Хризантемы для японского фотографа

И.В. Крайнова

«Работы художника Дубовова представлены в музеях Саратовской области, в частных коллекциях России, ряда европейских стран, в США, Канаде, Японии»…

Как же его картины оказались в Японии? Порой одна фраза из пресс-релиза может стать толчком к раскручиванию темы… Недавно я написала книжку об известном саратовском пейзажном лирике Николае Дубовове («Хроники времени») – о его детстве в маленьком волжском городке Вольске, о семье, творчестве, об умении художника пристально вглядываться в натуру и точно ее передавать. На языке искусствоведов это называется «осязаемая достоверность восприятия мотива».

Книга о художнике Дубовове
Художник Николай Дубовов

Коля – очень сильный художник, но он далек от трепетной, прелестной недоговоренности японской живописи. Так мне, по крайней мере, казалось. И вдруг среди его картин я увидела ирисы, написанные свободно, легко, такой вольной кистью…

Звоню жене Ирине (а они из породы неразлучников, Иринка и затеяла книжку, выпустив ее в твердой обложке, с цветными вклейками мужних картин – все чин чином) – расспросить про Колины ирисы, и она мне рассказывает такую историю.

Николай и Ирина Дубововы

Была в 90-х годах у Николая очередная выставка картин. Где уж, точно не помнит – много их было – но как будто в прежнем Доме работников искусств, тот располагался в красивом бывшем особняке графа Нессельроде. Было там много Колиных цветов: Коля из того редкого племени живописцев мужеского пола, которые очень любят писать цветочные композиции, они здорово у них получаются. Художник тщательно вырисовывает каждый лепесток, передавая свет так, что сообщает жизнь и движение этим белым колокольчикам ландыша, этим нежным сиреневым кисточкам, этим скромным полевым травам. Три дубовововских «Букета», повешенные друг над другом, вызывали тогда горячие отклики и «простых смертных», и художественной братии.

…Природа близка сердцу моего героя. И холмы вольские, строгие, фактурные, тянущиеся над Волгой ровными рядами, словно вырезанные гигантским резцом, и широкие прохладные дубравы у вершин, и самовольница Волга, неспокойная в своих крутых берегах. Да каждая травинка, будь то пустоголовый легкий одуванчик или вооруженный колючками пурпуровый татарник…

Маленький Коля жил в холмистой части города – « на горах». Волгу видел сверху, зато среди трав и лесов частенько с мамой гулял, перенимая ее восхищение живым миром. Они неторопливо шли по тропинке, а по сторонам приветливо склонялись желтые головки горицвета, мягко серебрились стрелки ковыля, маняще тянулась к ним лиловая сон-трава.

– А эту траву, сынок, ты сам не рви. Уснешь от нее и не проснешься…

Мальчик испуганно оглядывался на опасную траву. Они шли дальше.

Низко, басовито пели в высокой траве шмели.

– Шмель грозно гудит, а ты его не бойся – не ужалит, – ласково наклонялась к малышу мама. – Погудит – дальше улетит. Смотри, красивый какой, в бархатном полосатом кафтанчике.

– А бабочка-нарядница? Она к лету в новое платьице приоделась… – ласково-напевно приговаривала мама…

Отсюда, из детства, любовь Николая ко всему живому. Нет ни одного цветка, не стоящего его внимания. Поместив «сорную», растущую на обочинах дороги траву в центр композиции, пишет ее любовно, вкусно, с подробностями – залюбуешься. Он принимает пейзаж всяким – дождливый осенний, студеный зимний, жаркий летний, весенний, в первых робких травинках и набухших бутонах. Любит «цветные» рассветы и закаты, моросящий мелкий дождь и крохотную перламутровую росинку на цветке. …Так вот что сближает его с погруженными в природу японцами!

На ту Колину выставку случайно попадает японский фотограф-любитель (тогда гости из Страны Восходящего Солнца только-только начали ездить в Саратов), видит Колины цветы, фотографирует все подряд – собирался издать календарь с ними (издал ли, неизвестно) – и покупает два натюрморта с яркими «цветными» космеями и поздними осенними хризантемами.

Выбор японского гостя неслучаен. Хризантема – официальный символ Японии. По легенде бог Неба Идзанаги решил искупаться в реке. Его драгоценности, упав на землю, превратились в цветы: один браслет – в ирис, другой – в цветок лотоса, ожерелье – в золотую хризантему. На картине, которая уехала в Японию, художник Дубовов нарисовал очень скромные, мелкие хризантемы, но такие когда-то привезли в страну буддийские монахи. Это потом, культивированные, они превратятся в роскошные желтые шары – символ солнца и японского императорского дома.

Белая хризантема Дубовова

В Японии очень любят и космею – белый, розовый, красный, пурпурный цветок с правильно расположенными лепестками (в греческом языке космея от kosmeo – украшение, другое толкование – отслова cosmos, мировой порядок). Среди множества цветочных фестивалей есть здесь и праздник цветения полей космеи. Пишут, что в префектуре Окаяма «гости могут полюбоваться целым миллионом цветков космеи, уместившихся всего на одном гектаре поля. Подсчеты произведены местными цветоводами». Космея – символ искренности и гармонии.

Космеи и октябрины на картине Дубовова

И ирисы Николай пишет часто, видела на его картинах и более аскетичные варианты. «Безбородый» японский ирис, как известно, цветок самураев, символизирующий стойкость воина. Уже к концу 19 века он имел до тысячи сортов и выращивался на полях, прежде занятых рисом. Ирис на воде – как же это красиво…

Цветок храбрости и силы
Композиция с ирисами

Вообще трудно назвать цветы, которые Коля не рисовал. А еще моего друга-художника отличает внимание к каждой старинной вещице. Они тоже для него живые. Как же увлеченно он рассказывал о подаренной ему в детстве ступке… Старые вещи, сделанные добротно, надежно, со вкусом, имеют над ним необъяснимую власть. И – переносятся на полотно с невероятной трогательностью. Он любит их всякие. И те, что имеют антикварную ценность: блестящие медные сковородки, ступы, резного дерева шкафчики, фигурный фарфор. И те, чья ценность лишь в трогательных детских воспоминаниях – бережно сохраненный мишка, пупс, детский зонтик.

Раньше он писал роскошные постановочные композиции, многоярусные, с начищенной медью, с мягким теплом плетения и дерева, с гроздями экзотических фруктов. Постепенно приходит к лаконизму: вещей на картине теперь не много. Это близко японскому чувству прекрасного, где отдельный цветок ценится куда больше пышной цветочной клумбы. Лучше японский художник нарисует на чашке или вазе одну шишку, чем целое дерево. Я не удивлюсь, если узнаю, что тот фотограф все же издал календарь Колиных натюмортов.

Автор: Крайнова Ирина Викторовна


Саратовское отделение Общества «Россия-Япония»

Автор: Admin

Администратор

Добавить комментарий

Wordpress Social Share Plugin powered by Ultimatelysocial