Мы попросили Ефимова Михаила Борисовича написать для сайта ОРЯ серию коротких эссе о его жизни и творческом пути, а также о Японии. Публикуем очередное эссе автора.
Причуды японской фемиды
— Добро пожаловать в нашу тюрьму! − такими словами встретил нас, группу иностранных журналистов, господин Иосикадзу Сато, начальник тюрьмы города Итихара. Он лучезарно улыбался и всем своим видом подчеркивал радость от встречи с дорогими гостями,
Маршрут нашей ознакомительной поездки был тщательно разработан пресс-отделом японского МИДа, Так что наше появление в стенах тюрьмы было заранее подготовлено. Короче говоря, нас ждали.
Беспредельно любезный начальник кратко обрисовал подведомственное ему пенитенциарное учреждение. Оно оказалось совершенно уникальным, так как предназначалось исключительно для нарушителей … дорожного движения. Сато-сан обратил наше внимание на то, и впрямь невероятное обстоятельство, что тюрьма не обнесена традиционной стеной, а на окнах нет решеток.
Потом он лично провел нас по своему «хозяйству», которое было действительно выше всяческих похвал: в столовой − изящные икебаны, а для свиданий с арестантами всегда к услугам зеленые уютные беседки в великолепном парке. Гипсовые скульптуры чем-то напоминали ЦПКиО имени Горького. Не хватало только женщины с веслом.
Заключенным здесь созданы все условия для овладения вполне современными знаниями и не менее современными профессиями. Скажем, операторов на компьютерах.
На высоте и изопропаганда. В столовой, например, висит несколько плакатов на тему безопасности уличного движения. Один из них гласит: «Еще раз вспомни, как ты водил машину!»
Мне приходилось бывать в ночлежках для безработных, видеть, как живут простые работяги в домах, буквально примыкающих к предприятиям, из труб которых днем и ночью валит едкий, отравляющий все и вся дым. Узники тюрьмы в городе Итихара находятся в совсем иных условиях. Да и, насколько я понял, единственный придуманный для них воспитательный акт − это ежедневная (утренняя и вечерняя) муштра, когда они строем ходят перед чем-то, отдаленно напоминающем памятник жертвам дорожного движения. А в остальном заведение господина Сато − ни дать ни взять уютный дом отдыха. Так что не случайно составители программы включили в нее посещение этой тюрьмы (Так и хочется поставить это слово в кавычки).
После краткого осмотра нам была предоставлена возможность встретиться с двумя ее обитателями. Точнее, услышать заученные ответы на заранее подготовленные администрацией вопросы. Нас предупредили, что фотографировать «интервьюируемых» нельзя, а тем более, задавать другие вопросы, выходящие, так сказать, за рамки. Более того, из соображений гуманности (дескать, чтоб не травмировать и без того обиженных судьбой) нам даже не сообщили их имена.
С такими оговорками мы получили возможность узнать, что «А» доволен своим питанием и тюремным содержанием, а «Б» дал себе зарок больше не садиться за руль, тем более после стаканчика сакэ.
На прощание я спросил весьма предупредительного начальника, насколько напоминает его заведение другие тюрьмы, скажем, в городах Тиба и Сэндай, находящихся совсем неподалеку. Несколько смутившись, он ответил более чем туманно: «То обычные тюрьмы, а наша специализированная». Но в «обычные» тюрьмы вход журналистам запрещен.
Свой вопрос я задал не случайно, поскольку на протяжении нескольких лет занимался судьбой двух узников осуждённых японской Фемидой.
Не боясь нарушить гуманистические принципы японских тюремщиков, назову полные имена этих заключённых и расскажу, как они попали в тюремные камеры. При этом должен заметить, что все мои настойчивые попытки встретиться с этими узниками оказались тщетными.
Итак, заключенный Кадзуо Исикава. Приговорен к смертной казни по обвинению в убийстве (приговор впоследствии был заменен пожизненным заключением)
В чем состояло преступление Исикавы, которому в момент ареста было 24 года?
Это далеко не простой вопрос. Достаточно сказать, что решение суда по делу Исикавы многие годы вызывало споры и возмущение общественности.
16 мая 1963 года в местечке Саяма (префектура Сайтама) восьмилетняя девочка не вернулась из школы домой. Вскоре выяснилось, что ее похитили, рассчитывая на солидный выкуп. Полиция провела операцию по поимке преступника настолько неумело, что тот скрылся. А вскоре был найден труп девочки. Одной из немногих улик, оказавшихся в руках следствия, стала обычная лопата, якобы побывавшая в руках убийцы. Но главной «зацепкой» полиция сочла то обстоятельство, что все произошло неподалеку от «бураку» − так в Японии называются поселки, где ютятся современные «отверженные».
Да, в Японии существует свыше трех миллионов человек, которые уже несколько веков живут на положении париев. Когда-то их предкам выпало заниматься глубоко презираемой в Японии работой (например, на скотобойнях). Да и сегодня «буракумины», как их брезгливо называют, по существу полностью изолированы, их жизнь строжайше ограничена рамками совершенно особых «поселков», скорее похожих на резервации.
Так вот, полицейские следопыты, стараясь быстрее замазать свой конфуз, схватили «буракумина» Кадзуо Исикаву и обвинили его в убийстве.
Суду нужны доказательства? Пожалуйста: лопата якобы принадлежала хозяину свинофермы, где работал Исикава. День и ночь его «допрашивали», пока не вырвали признание, пообещав освободить из тюрьмы через 10 лет.
Все следствие было шито белыми нитками. Выяснилось, например, что злополучная лопата не имеет никакого касательства к свиноферме, и что ряд новых «улик» был просто добавлен полицией позднее. Для всякого непредвзятого человека было совершенно очевидно, что единственная и неоспоримая вина Исикавы в том, что он − «буракумин». Это и решило его судьбу.
О так называемом «деле Саямы» написано много. Например, в книге «Ложное обвинение» очень подробно описывается весь ход следствия и перипетии процесса над Кадзуо Исикавой. В защиту невинно осужденного включились многие. Время от времени в самых разных городах страны организуются даже демонстрации, требующие отмены несправедливого приговора. Одну из них, и довольно многочисленную, я наблюдал в Токио. Ее участники − главным образом были простые труженики, съехавшиеся в столицу из глубинки, − в один голос заявили, что их протест это одновременно и борьба за право каждого гражданина Японии на охрану от судебного произвола, за соблюдение законности.
Но Исикава по-прежнему томился в тюрьме, а повязка на глазах богини правосудия в данном случае символизирует не беспристрастность, а полную слепоту. Но и этого мало: на этот раз Фемида к тому же оглохла и онемела.
Второй заключённый, судьбой которого я заинтересовался, сидел в тюрьме города Сэндай. Это Садамити Хирасава. Если бы в «Книге рекордов Гиннеса» отмечались наряду с пустопорожними и смехотворными «рекордами» также и вопиющие примеры человеческой несправедливости, то имя Садамити Хирасавы наверняка нашло бы там свое место.
Но сначала о «деле «Тэйгин». Суть его вкратце такова.
Примерно в три часа пополудни 26 января 1948 года в отделение банка «Тэйгин» на окраине Токио за несколько минут до закрытия пришел посетитель. Он представился сотрудником санитарной службы и сказал, что по поручению американских оккупационных властей должен произвести вакцинацию всех служащих, так как в этом районе обнаружен очаг заражения дизентерией. Пришедший вынул две бутылочки с жидкостями и пипетку. Затем показал, как надо принимать лекарство: капнул себе на язык несколько капель из одной бутылки и запил жидкостью из другой.
В отделении банка в тот момент находились 15 служащих и девятилетний сын одного из них. Все по очереди стали принимать «лекарство», а через считанные минуты это помещение напоминало сцену из фильма ужасов: на полу были распростерты 12 тел, и только четверо еще подавали признаки жизни. Преступник исчез беспрепятственно вместе с содержимым банковских сейфов, которое составляло 150 тысяч йен (эквивалент 720 долларов США).
Сразу возникло предположение, что грабитель имел опыт работы с отравляющими веществами. На это указывало то хладнокровие, с которым он действовал. Вероятно, пипеткой он взял верхний безопасный слой вещества или для нейтрализации яда воспользовался противоядием, которое принял накануне.
Столь хладнокровное убийство, совершенное к тому же средь бела дня, привело японцев в состояние шока. Реакция общественности подстегнула к решительным действиям и полицию. Тем более что остались важные улики и выжили несколько свидетелей преступления.
Следствие продвигалось довольно быстро, круг подозреваемых неумолимо сжимался. Полиция не без оснований предположила, что, судя по повадкам, убийца − бывший военный. И действительно, один из следов привел к секретной химической лаборатории, расположенной неподалеку от Токио, в Цудануме (префектура Тиба). Именно здесь во время войны проводились опыты по созданию сильнодействующих ядов, в частности разновидности цианистого калия − нитрина. К нему-то и прибегнул убийца. Лаборатория в Цудануме была подчинена в те годы так называемому «отряду 731», который «прославился» своими чудовищными опытами на живых людях. Вот почему полиция стала искать преступника среди бывших подчиненных генерала-убийцы Исии.
В августе того же года обвинение в убийстве было предъявлено. Но нет, не бывшему военному, а довольно известному художнику Садамити Хирасава. Трудно было представить в роли злодея-убийцы более неподходящую фигуру, чем этот человек. Никогда к тому же никакого касательства не имевший ни к военному ведомству, ни к химическим опытам. Мотивов для совершения столь страшного преступления у него не было никаких. Более того, уцелевшие свидетели показали, что он мало похож на преступника, которого хорошо запомнили.
Однако всё это не было принято во внимание.
И на этот раз полиция силой вырвала признание у своей жертвы. Вконец измученный допросами и пытками, обвиняемый пытался покончить с собой. Но и это не поколебало версии следствия.
Несколько лет длился неправый суд. В конце концов 63-летний Хирасава был признан виновным и приговорен к смертной казни. Верховный суд Японии утвердил этот приговор. На протоколе вердикта стоит дата: 6 апреля 1955 года.
Вот уже более тридцати лет японская общественность добивалась отмены несправедливого приговора. Летом 1962 года был даже создан специальный «Комитет за спасение Хирасавы». Возглавил его известный публицист Тэцуро Морикава. В него вошли многие известные деятели японской культуры. Среди них известный писатель Сэйтё Мацумото, популярный киноактер Го Като, историк Сюнсукэ Цуруми. Активно поддерживали комитет депутаты парламента от оппозиционных партий.
Открытые выступления в защиту Хирасавы вызвали сильнейшее раздражение властей. И очень скоро Морикава и двое его товарищей оказались за тюремной решеткой по обвинению в лжесвидетельстве. Их заключение длилось полтора года. В 1982 году Тэцуро Морикава умер. Но начатая им и его друзьями борьба за восстановление честного имени незаконно осужденного человека продолжалась уже новым поколением демократической японской интеллигенции.
Эстафету Морикавы-старшего продолжил его сын Такэхико. Еще при жизни отца он принял фамилию Хирасава. Такая, хотя и чисто юридическая, «породненность» с человеком, официально обвиненным в тягчайшем преступлении, − акт настоящего гражданского мужества. Так он и был воспринят общественностью страны.
Такэхико Хирасава показал мне любопытный документ − свидетельство заместителя заведующего социальным отделом крупнейшей в Японии газеты «Иомиури» господина Оки, который руководил группой журналистов, занимавшихся в конце 40-х годов частным расследованием убийства в банке «Тэйгин». Приведу его полностью.
«В разгар поисков нас пригласил к себе начальник управления Фудзита. Вместе с ним в кабинете находился майор Итон из штаба Макартура и еще один капитан из американизированных японцев.
Когда мы пришли, эти трое сразу же заявили: “Не суйте нос в дело “Тэйгин”. Я возразил, что такое требование незаконно. Тогда тот, который был из штаба, сказал уже более мягко: “Поймите, мы сейчас очень бережно охраняем отряд Исии. Это необходимо в интересах США для будущей войны с СССР. Все думают, что генерал-лейтенант Исии погиб на войне. На самом деле он укрыт в Токио и живет припеваючи. Будет очень неудобно, если до этого докопается “Иомиури”. Мы не можем настаивать, чтобы вы совсем перестали заниматься делом “Тэйгин”. Но очень просим не трогать отряд Исии. А за это можете рассчитывать на любую информацию».
И газетчики отступили: расследование было прекращено.
Летом 1985 года «Комитет за спасение Хирасавы» в очередной раз потребовал пересмотра дела. Это была уже семнадцатая апелляция. В основу ее легли материалы, обнаруженные в США американским журналистом Трипетом, которые были рассекречены за давностью лет. Из них явствовало, что американское командование очень внимательно следило за ходом официального расследования по делу «Тэйгин». И, когда полиция «взяла» след секретного химического научного центра в Цудануме, следствие практически было остановлено. Трипет заполучил даже памятку времен войны для служащих центра, проходивших там специальную подготовку перед отправкой в Маньчжурию, в «отряд 731». В этой памятке упоминался тот самый яд, который использовал убийца, и даже способ его применения. По просьбе комитета американский журналист прилетел в Японию и попросил свидания с узником. Ему было отказано. Как было отказано и тем, кто в очередной раз апеллировал в суд по поводу вопиющего беззакония.
Я беседовал с адвокатом Эндо, который вёл дело Хирасавы. Он убедительно доказывал юридическую несостоятельность следствия, судебного процесса и вынесенного приговора. По его словам, это грубейшее нарушение конституции страны и уголовного кодекса. Так, статья 38-я Конституции гласит:
«Никто не может быть принужден давать показания против самого себя. Признание, сделанное по принуждению, под пыткой или под угрозой, или после неоправданно длительного ареста или содержания под стражей, не может рассматриваться как доказательство. Никто не может быть осужден или подвергнут наказанию в случаях, когда единственным доказательством против него является его собственное признание».
В деле же «Тэйгин» главный свидетель обвинения… сам обвиняемый.
Те, кто творил над ним неправедный суд, наверняка не предполагали, что 32-я статья уголовного кодекса когда-нибудь сможет быть применима в интересах обвиняемого. А в ней черным по белому написано, что смертный приговор отменяется, если он не был приведен в исполнение в течение 30 лет. Осужденный в этом случае должен быть помилован и выпущен на свободу.
Но и это требование защиты было отведено Верховным судом. Своё 95-летие Хирасава встретил за решёткой. Правда, судя по газетным сообщениям, над ним сжалились и перевели в тюремную больницу.
Сам же Садамити Хирасава все эти долгие мучительные годы упрямо противостоял произволу и издевательствам. Он не смирился с судьбой, не расстался с мольбертом и кистями. Несколько лет назад «Комитет за спасение Хирасавы» издал альбом работ художника.
Я думал о двух таких разных людях простом парне из «бураку» и интеллигенте из Токио, накрепко связанных одинаковой участью «без вины виноватых», глядя на очаровательно улыбающегося Сато-сана, на расставленные им зеленые беседки и красочные икебаны. И не уставал поражаться прихотям своенравной японской Фемиды.
* * *
В качестве постскриптума сообщаю: 10 мая 1987 года в тюрьме скончался Садамити Хирасава, он просидел в камере смертников 32 года и три дня…
