Мы попросили Ефимова Михаила Борисовича написать для сайта ОРЯ серию коротких эссе о его жизни и творческом пути, а также о Японии. Публикуем очередное эссе автора.
ХАСИГО
«Хасиго» в переводе на русский язык означает «лестница». Я не знаю, как и почему это обыденное слово приобрело в Японии совсем другой смысл − «пьянки-гулянки». Его главное отличие от русского эквивалента состоит в том, что «хасиго» предполагает в некотором роде «загул», то есть хождение по барам-ресторанам. Если японец говорит, что вчера он совершил «хасиго» это значит, что посетил несколько питейных заведений.
Но обо всё по порядку.
Мои познания в японском языке позволяли мне довольно свободно беседовать с японцами на разные темы, а природная любознательность влекла в разные поездки и к разным знакомствам. Я встречался с членами императорской фамилии, министрами, журналистами, учёными и, вместе с тем, ездил по глухим деревням, беседовал с крестьянами и простыми работягами. Мне довелось посещать безвкусные особняки нуворишей, туалет в которых напоминал по своему электронному оснащению кабину космического корабля, и сидеть в холодных избах, единственными источниками тепла в которых был маленький камелёк и «хибати» − жаровня с углями. Тем не менее, по прошествии уже многих лет я не могу сказать, что достаточно хорошо научился разбираться в характере японцев. Иногда мне приходилось просить Такахаси-сан – старшего переводчика Бюро, − чтобы он мне перевёл с бюрократического языка на общедоступный, как понимать слова того или иного собеседника.
Например, я не сразу усвоил, что, если собеседник, приветливо улыбаясь и вежливо раскланиваясь, обещает на прощание дать ответ через две недели, значит, ты с большой вероятностью получишь отказ. Если тебе назначают встречу от 10 до 12 или между 15 и 17 часами, значит, предстоит пустая «болтовня о погоде», если – на час дня, то тебя ожидает протокольный обед. Если же тебя ждут в офисе между 17 и 18 часами, предстоит деловая беседа с последующим ужином и вероятным «хасиго» − посещением разных питейных заведений. Нужно оговориться, что японцы исключительно пунктуальные люди, и любые мероприятия, встречи или свидания всегда назначаются на точное время и опоздания абсолютно исключены.
Помню, как в Бюро поступало сообщение из местного управления электросети, в котором указывалось, что завтра ночью с 02ч. 27м. до 02ч. 31м. будет отключено электричество. Точность − превыше всего.
Официальная трапеза в японском ресторане − это очень тяжёлое и многочасовое мероприятие. Мне не раз приходилось сопровождать приезжих гостей, и предварительно я обычно проводил с ними своеобразный инструктаж.
Прежде всего, он должен был убедиться, что у него целые носки, поскольку с обувью придётся расстаться при входе в помещение (верхнюю одежду сдают в последнюю очередь) будь-то квартира, рёкан − японский отель − или национальный ресторан. Вместо ботинок или дамских туфель предстоит влезть в шлёпанцы. Японцы делают это необычайно легко, даже не расшнуровывая ботинок. А когда входишь в жилую комнату или ресторанную залу, нужно у дверей оставить и шлёпанцы, а по циновкам ходить босиком. Перед туалетом лежат другие шлёпанцы.
Однажды, во время поездки по стране с нашей делегацией произошёл такой случай. Один соотечественник при выезде из отеля не нашёл у входа своих туфель. Хозяин был страшно смущён, долго распинался, просил прощения и всячески успокаивал гостя, обещая выслать его обувь в город, куда мы следовали, или, в крайнем случае, полностью оплатить стоимость потери. Мы поехали дальше, но в следующем пункте маршрута желанной посылки не было. Все подшучивали над бедолагой, дескать, он нарочно выбросил свои ношеные ботинки, чтобы получить прибавку к скудным командировочным. Но перед самым возвращением на родину к нему в номер пришёл посыльный и вручил аккуратно завёрнутую коробку с ленточкой, в которой лежала пара его ботинок. Мне показалось, что «счастливец» был немного расстроен.
Это уже аксиома, что каждый приезжающий в Японию должен хотя бы на самом примитивном уровне владеть хаси − палочками для еды. Иначе ты будешь выглядеть в глазах аборигенов полной неумехой.
И, наконец, нужно подготовиться к сидению на татами с поджатыми под себя ногами.
В последние годы японцы, видимо сжалившиеся над иностранцами, придумали специальные углубления под низкими столиками, куда можно опускать ноги. А если это спасительное отверстие отсутствует, то после завершения трапезы тебе ещё долго придётся приводить в порядок тазобедренный сустав. Я уж не говорю о том, что брюки после такого сидения превращаются в бесформенную тряпку, а сам гость напоминает человека, впервые оседлавшего коня и, наконец, сползшего с него.
Обычно, максимум, на что можно рассчитывать, это на пару подушек, которые подсовывают под зад, и раскладную спинку для сидения.
Охарактеризовать японскую кухню, в смысле очередности блюд и порядка их подачи, − невозможно.
Общее правило для всех заведений общественного питания, − будь-то дешёвая забегаловка, отгороженная от дороги раздвижными дверями и занавеской, или роскошное заведение с гейшами – прежде, чем вы успеете открыть рот, вам подадут глиняный стаканчик с зелёным чаем и влажную салфетку (горячую зимой или холодную летом). А дальше, в зависимости от уровня заведения и материального положения угощающей стороны можно ожидать всего, что угодно. Единственное непреложное условие − всё должно быть очень красиво и изысканно. Как правило, к каждому блюду положен свой соус.
Вспоминаются совсем уж экзотические произведения кулинарного искусства. Так например, однажды передо мной поставили красивое чугунное блюдо, на котором обложенный белоснежным снегом (?) лежал раскалённый булыжник (?) со скворчащим куском полусырого мяса (!). По мысли создателя этого шедевра, до полной готовности это кушанье должен был довести сам гость, что я и пытался сделать, переворачивая палочками мясо.
Однажды к столу подали бокалы, в которых плавали маленькие рыбки, так сказать «нана-рыбки». Оказалось, их надо было глотать вместе с водой!
Как-то меня пригласили в специализированный ресторанчик, где готовили разнообразную лапшу − гречневую, рисовую, пшеничную, в горячем виде и холодном. Мы сидели на берегу небольшого прудика с зеркальными и разноцветными карпами, а перед нами в деревянном жёлобе бежала
родниковая вода. Именно в ней плавала лапша, которую надо было вылавливать и класть на тарелку с разными соусами. Хозяевам этого заведения никак нельзя было отказать в выдумке.
В выдумке нельзя было отказать и организаторам одного застолья, участником которого я невольно стал. Гости, как обычно сидели на татами, а перед ними лежала обнажённая девушка, которая заменяла собой… стол (!?!).
Вспоминается такой случай. В нашем посольстве иногда крутили кинофильмы, а однажды перед основным киносеансом показали японский документальный фильм. Олег Александрович Трояновский (если кто забыл, наш посол − потрясающая личность, эрудит, интеллигент в классическом смысле этого слова) потом в приватной беседе рассказывал, что этот фильм решили показать М.А.Суслову во время его краткого визита в Японию. Наш главный идеолог и хранитель чистоты марксизма-ленинизма отличался своим пуританским характером. На время своего недолгого пребывания в Токио он остановился в посольстве и кроме тяжёлых и многочасовых переговоров с руководителями японской компартии никуда не ездил и ни с кем не встречался. Вот и решили показать ему фильм о стране, которую Михаил Андреевич видел только из окна авто.
История не сохранила имени того, кто отобрал для показа именно этот фильм, хотя название ленты могло бы насторожить − «Нихон дзангоку моноготари» − «Японские жуткие истории».
Поначалу в фильме рассказывались разные исторические сказания, а потом действие перенеслось в… ресторан. Когда на экране появилась сцена, как японцы кушают мозги живых обезьян, а те, моргая глазами с открытой черепной коробкой, не понимают происходящее, по словам посла, в этот момент член политбюро и секретарь ЦК КПСС молча встал и покинул зал.
Кстати говоря, реакция нашей публики была схожей: когда на экране побежали кадры с этой трапезой, в кинозале раздался негодующий шум и послышались требования немедленно прекратить сеанс и зажечь свет. Как писалось в одной известной эпиграмме, «но всему же есть предел, братцы».
Я вспомнил «дзангоку моноготари» только в контексте экзотических блюд. Об этом «блюде» я узнал только из кинофильма и ни разу не встречал человека, отведавшего его. Так что забудем о вышеизложенном и пойдём дальше.
Сидя на татами и вкушая японские блюда, никогда не знаешь в какой части трапезы находишься. Если у нас привычный порядок − закуска, первое, второе, десерт и чай\кофе − позволяет очень точно определить приближающееся завершение застолья, в японском ресторане всё гораздо сложнее. Порой может быть до десяти и более (!!!) смен блюд. Обычно перед заключительным десертом подаётся второй супчик (первый подаётся где-то в начале), что означает, что конец близок.
Несколько слов о выпивке. Традиционным напитком, как известно, является сакэ, оно же нихонсю, оно же о-сакэ − алкогольный напиток крепостью до 12-15 градусов, в основе которого − рис и вода. Сакэ − это не водка и не вино, поскольку получается не в результате ни перегонки, ни брожения. На специально обработанный и подготовленный рис накладываются кодзи (плесневые грибки). На последней стадии полученный напиток фильтруется и отстаивается. В отличие от старых времён, когда сакэ делали только при императорском дворце или в храмах, сейчас его готовят повсюду. В зависимости от крепости напитка и качества воды сакэ имеет самые разные сорта и виды. Обычно их содержат в характерные бутылках ёмкостью 1.8 литра и только этикетки говорят о разных сортах. Каждое заведение кичится выбором имеющихся сортов.
Для полноты картины следует добавить, что на Окинаве есть свой крепкий алкогольный напиток − авамори, который тоже готовят из риса, а на Кюсю меня потчевали сётю, которое гонят из зерновых культур. Японцы освоили это зелье после революции Мэйдзи, когда завезли из Англии соответствующее оборудование. Поскольку крепость сётю порой достигает даже 60 градусов, его разбавляют водой. Отсюда произошло и его новое название «сибуроку» («четыре части и шесть») − таковы пропорции, чтобы получить искомые 25 градусов.
Как говорится в одном устаревшем штампе, «беспокойная журналистская судьба» однажды меня забросила в небольшую деревню. К тому же, оказалось, что староста (мой ровесник) отмечал какое-то семейное торжество и пригласил меня.
У меня сложилось впечатление, что в тот вечер в доме старосты собралась вся деревня. Все двери были раздвинуты, и в большой зале на татами сидело человек сорок. Всё время подносили новые блюда и сакэ лилось рекой. В какой-то момент староста обратился ко мне со словами, что по такому случаю (в смысле их праздника и моего прибытия) они пустят по кругу заздравную чашу. В первый момент я ещё не понял, что меня ожидает.
Возле меня появился странный глиняный сосуд по форме напоминающий сакадзуки − плоскую рюмку для сакэ, − а по размерам − большой таз. В него положили предварительно прокаленный на огне скелет морского окуня, издававший характерный рыбный запах, и всё это залили несколькими бутылками горячего сакэ. Как самый почётный гость, я должен был первым пригубить этот напиток и передать его соседу слева. Дальше этот сосуд медленно «поплыл» по рукам, и каждый участник этого «сабантуя» должен был отпить хотя бы глоток. Не прошло и получаса, как «таз» вернулся ко мне и снова должен был, согласно традиции отхлебнуть из него. Вся эта процедура называлась «омэдэтай», где тоже была скрыта игра слов «Омэдэтоу» («Поздравлять») и «тай» («окунь»). Не знаю, сохранилась ли эта древняя традиция, но думаю, что она вряд ли отвечает требованиям борьбы с пандемией коронавируса.
Итак, с алкогольной составляющей банкета мы более-менее разобрались и можно перейти к программе его ведения.
Прежде всего, нужно иметь в виду, что грузинскому тамаде в японском ресторане делать нечего, поскольку тосты там не произносятся. Японцы попивают сакэ мелкими глоточками («тибири-тибири») без всяких духоподъёмных тостов типа «За дружбу!» или «За боль годов!». Поэтому им очень трудно приспособиться к нашим традициям. Один очень хороший друг любил говорить, что «выпивка без тостов − это просто пьянка!». Так вот это не про японцев. Более того, как это ни странно для соотечественников, но когда говорят «кампай», вовсе не значит, что «тостуемые» должны проглотить всё содержимое бокала или стопки одним глотком.
Если ужин проходит на высоком уровне, на нём обязательно присутствуют гейши. Не знаю, как сейчас, но я ещё застал время, когда их доставляли в ресторан настоящие рикши.
Испокон веков в японском обществе существовали женщины, которые воспитывались и обучались для того, чтобы ублажать мужчину, ухаживать за ним, развлекать его. Они играют на национальных инструментах, танцуют, прислуживают за столом. Гейша – и поныне очень уважаемая профессия. Чтобы стать ею, нужно учиться на протяжении многих лет. Гейши пользуются уважением, их приглашают в качестве гостей на важные приёмы.
К сожалению, у нас часто возникает совершенно искажённое представление о гейшах. Более того, многие соотечественники искренне считают, что любая женщина, прислуживающая в питейном заведении да ещё в кимоно – это гейша, то есть почти проститутка. Это – глубокое заблуждение.
Настоящую гейшу нынче редко увидишь. Специальные школы сохранились разве что в древней японской столице Киото, в знаменитом районе Гион. Как правило, это уже немолодые женщины, лицо которых покрыто толстым слоем белого грима, в традиционных высоких париках. Участие гейши в застолье обходится устроителю в солидную сумму.
Обычно иностранцы принимают за гейш стайку девушек, обслуживающих гостей за столиками кафе или кабаре. Это – хостес. Между ними и настоящими гейшами такая же разница, как между участниками колхозной самодеятельности и солистками Большого театра.
После того, как подан десерт, в том числе японские сладости (на мой вкус − самая слабая часть меню) начинается церемония прощания. Вся обслуживающая бригада помогает вам одеться, проводит до авто и ещё долго будет кланяться, пока машина не скроется за углом.
Но, в конце концов, всё это – и татами, и горячее сакэ, и хаси, и гейши − лишь обязательный элемент удивительно вкусной и необыкновенно красивой японской кухни. Убеждён, что такая трапеза надолго останется в памяти гостя.
На этом официальный протокол завершается. Теперь может начаться тот самый «хасиго».
Обычно всякий уважающий себя японец имеет свой излюбленный бар или сусечную, где его знают, тепло принимают и даже хранят его початую бутылку виски. Естественно, что когда он приводит в это заведение знакомого, мама-сан и хостес выражают полный восторг. Думаю, что лучшие представители школы Станиславского могли бы отдыхать, глядя на разыгрываемую этими дамами пантомиму под названием «Встреча гостя». Обычно клиент тоже активно включается в эту игру, давая понять, как он ценит любовь и уважение своих подружек. Помню, как однажды один мой знакомый повёз меня на окраину Токио (тащились в такси около часа), и в полной тьме мы добрались до какой-то малюсенькой забегаловки, где была разыграна такая сцена всеобщей радости. Наверное, на фоне этого веселья моя уставшая физиономия выглядела некоторым диссонансом.
Иногда же бывали довольно забавные истории, которые остались в памяти.
Это было где-то в 80-х годах. В Японию приехала группа наших артистов, среди которых был Андрей Миронов. Он привёз мне письмо от хорошего знакомого, который попросил «подателю сего» показать Токио. До этого момента мы не были знакомы с Андреем Александровичем, хотя я часто встречал его родителей, с которыми отец поддерживал дружеские связи на протяжении многих лет. Короче говоря, я очень охотно взял на себя выполнение этой просьбы.
Как сейчас помню, мы поехали в кабарэ «Уруваси» на Гиндзе. Естественно, там долго бражничали в окружении хостес, которые, сменяя друг друга, всячески нас обслуживали. Андрей увлеченно общался с ними, всячески подыгрывал их ухаживаниям. В общем, всё было очень весело. Но ровно в 11.30 прозвучал сигнал, и девушки стали с нами прощаться. Миронов со свойственным ему юмором заметил: «Я был уверен, что это любовь на всю оставшуюся жизнь, а она выпроваживает нас, как только прозвучал звонок!» Я объяснил ему, что рабочий день у девушек кончился, а с ним и вечная любовь. Пора возвращаться домой.
Не помню уж, когда и при каких обстоятельствах мы с женой познакомились с очень приятной японской супружеской парой. Он был постарше и прошёл войну и советский плен. Она − окусан − была гораздо моложе и весьма красива. Судя по их дому и гостеприимству, глава семьи был человеком состоятельным. А глядя на его окружение − друзей, постояльцев, гостей, − я бы не удивился, узнав, что источники его доходов не совсем чистые. Так или иначе, но отношение его к нам и нашей стране было всегда уважительное. Эта пара часто приглашала нас и наших друзей к себе, особенно во время цветения сакуры и по другим национальным праздникам.
Однажды, после обильного угощения у них дома хозяин предложил сделать маленькое «хасиго», и мы вчетвером отправились в соседний ресторанчик. Оказалось, что наши знакомые здесь гуляли пару дней назад. Не удивительно, что наше появление вызвало неописуемый восторг у «мамы-сан» и нескольких хостес. Несмотря на присутствие супруги, девушки весьма фривольно общались с самим хозяином, который отвечал им взаимностью. Мы с женой с интересом наблюдали за реакцией окусан, которая активно участвовала в этом представлении, выражая полный восторг.
Это небольшое представление лишний раз убедило меня, что хостес, как и гейши, − всего лишь участницы своеобразного спектакля, в котором они выступают вместе с гостями, исполняя свои роли.
На этом пассаже полагаю возможным завершить свой рассказ о «хасиго».
Продолжение следует
