место работы. С ним и его супругой Зоей Владимировной нас связали общие знакомые − известный архитектор, академик, лауреат Ю.Л. Шварцбрейм и его супруга − режиссёр Е.П.Тарханова, работавшая вместе с моей женой на Всесоюзном радио. Юлиан Львович был автором многих административных и культурных зданий, отмеченных разными наградами, в том числе Объединённого санатория «Сочи», где проводила свой отдых та самая «троица».
Перечисляя заслуги С.Беглова, нельзя не упомянуть, что он был доктором наук и профессором, и вообще очень уважаемым человеком. Обладая хорошим чувством юмора, он рассказывал, как они с женой тщетно соревновались на протяжении ряда лет с английской королевой Елизаветой П: паритет был достигнут, когда Её величество родила принцессу и двух принцев, но после рождения четвёртого чада − принца Эдуарда, Бегловы «сошли с дистанции», остановившись на трёх детях.
Пару раз Спартак Иванович был нашим гостем в Токио и нам было очень приятно встречаться с добрым знакомым. А накануне нашего отъезда в Японию мы вчетвером приняли очень важное решение: построить совмещённую дачу во вновь созданном кооперативе в Пахре. Помню, как вместе ездили выбирать участок и даже согласовывали проект. Но из этого, правда, ничего не получилось, поскольку изменились наши планы. Мы решили построить дачу вместе с сыном в другом месте. Самое забавное, что эскиз нашего весьма скромного деревянного жилища, которое воздвигалось на месте старой развалившейся дачи, начертал Ю.Шварцбрейм, большой специалист в строительстве правительственных дач. До сих пор, как реликвию, храню этот рисунок. Кто знает, может лёгкий набросок известного зодчего приобретёт огромную ценность! Как например книга «Монополии слова» с таким автографом: «Мише Ефимову с самыми добрыми пожеланиями от автора. С.Беглов 22/У1-69».
Я был признателен Спартаку Ивановичу за то, что он не раз привлекал меня к сотрудничеству, и я довольно регулярно выступал в «обойме» политобозревателей.
Нашей «дружбе семьями» с Бегловыми немало способствовало то обстоятельство, что они получили многокомнатную квартиру в новом элитном доме в районе Киевского вокзала прямо напротив …нашего гаража. Они обустроили её с большим вкусом. Запомнилась красивая коллекция чашек, которую Бегловы собирали многие годы. Короче говоря, наступила полная благодать. Болезненная проблема возникла там, где её никто не ждал.
Оказалось, что за стеной спальни хозяев расположилась ванная соседней квартиры, в которой поселилась многодетная семья шофера правительственного гаража. Беда была в том, что супруга водителя любила до глубокой ночи обстирывать своих домочадцев, используя для этого стиральную доску − своеобразный реликт раннего средневековья. Представьте гофрированный кусок железа в деревянной раме, о который трут намыленное бельё. Естественно, «Первое перо» АПН лишилось сна, что не могло не отразиться на его нервно-сосудистой системе.
Друзья и знакомые предлагали разные пути решения этой неожиданно возникшей санитарно-гигиенической проблемы. Кажется, самый простой выход нашла Зоя Владимировна: она подарила соседке современную стиральную машину. Мир и покой вернулись в дом.
В конце 80-х мы с женой присутствовали в доме Бегловых на их проводах. Спустя почти тридцать лет С.И. собирался снова в Лондон в качестве собственного корреспондента АПН. Возможно, это соответствовало его желаниям, но нам было грустно расставаться с друзьями. Впрочем, вскоре по воле судьбы и начальства я тоже получил приказ на выезд, но «в другую сторонУ» − в Новую Зеландию. Помню, поздравляя Бегловых с наступающим 1990-м годом, я писал им, что, по местным поверьям, если рыть туннель из Веллингтона через центр Земли, то вылезешь на Пикадилли.
Мне не удалось проверить на практике эту догадку, тем более, что спустя год мы вместе оказались в Москве в связи с ликвидацией не только наших точек, но и самого АПН. В стране появилась новая власть, и были установлены новые порядки. Мы, как и множество наших коллег, оказались не нужны.
В последний раз мы встретились со Спартаком Ивановичем на 60-летии СИБ-АПН. Все присутствовавшие уместились за тремя большими столами.
А теперь представлю другого «картёжника» с того фото.
Это − Лев Сергеевич Петров. Он чуть постарше меня и почти ровесник Спартака Беглова.
Его биографию я почти не знаю и могу основываться только на его отрывочных рассказах о жизни. Прошёл войну, служил в конвойных войсках где-то на Крайнем Севере в районе Певека (Чукотка). Охрана не столько стерегла зэков, поскольку бежать можно было только в сторону полюса, а охраняло собственное начальство. Лёва рассказывал, как по революционным праздникам он выступал перед заключёнными с духоподъёмными докладами с трибуны под открытым небом в окружении автоматчиков.
В 50-х годах его приняли на работу в СИБ с хорошим знанием английского языка и направили на работу в Канаду.
Не помню, когда и при каких обстоятельствах мы познакомились. Вместе с женой − видной и интересной женщиной − они составляли красивую, элегантную пару. Лёва часто бывал у нас дома (преимущественно без жены) на разных застольях, а, в основном, «по линии» преферанса, коим мы в те годы увлекались.
После того, как я перешёл на работу в АПН, наши контакты стали ещё более тесными.
Во вновь созданное Агентство влилась большая группа уже известных журналистов-международников и фотокорреспондентов. Но были «новобранцы» совсем иного рода: дети, вернее, дочери очень известных родителей. Например, в главной редакции союзной информации и в главной редакции телевидения работали Юла Хрущёва (удочерённая внучка), Галя Брежнева, Нина Будённая, Света Фирюбина (дочка Е.Фурцевой), дети маршалов, академиков, знаменитых артистов и т.д. По Москве даже ходил такой анекдот:
−Почему оцеплена Пушкинская площадь. Что случилось?
−Ничего особенного. В АПН – родительское собрание.
Л.Петров работал в редакции журнала «Совьет лайф («Советская жизнь»), который печатали в США в обмен на журнал «Америка». Часто его можно было встретить не за рабочим столом, а в коридоре в обществе неспешно беседовавших курильщиков. Как-то я стал его всё чаще замечать с молодой девушкой, которая оказалась дочкой Хрущёва. На прямые вопросы Лёва отделывался шутками, хотя роман явно принимал всё более серьёзный характер.
Однажды в откровенной беседе он признался, что они с Юлой решили пожениться. Он уже расторг свой брак, но тут возникли серьёзные препятствия со стороны родителей невесты. Те отказались его принять и признать. Л.Петрова вызывал к себе на беседу секретарь ЦК КПСС Л.Ильичёв, приглашали на Лубянку и, угрожая разными карами, требовали, чтобы он оставил девушку в покое. В этот сложный момент влюблённые не дрогнули, а Юла даже готова была уйти из отчего дома. В конце концов, вельможные родители смирились, и молодые переехали в квартиру на Кутузовском проспекте в дом ЦК КПСС. Вскоре в новой семье одна за другой появились две маленькие девочки − Нина и Ксения. Родители были счастливы. В доме царили мир и покой. Все эти драматические события проходили у нас с Ирой на глазах. Мы часто бывали у них в гостях и своим глазами наблюдали счастливых молодоженов.
Но «вторым Аджубеем» Лёва не стал. Он по-прежнему работал на старой должности и, судя по его отдельным репликам, в большой и сложной кремлёвской семье занимал место «второстепенного родственника». Близость к главе партии и правительства ощущалась только тогда, когда фельдкурьер завозил им домой разные продукты с «царского» стола. Оказывается, «первая леди» (эту роль выполняла, как известно, Нина Петровна) делила по справедливости разные дары, поступавшие в Кремль, и отправляла Петровым их долю охотничьих трофеев Никиты Сергеевича (кабанину, оленину и т.п.) или подношений местных вассалов (дыни, мёд, грибы, соленья и т.д.)
Мы никогда не расспрашивали Лёву о его вновь приобретённых родственниках, а он, хотя и был от природы прекрасным рассказчиком, никогда не касался этой темы.
Например, он со смехом делился своими утренними наблюдениями из окна номенклатурного дома, где они жили.
−Представляешь, примерно в полдевятого во двор высыпает человек двадцать в одинаковых ратиновых пальто и пыжиковых шапках. Они все здороваются, распределяются по парам и чинно прогуливаются по двору. Минут через десять во двор въезжает двадцать чёрных «Волг», в которые они по-одному рассаживаются и все едут в одно место. Казалось бы, разумнее было бы прислать за ними автобус. Но нельзя. Они − номенклатура. Им положена квартира в этом доме, пыжиковая шапка и чёрная «Волга». Вынь − да положь!
История распорядилась так, что Лёва пробыл в зятьях первого секретаря ЦК КПСС и председателя совнаркома (по-нынешнему − премьер-министра) не более двух лет.
14 октября 1964 года Н.С.Хрущёв был смещён со всех постов и отправлен на пенсию. Это был первый случай, когда опальный глава (такого вообще никогда не было за всю историю советского государства!) отправлялся не на расстрел, а на загородную дачу. По иронии судьбы она располагалась под Москвой в Петрово-Дальнем!
В отличие от А.И.Аджубея, которого в одночасье лишили всех постов, и кабинет главного редактора «Известий» он сменил на закуток под лестницей в журнале «Советский Союз» без права писать под своей фамилией, Лёва продолжал работать на своём незаметном месте в АПН.
Перемены в руководстве страны никак не отразились на наших отношениях, и мы по-прежнему приятельствовали с ним и Юлой.
Много лет спустя, когда по всему миру расползлись слухи о «мемуарах Хрущёва», стала известна роль Л.С.Петрова в создании этой книги. В данном случае я могу ссылаться на разные источники, но должен признать, что сам он молчал как партизан.
Согласно официальной версии, именно Лёва предложил Н.Хрущёву написать воспоминания. Поначалу тот отказался. Взяться за перо, вернее, включить магнитофон его заставило выступление какого-то генерала, который на вопрос об участии Хрущёва в Великой Отечественной войне, ответил, что он вообще не был на фронте. Это было чистое враньё, так как Никита Сергеевич был членом военного совета Сталинградского фронта и находился на передовой.
Порядок работы над мемуарами был таков: ленты с записями забирал сын Сергей, обрабатывал их, передавал машинисткам, а готовые рукописи распределял между знакомыми. Все эти хитрости тут же стали известны новому руководству страны и Н.С. вызвали «на ковёр» в Комиссию Партийного Контроля − своеобразную инквизицию Советской власти. Но все уговоры и угрозы были напрасны. Упорный автор продолжал «наговаривать» кассеты.
Парадокс истории: Хрущёв, который развернул по всей стране гнусную кампанию против великого русского писателя Пастернака, осмелившегося издать за рубежом роман «Доктор Живаго», сам стал искать возможность выпустить свои воспоминания на Западе.
В этот момент на сцене появляется некто Виктор Луи. О нём известно немного. Вот, что, например, пишет Википедия:
«Виктор Луи (настоящее имя Виталий Евгеньевич Луи, также известен как Виталий Левин (англ. Victor Louis) родился 5 февраля 1928 в Москве, умер 18 июля 1992, в Лондоне − английский и советский журналист, тесно связанный с КГБ. Помимо журналистской деятельности неоднократно выполнял по заданию КГБ многочисленные поручения в СССР и других странах мира».
Я доподлинно знаю, что Л.Петров был близко знаком с Луи. Более того, однажды мы вместе вышли из здания АПН (оно было тогда на площади Пушкина), и Лёва предложил пройтись по бульварам.
— Только по дороге забежим в одно место.
Этим местом оказалась квартира Луи, в которой никого не было, и дверь открыл Лёва ключом, который ему передал хозяин. Понятно, что никто не дал бы ключ от квартиры чужому человеку. Лично я познакомился с Виктором много позже на проводах одного японского корреспондента. Но о посещении его квартиры я промолчал.
Таким образом, Луи стал последним звеном длинной цепочки, по которой рукопись добралась до США. До сих пор идут споры, была ли эта хитроумная операция КГБ, проведённая под личным контролем Ю.В.Андропова, или успешная попытка Н.С.Хрущёва и его ближайшего окружения донести правду до мировой общественности.
Любопытно, что дальнейшую работу по переводу и подготовки рукописи к печати вёл совсем молодой человек, никому тогда не известный студент Оксфордского университета Строуб Тэлботт (в администрации Клинтона занимал пост замгоссекретаря, специалист по России.). Работа настолько поглотила его, что все заботы о быте взял на себя его сосед по комнате в общежитии Билл − будущий президент США Билл Клинтон.
…В январе 1971 года Луи привёз долгожданный экземпляр мемуаров «Хрущёв вспоминает» − чёрный том с красно-золотыми буквами заглавия и фотографией улыбающегося автора на суперобложке.
Увы, бедняге Л.Петрову не суждено было увидеть реализацию своего смелого замысла. Но всё это было потом, и летом 1967 года мне даже во сне не могла привидеться подобная история. Голова была занята совершенно другими делами.
Мне очень нравилась моя работа, у нас был замечательный коллектив, в котором царила чисто товарищеская атмосфера. Я довольно быстро двигался по служебной лестнице, чему немало способствовали постоянные передвижки штатов и доброе отношение ко мне начальства − непосредственного и главного. Согласно записям в трудовой книжке, за шесть лет я передвинулся с младшего редактора до заместителя главного редактора главной редакции.
Как-то меня вызвал мой шеф и сказал:
− Готовься! Твоя кандидатура утверждена в качестве завбюро в Японии.
Не скрою, что это стало для меня очень приятной неожиданностью, поскольку я об этом и не мог мечтать. Впрочем, возникшее чувство радости быстро увяло, поскольку до реализации этой мечты надо было ещё решить множество штатно-бюрократических проблем, включая сложные согласования с целым рядом ведомств и организаций. Но, как любил говорить куратор зарубежных кадров Агентства, «каждая бумага должна отлежаться». Так что, пока моя анкета, как улита ползла по серпантину межведомстивенных дорог, я начал не спеша готовиться к работе за рубежом.
Подготовка включала множество пунктов от получения водительских прав до изучения телетайпа. А главное − надо было пройти вместе с женой полную диспансеризацию. Вскоре доктора нашли у меня ИБС в латентной форме. Поясню для тех, кто не имеет диплома врача и не давал клятву Гиппократа: это означает, что у меня то ли есть, то ли нет (латентная, т.е. скрытая форма!) ишемическая болезнь сердца. Так я попал в группу «перспективных» больных − дескать, меня можно вылечить от хворобы, которой может быть и нет. В качество первого шага интенсивного курса лечения мне предписали ехать в Объединённый санаторий «Сочи».
Жена не смогла получить отпуск, и составить мне компанию предложил старый друг и коллега Лёва Петров, который туда же имел путёвку. Я, понятно, согласился с удовольствием, и вскоре мы вместе оказались в огромной здравнице, принадлежавшей всемогущественному 4-му управлению Минздрава СССР (по старой традиции его иногда называли «Кремлёвкой»).
Но, как говорили герои Жванецкого, «нас там не ждали». Свободных мест не было и нам с Лёвой предложили пару дней провести в лечебном корпусе, в кабинете врача. Мой спутник грустно пошутил, «жаль, что не у гинеколога».
Но время пролетело быстро и вскоре мы переехали в Приморский корпус − детище Ю.Л. Шварцбрейма. Позволю себе воспроизвести несколько эпизодов из нашего совместного отдыха. Единственно, что оставлю без комментариев ту самую игру в «рамс» вместе со С.И.Бегловым, с которым неожиданно мы повстречались в общей столовой.
Санаторий «Сочи» − это огромный парк на берегу моря, в котором помимо многоэтажного корпуса, стоящего прямо на пляже, скрылись в зелени несколько монументальных зданий, больше похожих на дворцы, а также отдельные виллы для высшей номенклатуры. Единственным местом, где отдыхающие могли быть вместе вне зависимости от занимаемых постов − это столовая на несколько сот «кувертов» (правда, разделённая на разные залы (система номенклатуры исключала полное равенство!).
Как-то вечером после ужина мы с Лёвой почти столкнулись лицом к лицу с Н.А.Булганиным. Бывший маршал, бывший министр обороны, бывший премьер − короче говоря, лицо, которое вместе с Н.Хрущёвым стояло у руля великой державы и впавшее в немилость, это лицо в тот момент держало в руках стакан кефира и мало ассоциировалось с былым величием.
По Лёвиному лицу я понял, что он с трудом сдерживает себя, чтобы не обратиться к Николаю Александровичу. Потом уже он признался, что хотел сказать бывшему соратнику тестя, что тот, небось, несказанно рад падению своего бывшего обидчика.
Но мой сосед по палате не всегда сдерживался. Однажды какая-то местная начальница полушутя сделала ему замечание, что он нарушает установленный порядок, выходя на пляж в махровом халате, или, того хуже, являясь в столовую в шортах! Такого Лёва уже стерпеть не смог:
− Вы, видимо, считаете, что с точки зрения эстетики намного красивее, когда мужчина с трудом натягивает спортивное трико на своё брюхо, а за едой появляется аппетит, глядя на жопы номенклатурных дам!?
К взаимному согласию стороны не пришли, но разговор на этом кончился.
Думаю, что повышенная эмоциональность Л.Петрова отчасти объяснялась его плохим здоровьем. Иногда он впадал в меланхолию и бросал такие фразы:
− Кто знает, может когда-нибудь скажут, что в Сочи ушел из жизни писатель Николай Островский, здесь на операционном столе скончался композитор Аркадий Островский. Свои последние дни провёл в Сочи журналист Лев Петров.
К счастью, жизнь распорядилась иначе и продлила его дни почти на три года.
В 1970 году я оказался в Москве в отпуске и смог проводить своего друга в последний путь. Церемония прощания проходила в Центральной клинической больнице (ЦКБ). Было очень много народа. Из близких родственников была только Юла.
Только мистикой могу объяснить тот факт, что с Юлой мы встретились в следующий раз в том же зале на похоронах Спартака Беглова.
Летом 2017 года меня потрясла весть о чудовищной и нелепой гибели Ю.Л.Хрущёвой: она погибла под колёсами пригородной электрички.
Младшая дочь Ксения (очень похожая на своего отца) живёт и работает в США. Она профессор русской словесности. Старшая дочь Нина − в России.
