Мы попросили Ефимова Михаила Борисовича написать для сайта ОРЯ серию коротких эссе о его жизни и творческом пути, а также о Японии. Публикуем очередное эссе автора.
ТРИ ОБЕЗЬЯНЫ
Этих трёх обезьян я помню с детства. Впервые я увидел их в изображении отца, который был очень известным художником-карикатуристом, и почти ежедневно его рисунки публиковала центральная газета «Известия». И, вот, однажды он изобразил трёх обезьянок, правда, с человеческими лицами. Поводом послужила политика Запада в связи с событиями в Испании.
Как известно, в середине 30-х годов прошлого века там вспыхнула гражданская война между сторонниками республики и её злейшими противниками в лице заскорузлой военщины во главе с генералом Франко.
Мы, то есть Советский Союз, были на стороне республики, за которую сражались, как тогда писали, все прогрессивные силы и, в том числе, наши лётчики, танкисты, артиллеристы (естественно, под видом советников), а Франко поддерживали Гитлер и Муссолини, которые послали туда свои дивизии и авиацию. Международная общественность требовала, чтобы все страны придерживались полного невмешательства во внутренние дела Испании. А Запад по существу закрывал глаза на открытое участие фашистской Германии и Италии в гражданской войне.
Вот по этому поводу газета «Известия» на первой полосе опубликовала рисунок, на котором французские и британские политики подобно трём обезьянам не видели на полях Испании немецкие танки и самолёты, не слышали воинственных призывов свергнуть законное республиканское правительство и молчали по поводу многочисленных жертв среди мирного населения.
Мне на всю жизнь запомнился этот рисунок, а вместе с ним эти три обезьянки, происхождения которых я не знал. Я часто встречал их изображения в самых разных видах и по самым разным поводам.
С той поры прошло очень много лет.
Я работал в Японии в качестве заведующего пресс-отделом советского посольства. Естественно, мне хотелось показать отцу Японию, где он никогда не был, хоть и состоял в Обществе советско-японской дружбы и встречался со своими японскими коллегами.
Шёл 1970-й год. Весь коллектив посольства и торгпредства готовился к двум очень важным событиям−100-летию со дня рождения В.И.Ленина и Всемирной выставке ЭКСПО-70. Думаю, нет необходимости напоминать о том, что значила юбилейная дата для нашей страны, которая жила по его заветам. Все граждане, начиная с детей дошкольного возраста, и кончая тугоухими пенсионерами, знали, что всеми своими успехами мы обязаны этому человеку, указавшему нам «правильную дорогу».
Страна просыпалась под слова гимна (написанных тем же автором, что и нынешнего, благо музыка одна и та же):
Сквозь грозы сияло нам солнце свободы
И Ленин великий нам путь озарил.
Нас вырастил Сталин − на верность народу
На труд и на подвиги нас вдохновил…
Естественно, такая дата должна была быть отмечена во вселенском масштабе. Наше посольство наравне со всеми фабриками и заводами, школами и университетами, яслями и детсадами, воинскими частями, работниками полярных станций, геологами, заключёнными и работниками общественного питания, − короче говоря, со всем народом тоже имело свой план подготовки к этому юбилею, выполнение которого строго контролировалось партийными органами. Хоть это скрывалось от внешнего мира, но и в посольстве активно действовала партийная организация. Должен признаться, что я был даже членом партийного бюро советской колонии в Японии (правда, оно пряталось за названием «профбюро»), которое возглавлял освобождённый от других обязанностей советник посольства. Более того, была ещё и женская партийная организация (в принципе такая форма общественной работы не предусмотрена Уставом КПСС, но она утвердилась в связи со спецификой условий работы за рубежом), в которую входило несколько десятков жён сотрудников и которую некоторое время возглавляла моя жена.
В этом месте я должен сделать отступление (не лирическое).
Одно очень крупное японское издательство «Сёгаккан» много лет вынашивало план издания на японском и английском языках многотомного альбома с сокровищами «Эрмитажа». Это был чисто коммерческий проект, на мой взгляд, очень выгодный: издательство выплачивало довольно круглую сумму за приобретение авторских прав, все расходы на организацию и проведение съёмок брало на себя, а отснятые слайды после выпуска альбомов передавала безвозмездно советской стороне.
Переговоры шли несколько лет в Москве и Токио, вроде бы все были согласны, но на самом верху всё упиралось в стену. Говорили, что главный идеолог КПСС М.А.Суслов отрезал: «Нельзя торговать народным достоянием!» и «Не дадим японцам нажиться на наших сокровищах!». И точка!
За год до юбилея я собрался в очередной отпуск и перед отъездом ко мне приехала депутация «Сёгаккан» во главе с президентом. Они вручили мне новый проект: принимая во внимание огромную важность предстоящего 100-летия со дня рождения основателя советского государства, издательство готово за свой счёт выпустить серию книг о детских и юношеских годах В.Ленина, рассчитанную на молодёжную аудиторию. Где-то совсем в конце этого плана упоминалось и о том, что этим целям также будет служить издание картин «Эрмитажа». На прощание мои японские гости вручили мне, как сказал президент, скромный подарок на дорогу.
В таких случаях японцы часто дарят какие-нибудь поделки, платочки или куколки. Я тоже принял подарок, поблагодарил гостей и пообещал, что сделаю всё, что от меня зависит, чтобы помочь осуществить их знойную мечту.
Прежде чем забросить подальше конвертик я открыл его и обомлел: в нём лежала тысяча долларов(!). Так я впервые в жизни получил взятку. Самое забавное, что непосредственным поводом для мзды послужила готовность японского издательства выпустить серию книг о Ленине и альбомы из коллекции «Эрмитажа»!
Пришлось снаряжать к взяткодателю гонца, который с большим трудом объяснил мой категорический отказ принять её (Так сказать «Облико морале»). Взамен я получил 8-томную роскошно иллюстрированную энциклопедию, которая до сих пор украшает мой книжный шкаф.
Чтобы закончить эту историю, сообщу, что из этих планов ничего не вышло. Через пару лет в Японии появилось многотомное собрание коллекции картин «Эрмитажа», выпущенное другим, гораздо меньшим издательством и не очень хорошего качества. По заданию Москвы, которая очень заинтересовалась этим изданием, я подробно разузнал природу его появления.
Оказалось, что пару лет назад Москву посетила делегация компартии Чехословакии, которая обратилась с просьбой в ЦК КПСС помочь им издать альбом с сокровищами «Эрмитажа». Такая помощь была оказана. Наши друзья получили все необходимые материалы, а потом их…продали японцам. Так, в конце концов, окольными путями и явно не в лучшем виде собрание «Эрмитажа» попало к японским ценителям прекрасного.
Но это всё присказка. Сказка − впереди. Здесь важно для последующего повествования отметить лишь то, что, согласно заведённому в нашей стране порядку, в основу любого планирования или серьёзного замысла его следовало привязать хоть как-то к крупному юбилею или грядущему событию, например, очередному съезду КПСС. В данном случае речь шла о 100-летии со дня рождения Ленина. Как видно из вышеизложенного, даже наши японские партнёры использовали этот метод.
Но до организации поездки в Японию отца было ещё далеко.
Подвернулся случай. Как-то на приёме я познакомился с одним японцем, который показался мне несколько странным. Он не был похож ни на бизнесмена, ни на депутата парламента, ни на учёного. Из его визитной карточки я узнал, что передо мной художник (cartoonist) газеты «Асахи» Тайдзо Ёкояма. Это имя я знал, поскольку почти в каждом номере этой крупнейшей японской газеты печатались его маленькие юмористические рисунки. Непременным персонажем их был маленький человечек − эдакое забавное Alter ego самого автора.
Между нами завязалась беседа, в ходе которой я сказал Ёкояма-сан, что мой отец − его коллега и уже много лет является сотрудником газеты «Известия». Собеседник проявил интерес, стал расспрашивать, насколько популярен этот жанр для советской прессы и даже сказал, что хотел бы познакомиться со своим коллегой. В этот момент у меня родилась совершенно шальная идея организовать «обмен»: «Асахи» пригласит Бориса Ефимова, а «Известия» − Тайдзо Ёкояма.
Для начала я поделился своим замыслом с послом О.А.Трояновским, который сразу же поддержал эту идею и выразил готовность направить в Москву соответствующую бумагу. С главным редактором «Асахи» Сэрю Хата я был давно знаком и у нас сложились с ним хорошие отношения. После того, как ему − первому японскому корреспонденту − удалось взять интервью у советского лидера Н.С.Хрущёв, его имя стало пользоваться уважением и в московских коридорах власти.
Хата-сан с интересом выслушал план организации взаимных поездок художников и сказал, что они обсудят его.
Но я понимал, что настоящее ускорение этому предложению может дать только Инстанция. Люди старшего поколения видимо ещё не забыли, что за этим эвфемизмом скрывался ЦК КПСС. А точнее − Иван Иванович Коваленко. Без его ведома не мог быть решён ни один серьёзный вопрос, касающийся Японии.
Во время очередного отпуска я запросился к нему на приём.
Иван Иванович давно знал меня и даже напутствовал перед командировкой в Японию. В моём книжном шкафу стоит его книга «Коммунистическая партия Японии» с такой надписью, сделанной позднее:
«Уважаемый Михаил Борисович!
Прошу принять сей скромный труд в надежде, что более глубокие и совершенные исследования данной проблемы сделают японоведы младшего поколения.
От автора
И.Коваленко
10 ноября 1988 г.
г.Москва»
Наша беседа носила, как всегда, чисто деловой характер и касалась вопросов советской пропагандистской работы в Японии. В конце я задал вопрос, как он отнесётся к обмену между двумя ведущими газетными органами наших стран.
После некоторой паузы Иван Иванович спросил, сколько лет отцу и позволяет ли здоровье совершить такой долгий перелёт. Конечно, я не знал тогда, что отец ещё почти сорок лет будет полноценно работать, а в возрасте 105 лет (!) его назначат главным художником издательства «Известия». Но я заверил главного куратора советско-японских отношений в том, что отец здоров и, надеюсь, выдержит такую поездку.
На прощанье И.Коваленко сказал, чтобы я обосновал полезность реализации взаимного обмена, упомянул о необходимости поддержки со стороны посольства и дал своё «добро».
Дальше всё завертелось, и вскоре Ёкояма−сан полетел в Москву.
Естественно, моим главным аргументом желательности и полезности обмена художниками было то, что он совершался в канун 100-летия со дня рождения В.И.Ленина. Дескать, появление в «Асахи» (тираж газеты превышал десять миллионов экземпляров) рисунков популярного японского художника из Москвы будет очень кстати в такое время.
Действительно, вскоре на страницах этого очень авторитетного органа появились манга с изображением маленького человечка, гуляющего по советской столице: он на эскалаторе в метро, он в ЦУМе, он на Красной площади и т. д. Следует признать, что автора рисунков больше всего поразили не размах и масштабы социалистического строительства (на что я втайне надеялся!), а размеры бюстов советских женщин. Именно это вызывало восторги маленького Alter Ego. Но, по-моему, на это обратил внимание только я, а в целом, такая форма сотрудничества между «Известиями» и «Асахи» была оценена положительно обеими сторонами.
Вскоре наступило время приезда отца. Так получилось, что он прилетел тем же самолётом, на котором из Токио в Москву полетела жена: надо было контролировать сдачу сыном экзаменов на аттестат зрелости. Сами понимаете — дело серьёзное, и на самотёк его нельзя было отпускать!
Итак, мы встретили нашего «гостя», выпили вместе кофе и проводили домой маму будущего абитуриента.
Надо отдать должное пригласившей стороне, которая составила очень насыщенную и интересную программу десятидневного пребывания. В ней были разные встречи, беседы, поездки, интервью и т. п. Помимо этого у народного художника СССР и действительного члена Академии Художеств состоялась очень тёплая встреча с послом О.Трояновским, с которым мы втроём «крутились» во вращающемся ресторане отеля «Нью-Отани». (Так получилось, что вскоре они вместе получали в Кремле правительственные награды).
Но, конечно, самым интересным пунктом программы была поездка в Никко и посещение храма Тосёгу. Именно там состоялась «историческая» встреча художника Бориса Ефимова с изображением трёх обезьян. Он, конечно, представлял их совсем другими − гораздо большими по размеру − и уж, во всяком случае, не в виде барельефа над входом в храмовую конюшню.
Чтобы сохранить в памяти обезьян, отец сделал набросок, на основе которого впоследствии возникла небольшая картина, украшающая теперь нашу дачу.
Забегая далеко вперёд, скажу, что отец ещё раз, спустя 15 лет, посетил Японию, и я вновь встречал его в аэропорту. Вторично он попал в Страну восходящего солнца без моего участия. Целью его поездки было открытие выставки «Сатира на службе мира», которую организовало местное общество Дружбы, а материалы её прибыли вместе с ним из Москвы.
Понятно, что подобное событие не могло вызвать в японской столице такой же резонанс, который сопутствовал ей в советской столице. Там на её открытие прибыло всё руководство страны во главе с Л.И.Брежневым. Единственно, что удалось организовать в Токио − это присутствие на вернисаже сразу нескольких послов. Это вызвало интерес представителей местной прессы и телевидения, которые появились в небольшом выставочном зале, расположенном в довольно тихом районе Токио. Помогли дружеские контакты с несколькими послами, как тогда говорили, братских стран − Чехословакии, ГДР, Кубы, Болгарии, Афганистана, − а также с журналистской братией. Во всяком случае, советская выставка не осталась незамеченной.
Рассказывая о поездках в Японию своего родителя, не могу не отдать дань собственному тщеславию. Дело в том, что на землю этой соседней страны ступало четыре (!) поколения Ефимовых. Не знаю, были ли ещё прецеденты, но уверен, что превзойти это достижение будет довольно сложно.
В этом месте хотелось бы поделиться некоторыми соображениями о роли и месте династий (извините за высокопарность, но я не подобрал более удачного слова) в нашем обществе.
В Советском Союзе в большой чести были рабочие династии. Считалось очень хорошо, если из поколения в поколение члены одной семьи варили сталь, работали комбайнёрами или стояли у конвейера. Как-то не очень поощрялось (правда, и не возбранялось!), если отцы, дети и внуки играли на одной театральной сцене или служили «по ведомству» Гиппократа. В области дипломатии мне удалось вспомнить очень мало примеров, а наиболее яркими, пожалуй, были послы отец и сын Андроповы, Трояновские и Удальцовы.
Мне кажется, что сейчас ситуация несколько изменилась. Рабочие династии, «рабочая косточка» как-то увяли вместе с многочисленными Досками Почёта, где висели портреты их представителей. Зато появились династии академиков, директоров, президентов и т. п. Слов нет, тема эта непростая, и всякие обобщения здесь неуместны. Хотелось бы только отметить, что в нашем востоковедном «цехе» пока ещё не сложились полноценные династии. Насколько мне известно, в основном преемственность ограничивается максимум двумя поколениями. В качестве удачного примера хотелось бы, в этой связи, вспомнить отца и сына Саплиных, старший из которых − карьерный дипломат и великолепный знаток японского языка, а младший − тоже японист, советник-драгоман, допущенный к переговорам на самом высоком уровне. Теперь осталось подождать, продолжит ли кто-нибудь из внуков дело отца и деда.
В нашей семье сложилась несколько иная ситуация. Я не пошёл по стопам отца, зато передал эстафету сыну, который обогнал уже меня, получив ранг советника-посланника и занимая разные значимые посты в МИДе. Но на этом «связь времён» оборвалась. Мой внук Андрей Андреевич, хоть и является коренным «эдокко», поскольку родился в Токио, избрал для себя другую стезю. Тем не менее, потопав своими детскими ножками по японской земле в районе Мамиана, где находится российское посольство, он внёс решающий вклад в наш семейный рекорд.
У своего правнука шестиклассника Жеки я пока не заметил никакого интереса к восточным странам. Таким образом, у меня есть все основания сомневаться, что кто-либо из моих потомков будет копаться в японо-русском словаре Н.Конрада или в японском толковом словаре Коянаги. Но, как говорится, лишь бы выросли достойными людьми.
Но я кажется, сильно отклонился от «трёх обезьян», с которых начал свой рассказ. Самое время вернуться назад.
Как и многие, я считал, что эти обезьянки были символами человеческих слабостей и даже недостатков. Дескать, они не видели очевидное, затыкали уши, когда высказывались здравые мысли, и молчали, если требовалось высказать правду. Теперь я понимаю, что такое представление было поверхностным.
Заинтересовавшись историей их происхождения, я выяснил, что они возникли в древние времена и навеяны постулатами даосизма. Точно установлено лишь то, что они родились не в Китае или других странах, а именно в Японии. Убедительным свидетельством тому — игра слов, возможных только в нихон-го (японском языке). Обезьяны носят имена «Мидзару» («Не вижу»), «Кикадзару» (Не слышу») и «Ивадзару» («Не говорю»), где «дзару», означает одновременно и отрицательный суффикс глагола, и существительное «обезьяна» (озвончённое «сару»).
Всё остальное, что связано с содержательным смыслом этих изображений даёт широкую пищу для размышлений. Так, во многих философско-религиозных трактатах содержатся три «нет», объединяющих запреты видеть-слышать-говорить. Достаточно вспомнить широко известную цитату из Конфуция: «Не смотри на то, что противно правилам, не слушай того, что противно им, не говори того, что противно им». А вот, что утверждает даосизм: «Путь (Дао) неслышим, если слышим − это не он, Путь (Дао) незрим, если видим − это не он. Путь (Дао) нельзя выразить словами, а если (о нем) говорят − это не он».
Таким образом, одним из толкований изображения «трёх обезьян» можно считать их формой борьбы со злом: коль скоро мы его не замечаем, не слышим ничего о нём и не говорим о нём ergo оно не существует! Его нет.
Согласитесь, что это несколько иной подход, нежели тот, который утвердился в ассоциации с забавными обезьянками. Но всё остальное, сказанное выше − чистая правда.
