7 августа 1990 года Президент СССР М.Горбачёв подписал сразу четыре Указа за номерами 504, 505, 506 и 507. Все они имели то или иное отношение к Японии. Первым он освободил Н.Н.Соловьёва от обязанностей посла в Японии, вторым − назначил на освободившееся место Л.А.Чижова, третьим − освободил О.А.Трояновского от обязанностей посла в Китайской Народной Республике, а четвёртым назначил на это место Н.Н.Соловьёва. Вот такая получилась сложная «рокировочка».
Нас, понятно, интересует личность Людвига Александровича Чижова ( 1936−2023).
Родился он в древнем украинском городе Радомышле Житомирской области.
В 1960 году закончил МГИМО и был принят на работу в МИД СССР. Его дальнейший жизненный путь напоминает прямое шоссе без даже самых неприметных изгибов и отклонений. Менялись (и то только по нарастающей) названия должностей: стажёр, атташе, секретарь, советник, посланник, посол. Мест пребывания Л.Чижов тоже не менял: либо Смоленская площадь в Москве, либо Мамиана в Токио…
Он и по характеру своему был очень правильным, постоянным, стабильным и, естественно, однолюбом. Со своей избранницей, − Надеждой Михайловной − такой же спокойной и постоянной, он прошёл вместе очень долгий путь.
Пожалуй, Людвиг Александрович провёл на Японских островах больше всех своих коллег − около четверти века! К этому следует добавить, что он свободно владел японским языком и часто выступал в молодые годы в роли переводчика на официальных переговорах с участием самых высоких лиц.
Однажды мы случайно встретились во время отпуска в санатории в Кисловодске. Я был свидетелем, как медицинский персонал проявлял к нему особый интерес, поскольку совсем недавно видел Л.Чижова по телевизору вместе с первыми лицами государства. А нам с женой надолго запомнились совместные утренние походы на Малое и, тем более, Большое Седло. Впереди обычно твёрдой походкой шагала невысокого роста Надежда Михайловна, а мы втроём семенили сзади.
Вспоминается, что Людвиг Александрович был советником−посланником при трёх послах: Д.Полянском, В.Павлове и П.Абрасимове. Всех троих объединяло то, что они пришли в дипломатию после долгой партийной и государственной работы. Но по натуре они были очень разными людьми, и стиль работы был тоже разным. Но главное − в Японию они попали впервые и никто из них не знал страну, её язык, историю и культуру.
Думаю, что по своему характеру педанту Л.Чижову было очень трудно (особенно с П.Абрасимовым) найти с ними общий язык. И тем, не менее, он пользовался большим авторитетом и уважением. Он мог заставлять сотрудников посольства по несколько раз переписывать телеграммы и записи бесед, а также не жалеть своего времени на разъяснение основ протокола и разных нюансов дипломатической службы. Для него не было пустяков и мелочей, на которые можно было бы не обращать внимания. Как садиться в машину при встрече гостя (если не ошибаюсь, надо открыть заднюю правую дверь, а самому обойти машину и сесть в левую), как писать ноту в МИД и так далее. Сам он знал на зубок весь катехизис дипломатической службы не только отечественной, но и японской. Порой у нас возникали горячие споры, когда речь заходила о деятельности нашего бюро АПН, выполнение задач которого не всегда соответствовало местным уложениям.
А порой случались разные забавные эпизоды.
Где−то в середине 80−х годов в Токио ожидали важную делегацию во главе с большим начальником. В посольстве создали по такому случаю специальный штаб во главе с советником−посланником. Он провёл несколько совещаний, на которых были распределены обязанности, и каждый твёрдо знал, где он должен стоять при встрече, в какой автомобиль садиться при выезде из аэропорта, кто отвечает за вручение цветов, а кто находится на связи с японским МИДом.
Были предусмотрены самые невероятные случайности и возможные накладки.
Когда лайнер приземлился, все были уже на своих местах и всё шло по утверждённому плану. Как и другие участники мизансцены под условным названием «Встреча», я запрыгнул в авто и двинулся в общей колонне, которая стремительно выезжала с территории аэропорта. В это мгновение я заметил, как вдоль лётной полосы, словно олень, бежал Людвиг Александрович, которого очевидно забыли.
Некоторое время этот казус был поводом для шуток, но на незыблемом авторитете Л.Чижова это никак не отразилось.
Но вернёмся в 1990−й год.
15 марта этого года на внеочередном третьем Съезде народных депутатов СССР Михаил Горбачев был избран президентом СССР − первым и последним в истории Советского Союза.
Начинались те самые «лихие девяностые», когда государственная система Советского Союза подверглась тяжелейшему испытанию на прочность и, в конечном счёте, не выдержав рухнула под натиском разрушительных сил. РСФСР, находясь в составе СССР, превратилась в арену, с одной стороны, ожесточённой схватки с Центром, а конкретно − М.Горбачёва и Б.Ельцина, а с другой, − «борьбой без правил» между президентом РФ и председателем Верховного Совета (парламента) РФ в лице Б.Ельцина и Р.Хасбулатова (1942−2023).
Естественно, что все эти деструктивные процессы проходили во всех сферах государственной и общественной жизни, включая и внешнюю политику, и в частности, отразились на отношениях с Японией.
В Москве пришли к пониманию, что без иностранных инвестиций нельзя придать ускорение экономике страны. В этом смысле роль Японии приобретала особое значение. Но, не сдвинув с места «территориальный вопрос», трудно было рассчитывать на какие-либо встречные шаги со стороны Токио. После того, как в Москве была провозглашена с огромной помпой политика Гласности, информационное поле заполнила тема о дальнейшей судьбе Курильских островов.
Одни считали, что надо, следуя Декларации 1956 года, передать японцам два острова и подписать Мирный договор. Другие (например, академик А.Сахаров) предлагали не спешить и искать возможный компромисс, а третьи объявили, что острова всегда представляли собой исконно русские территории и ни о какой передаче не может быть и речи!
В этом смысле характерна беседа, состоявшаяся в марте 1990 года, члена политбюро ЦК КПСС А.Яковлева (1923−2005) с японским послом С.Эдомурой (род. в 1932г.), запись которой он направил президенту М.Горбачёву.
В ходе беседы обсуждались конкретные вопросы сотрудничества особенно в области «технической помощи перестройке» − прежде всего, продовольствием и медицинским оборудованием.
А.Н.Яковлев отметил, что в отличие от США и Западной Европы, отношения с которыми стали быстро развиваться в последнее время, Япония явно проявляет медлительность. По его словам, «К намечаемому визиту Президента СССР М.С.Горбачева в Японию необходимо набрать достаточный запас потенциальных соглашений, ибо, если не будет реального прорыва во взаимоотношениях, оба народа постигнет разочарование».
Ответ японской стороны последовал незамедлительно и его легко можно было предвидеть:
«Если советская сторона хотела бы иметь более высокий политический эффект визита, она должна пойти на глубокий шаг при решении трудно разрешаемых вопросов. Мы, со своей стороны делаем в порядке подготовки многое, и намечается уже предел усилий, возможных в этом плане с точки зрения нашей внутренней политики».
«Идея советской стороны, − продолжал он, − сводится к отсрочке решения. Во время последнего пребывания в Японии министра иностранных дел СССР Э.Шеварднадзе его позиция была: отложить этот вопрос на десять лет и начать пока развитие экономического сотрудничества. Но отсюда не видны намерения Советского Союза серьезно относиться к данной проблеме.
Мы понимаем, что этот вопрос очень серьезен для Советского Союза. Мы стремимся выяснить и уяснить для себя все точки зрения, существующие в СССР по данному вопросу. Мне представляется, что СССР должен, как бы это ни было мучительно и трудно, очень серьезно подойти к этому вопросу и продемонстрировать Японии всю серьезность своих намерений и всю сложность положения, в котором он находится. Чрезвычайно желателен какой-то глубокий шаг с советской стороны, который позволял бы приблизить решение и откровенно обменяться мнениями. Но двадцать и даже десять лет просто ожидания «неудобны для японского народа».
Кстати, заметим, что с той поры прошло уже 34 года, а «воз и ныне там».
В конце концов новое руководство Советского Союза приняло разработанный в МИД СССР предложения, которые президент М.Горбачёв повёз в Токио в апреле 1990 года. Согласно им мы признаем, что территориальная проблема есть, выводим с островов войска, вводим безвизовый обмен и разрешаем безопасный промысел вокруг островов. Кроме того, мы впервые передали японской стороне списки (они составили девять томов!) японских солдат, которые умерли в советском плену. Это было встречено весьма позитивно. Переговоры были тяжелыми, но японцы согласились с нашей позицией и стали работать. По некоторым оценкам, визит был успешным, но через четыре месяца произошёл путч и всё остальное. Так что все с таким трудом достигнутые договорённости остались на бумаге.
Дипломатические шаги, предпринятые правительствами Н.Такэсита (1924−2000), С.Уно (1922−1998), Т.Кайфу (1931−2022) и К.Миядзава (1919−2007), которые менялись с феерической скоростью, вызывали в Москве только разочарование и раздражение.
В 1990 году впервые избранный президент РСФСР Б.Ельцин (республика ещё была в составе СССР во главе с президентом М.Горбачёвым) летит в Японию со своим планом решения территориальной проблемы. Между прочим, никаких полномочий на то у него не было, и тогда ещё существовало министерство иностранных дел СССР.
План предусматривал пять следующих этапов:
- на первом этапе СССР демилитаризирует Южные Курилы;
- на втором этапе признаёт наличие территориальной проблемы;
- на третьем этапе Южные Курилы становятся и для СССР, и для Японии зоной свободной торговли;
- на четвёртом этапе заключается мирный договор;
- и на пятом − Южные Курилы становятся либо совместным владением двух стран, либо особой территорией без суверенитета обеих, либо передаются Японии “следующим поколением”.
Трудно сказать, кто из советников Бориса Николаевича набросал ему этот прожект, который в своём законченном виде явно не устраивал японскую сторону, не говоря уж о том, что имел мало общего с Декларацией 1956 года. Тем не менее, официальный Токио решил, что именно Ельцин сможет помочь решить проблему, само существование которой советское правительство отказывалось признавать. Вот почему к лету 1991 японская сторона фактически свела весь диалог с СССР к диалогу с Ельциным.
С особенным воодушевлением было воспринято его послание премьер-министру Японии Кайфу, в котором подчёркивалась необходимость ускорения подготовки мира и активизации “пятиэтапного плана”.
Кроме этого, Ельцин заявил, что территориальный вопрос должен быть решён на принципах “законности и справедливости”, а не в соответствии с “концепцией деления государств на победителей и побеждённых во Второй мировой войне”. В ответ на это японская сторона впервые пошла на компромисс, хотя и довольно незначительный, − она отступила от традиционного подхода “одновременного возвращения всех четырёх островов”. Иначе говоря, Япония была готова на вариативность сроков и условий возвращения, но тем не менее всё ещё претендовала на четыре острова.
Естественно, что поражение ГКЧП, политическое «харакири» М.Горбачёва, ликвидация СССР и воцарившаяся в Москве атмосфера эйфории от победы реформаторов во главе с Ельциным породили в Японии серьёзные надежды.
Страна Восходящего Солнца одной из первых признала Российскую Федерацию, как продолжателя бывшего СССР, хотя и не совсем чётко представляла себе, какое место изберёт себе в международном сообществе и куда поведут её реформаторы. Тем не менее в Токио не сомневались, что «территориальный вопрос», который был единственным, по его мнению, тормозом в развитии отношений, будет быстро решён. Такое мнение зиждилось на основе тех контактов и переговоров, которые имели место с Ельциным и его окружением.
В начале сентября 1991 Токио посетил председатель Верховного Совета России Руслан Хасбулатов, который вручил премьер−министру Т.Кайфу личное послание президента Б.Ельцина. В нём снова подчёркивалось стремление развивать, в отличие от советского руководства, отношения с Японией во всех областях, что было с энтузиазмом встречено общественностью страны.
Местные средства массовой информации особо отметили, что когда над зданием советского посольства спускали красное государственное знамя на глазах посла Л.Чижова стояли слёзы. Многие запомнили его слова: «Страна, в которой мы родились, выросли, получили образование, которая послала нас сюда, — умерла…»
Его чувства легко понять, ибо так со своей историей прощались миллионы людей. Но, думаю, что Людвиг Александрович в тот момент не мог себе даже представить, какая начнётся вакханалия. Менялось не только название страны и её устои. Пришли новые руководители со своим стилем работы, желанием всё изменить и быстро добиться результата.
Помните Интернационал: «Кто был никем, тот встанет всем!»?
Недавно мне на глаза попались воспоминания генерала Б.Ратникова (1944−2020), отвечавшего за безопасность высших должностных лиц. Вот как выглядела нижеследующая история в его изложении.
21 августа 1992 г за подписью Е.Гайдара (1956−2009) вышло распоряжение Правительства РФ N 1553-р «О подготовке визита Президента РФ Б.Н. Ельцина в Японию». Была создана рабочая группа во главе с С. Глазьевым − тогдашним первым замом министра внешних экономических связей России. Исторический визит наметили на сентябрь. Тогда же пошли слухи, что в Токио Ельцин готовился передать Японии 2−3 острова Курильской гряды для демонстрации своего нового политического курса. Борису Николаевичу хотелось показать себя миротворцем. Хрущев, Брежнев, Горбачев не отдали острова, я смог! К такому шагу его склонял ряд фигур из ближайшего окружения, в частности, министр иностранных дел РФ А.Козырев. Японцы на радостях уже пообещали России первый кредит в $100 млн.
Тщательная проверка возможных последствий этого шага привела наших разведчиков к неутешительным выводам: нельзя исключать резкого обострения международного положения вплоть до начала 3−й Мировой войны! Так что острова отдавать никак нельзя! Генерал Ратников поделился своими материалами с начальником Службы безопасности президента генералом А.Коржаковым (род.1950.) и секретарём Совета Безопасности РФ Ю.Скоковым (1938−2013), которые пришли к тем же выводам.
Юрий Владимирович был человеком непьющим, и поэтому президент его недолюбливал. Но после встречи с Ратниковым он немедленно поехал в Кремль к президенту, чтобы отговорить его от визита в Японию.
Но в ответ, помимо нелицеприятных слов, услышал от Ельцина:
«Царь я или не царь?! Захочу – отдам, не захочу – не отдам!»
Тогда «заговорщики» поняли, что ожидать осмысленных поступков от Ельцина бесполезно, и они решили во что бы то ни стало сорвать визит.
Предварительная программа уже была отправлена в Японию и вернулась оттуда с корректировкой. Принимающая сторона не гарантировала безопасность Ельцину, если он нарушит три пункта.
- Он не должен выходить «в народ», поскольку на улицах Токио много мотоциклистов, они могут метнуть бутылку с зажигательной смесью.
- Он не должен посещать соревнования по борьбе сумо, там нет возможности проверить всех болельщиков, а посадить президента РФ в ложу императора по этикету не положено.
- Он не должен ездить в Киото для возложения венка к памятнику русским матросам, которые погибли, спасая японцев во время землетрясения. Кладбище очень заросло, и под каждым кустом может сидеть снайпер.
Генерал-охранник с сотоварищами решили воспользоваться этими оговорками японцев.
На следующий день была встреча министра иностранных дел Козырева с японским коллегой. Б.Ратников перехватил его до переговоров. Мол, есть разговор по поручению Президента (хотя Президент ничего подобного не поручал). Надо ещё раз потребовать от японского министра гарантий на случай, если своенравный Ельцин нарушит какой-либо запрет, оговоренный в протоколе. Естественно, японский министр на себя дополнительную ответственность не взял, и его ответ тут же был оформлен докладной запиской в Совет Безопасности РФ.
Но для отмены визита этого, понятно, было мало. Нужно было лететь в Токио. За подписью Козырева ушла послу шифрованная телеграмма, что едет генерал Ратников с особыми полномочиями. Бумагу, удостоверяющую эти особые полномочия, ему выдал Коржаков.
В аэропорту «эмиссара» встречали резидент и офицер безопасности.
На вопрос: «Что случилось?» последовал ответ: «Приедем в посольство, в экранированной комнате поговорим, − сказал я. − Посла решили не беспокоить, поскольку человек уже в возрасте, да и поздно уже» − вспоминал Ратников. (Кстати, послу Л.Чижову было тогда 56 лет).
«Наутро приходим, посол взволнован, ничего не понимает. Все дипломатические традиции нарушены, какой-то охранник с особыми полномочиями прибыл. Черт-те что в России творится! На всякий случай в своем кабинете в 9 утра накрыл стол. Коньяк, виски, икра… Должен реагировать, от самого министра пришла шифровка! Спасибо, говорю, уже позавтракал. Руки посла дрожат. Успокойтесь, сейчас все объясню. Проверяли кабинет на прослушку? − Да, вчера только! − Надо отменять визит, но сохранить лицо президента России. Вы продолжайте работу по подготовке встречи Ельцина, вроде ничего и не случилось. Это мои проблемы. Когда придет указание из Москвы, тогда и сворачивайтесь».
Далее Б.Ратников вёл переговоры с японскими коллегами, упрекая их, что они не могут полностью гарантировать безопасность нашему президенту. Не преминул напомнить хозяевам, что в своё время здесь едва не убили наследника русского престола (от себя добавлю, что потом, когда он уже стал царём, его расстреляли чекисты − предшественники КГБ).
Было ещё наспех организованное интервью для советского телевидения о неготовности японской стороны к приёму Ельцина, а в заключение шифровка из посольства от генерала. В результате срочно собрался Совет Безопасности, который и принял решение отложить визит по соображениям безопасности.
В заключение Б.Ратников писал: «…Где-то около трёх часов ночи ко мне в посольстве прибежал дежурный офицер и сообщил, что по ленте ТАСС прошло сообщение о переносе визита президента. Так мы спасли Курильские острова для России и лицо президента. Получалось, японцы сами виноваты, что визит отложен. Не дали гарантий безопасности. Власти Японии испытали шок от отмены уже подготовленного визита. Премьер-министр К.Миядзава в интервью газете «Иомиури» прямо заявил: «При всем понимании сложной ситуации в России мы с трудом находим объяснение для такого шага российского президента» («Иомиури «2.10.92). После этого ряд больших чинов спецслужб Японии ушли в отставку. Мне тоже некоторые высокопоставленные товарищи из окружения Ельцина пытались пенять, когда вернулся из Токио. Зачем, мол, панику наводил, какое право имел отменять визит! Я спокойно отвечал: “Наша служба несет уголовную ответственность за жизнь Ельцина как президента России. Обязаны все виды угроз предусмотреть. Был бы частным лицом, мог лететь куда угодно…” Отбился».
Насколько точно здесь изложена история переноса визита президента Ельцина в Японию (он состоялся в следующем году) можно судить только по степени осведомлённости её автора – генерал-майора в отставке ФСО РФ Б.Ратникова и фамилиям, упоминаемых им весьма влиятельных лиц того времени. Важно другое − речь идёт о том, что такое важное внешнеполитическое событие, как государственный визит высшего должностного лица был сорван группой лиц, вне зависимости от чистоты их помыслов и соображений, коими они руководствовались.
Можно представить себе в этом контексте состояние нашего посла, вынужденного выполнять команды, исходившими не от его руководства. Могу также добавить, что зная Людвига Александровича на протяжении многих лет, слабо верю в правдивость нарисованного генералом Ратниковым образ посла − дрожащие руки, крепкие напитки и икра, выставленные с утра в кабинете и т.д.
Так или иначе, но по существу, со своих первых шагов отношения новой России и Японии складывались с большими трудностями. Они порождались стремлением Москвы как можно быстрее, любой ценой получить обильные кредиты от своего дальневосточного соседа, а Токио терзалось повышенными ожиданиями избавиться от фантомных болей, которые вызывал нерешённый, по его мнению, территориальный вопрос.
Существовала даже версия, якобы по просьбе Ельцина, его «друг Билл», как он называл президента США Б.Клинтона (род. 1946г.), тоже уговаривал японцев дать деньги России.
Но вот наступила осень 1993 года, и состоялся долгожданный визит в Японию российского президента. Он завершился подписанием Токийской декларации, которая сформулировала основы двусторонних отношений:
Во-первых, было установлено, что Россия является правопреемницей СССР и все ранее заключённые документы будут применятся в российско−японских отношениях.
Во-вторых, было зафиксировано, “что Российская Федерация и Япония разделяют универсальные ценности свободы, демократии, верховенства права и уважения основных прав человека”.
В-третьих, заявлялось о том, что, проведя обстоятельные переговоры по вопросу принадлежности Итурупа, Кунашира, Хабомаи и Шикотана, стороны обязуются продолжать такой диалог и впредь, “исходя из исторических и юридических фактов, и на основе <…> документов, а также принципов законности и справедливости”.
В-четвёртых, констатировалось, что признание Россией положения декларации 1956 г. о зависимости заключения мира от передачи Японии Шикотана и Хабомаи закреплено так и не было.
Несмотря, на такое довольно позитивное начало политического диалога, целого пакета, подписанных соглашений, а также высказанные Борисом Ельциным пожелания «пощупать и употребить Россию», японские капиталы все же предпочли перетекать в коммунистический Китай, где план до сих пор остается Законом, чем в демократическую Россию с ее либеральной неразберихой в экономике. Таким образом, особого прогресса в торгово-экономических отношениях между странами не произошло.
Авторитетное в те годы издание «Коммерсантъ» следующим образом комментировало итоги визита:
«В своей речи на обеде с лидерами японского бизнеса Борис Ельцин призвал их к более активному участию в развитии инфраструктуры портов России, предложил подумать об инвестициях в авиа− и судостроение, электронную промышленность, создание новых транспортных средств и лазерных технологий. Однако, как показалось присутствовавшему на этой встрече корреспонденту Ъ, патриархов японского бизнеса речь Ельцина не воодушевила. Слишком уж хорошо они понимают, что «ликвидация нестыковки экономик двух стран после падения коммунистического режима в России», о которой заявил им Ельцин, пока скорее желаемое, чем действительное…».
Такое отношение к российским реформам, подтвердило правильность мнения российского руководства, что Япония, в первую очередь заинтересована в решении территориального вопроса, а не к выстраиванию взаимовыгодного сотрудничества.
Вместе с тем японские инвестиции в российскую экономику сдерживало не только это. Японцы не скрывали, что их останавливает нестабильность политической ситуации в России, трудности по переводу получаемых прибылей за границу и конвертации рублевой части прибыли в валюту, слабая защищенность иностранных капиталовложений, ненадёжность инфраструктуры. По словам президента Федерации экономических организаций Японии Гайси Хираива (1914−2007), российские условия чаще всего просто невыгодны японцам − россияне стремятся получать за поставки сырья «чистую» валюту, а Япония хотела бы оплачивать их продукцией машиностроения, модернизировать устаревшее оборудование на российских предприятиях, расплачиваться потребительскими товарами. В результате и японские бизнесмены ищут альтернативные источники сырья, и дальневосточники и сибиряки, пусть с потерями для себя, но за «живые» деньги сбывают тот же лес и другое сырье в Китае.
Объемы частных японских инвестиций в экономику России остаются не сопоставимыми с суммами кредитов. Так, по состоянию на прошлый год они не превышали €276.31 млн, увеличившись по сравнению с 1991 годом лишь на €50.66 млн. Вложения осуществляются прежде всего в быстро оборачивающиеся отрасли − торговлю, сервис, рыбную ловлю и, частично, рыбопереработку и вывоз круглого леса, тогда как Россия нуждается прежде всего в долгосрочных инвестициях.
Долгожданный визит Б.Ельцина в Японию имел ещё один аспект помимо поиска возможностей для торгово-экономического сотрудничества. Речь идёт о системе планирования, с помощью которой страна выкарабкалась из полного завала и достигла высот капиталистического мира.
Японский опыт показывает, что толковое планирование − не самый последний из приоритетов экономики переходного типа, безотносительно от того, откуда и куда она переходит: от послевоенной разрухи к высокоэффективному хозяйству или от планового фетишизма к рынку. При этом японцы показали, что нормальную идею не следует доводить до абсурда: нельзя планировать абсолютно все и на двадцать лет вперед.
Планировать (и добиваться выполнения запланированного) нужно то, что в дальнейшем должно составить основу национальной экономики. В России это прежде всего сырьевой комплекс и технологии. Планировать сырьевой комплекс надо хотя бы для того, чтобы не разбазаривать ресурсы, еще и проедая при этом выручку. С технологиями дело обстоит сложнее и хуже. Но не безнадежно. Ведь в отдельные периоды плановой экономики высокотехнологичная продукция появлялась и у нас, причем даже в массовых масштабах. В начале шестидесятых годов в народном хозяйстве появились отличные по тем временам самолеты Ту-104, телевизоры «Темп-6М», чуть позже − вычислительные машины БЭСМ-6. Это был самый настоящий прорыв. Откуда? Естественно, из ВПК.
А ВПК, хотя и изрядно ощипанный реформами, сохранился у нас до сих пор. Сохранились и составляющие его основу высокие технологии. Но планировать развитие ВПК очень трудно, если не невозможно. Зато можно планировать закупки вооружений и контролировать их технологический уровень, можно даже восстановить институт военной приемки, ведь работал же он раньше. Это для начала поддержит анклав высоких технологий. Но вот об их эффективной конверсии в гражданскую продукцию надо думать, тут готовых рецептов нет. Кстати, нет их не только у нас, нет во всем мире.
Для налаживания диалога новый премьер-министр Японии Рютаро Хасимото (1937−2006) предложил Ельцину провести двустороннюю неформальную встречу. Впоследствии встреч “без галстуков” было две − в Красноярске (1−2 ноября 1997 г.) и Кавана (18−19 апреля 1998 г.).
Здесь хотелось бы процитировать видного отечественного журналиста С.Агафонова, который писал:
«Импульсивность и необузданность Бориса Николаевича сыграли дурную шутку с отечественной дипломатией. Контакты с внешним миром в целом и с японцами в частности перестали быть системными и осмысленными, а сама дипломатия, как весьма тонкая и требующая повседневного кропотливого труда государственная «отрасль», просто разложилась.
Личностный фактор, ставший «фирменным стилем» Ельцина и преподносимый как некое ноу-хау российского лидера, не создал, да и не мог создать надежной основы для внешней политики «новой России». Дела решались в разных уголках Москвы, но, как правило, за стенами дома на Смоленской. Дипломатические пасьянсы с японцами самостоятельно пытались раскладывать практически все близкие соратники и любимцы Ельцина − от Лобова и Сосковца до «младореформаторов». В их приемных толпились иностранные ходоки, через них «решались вопросы». Но «решение вопросов» — это вовсе не внешняя политика страны. К тому же под стать Ельцину было и окружение − ельцинские выдвиженцы выглядели даже в экспортном исполнении не просто печально, а пародийно. Недостаток опыта и профессионализма у высоких российских представителей с лихвой покрывался хамоватым напором, но этот «новый сладостный стиль» имел только одну отдачу: оживший было двусторонний диалог перестал быть содержательным и в краткие сроки вернулся к доперестроечным истокам − японская «раковина» к началу нового тысячелетия просто схлопнулась».
В качестве иллюстрации приведу пример, который меня в то время шокировал и поразил.
Прибывший с официальным визитом в Японию первый вице-премьер Российской Федерации обещал своё активное участие в решении самых сложных торгово-экономических вопросов и для убедительности дал японским партнёрам номер своего личного телефона для связи (!).
Впрочем, здесь нам придётся прервать наше повествование по «техническим причинам». Дело в том, что 6 сентября 1996 года первый посол РФ в Японии Л.Чижов сдал свои полномочия и вернулся на родину. Там его ждала новая работа − посол по особым поручениям МИД России. В 1998 году он одновременно стал председателем Комиссии по делимитации государственной границы и разграничению морских пространств между Россией и Эстонией.
В 2001 году Людвиг Александрович завершил государственную службу и стал пенсионером. Мне посчастливилось ещё пару раз с ним встречаться и могу засвидетельствовать, что в отличие от подавляющего большинства граждан, перешедших в эту возрастную категорию, внешне он мало изменился. Если не считать положенную уже седину, то он сохранил свою стройность, лёгкую походку и неизменную улыбку на лице.
Особенно сохранилась в памяти наша встреча в Москве по случаю 50−летия японской фирмы «Искра» и 20-летия своеобразного клуба «Гамбарэкай», созданного этой фирмой. Увы, на прилагаемой фотографии из восьми персон, пятеро уже покинули наш мир.
Ушёл и Л.А.Чижов, но навсегда сохранился его образ − подлинного труженика, заслуженного дипломата и хорошего товарища.
