О моих сверстниках говорят, что мы опоздали родиться на 3-4 года и поэтому не смогли проявить себя на полях самых крупных сражений ХХ века. Другие считают, что нам повезло, ибо мало кому удалось бы пережить войну. Так или иначе, но 22 июня 1941 года мне было 11 лет, а 9 мая 1945 года − соответственно 15.
Какой мне запомнилась война?
В тот воскресный день, когда диктор Юрий Левитан зачитал по радио сообщение о нападении гитлеровской Германии на нашу страну, я был в Крыму в пионерском лагере «Артек». У нас был по расписанию «мёртвый час», но мы затеяли во время послеобеденного сна драку подушками. Нескольких участников, в том числе, и меня дежурный повёл в администрацию для разбирательства. Я понимал, что меня может спасти только чудо. И это «чудо» свершилось!
Когда мы предстали перед начальством, вбежал какой-то растерянный человек и закричал: «Война!». В эту секунду все наши проказы были забыты. На следующий день я написал домой открытку, которая чудом сохранилась. Мне кажется, она достаточно полно передаёт настроение одиннадцатилетнего мальца, который ещё не представляет, какие грядут события. Привожу текст без изменений.
«Дорогие папа и мама!
Я слыхал речь тов. Молотова о войне и был очень рад, когда сбили 65 германских самолетов. Слышал речь Черчилля. Хочу, чтоб немцев побили или «распечатали тузика». Свинья стал совсем нахальным. Папа наверно тебя мобилизовали. Если хочешь со мной прощаться меня могут отпустить домой. Нам выдали парадную форму и лыжные штаны байковые и куртку на случай ночной тревоги, войны здесь не замечаем но ходят вооруженные моряки. Целую Миша. Артек».
Попробую хотя бы кратко упомянуть наиболее запомнившиеся страницы войны.
Летом 41-го меня, как и большинство московских детей, вывезли в пионерский лагерь на Волге. Осенью того же года, когда обстановка на фронте стала критической (немцы вплотную подошли к Москве), было принято решение перевезти лагерь в Сибирь, в Омскую область. Но по ходу движения эшелона мама, которая вывезла из столицы ещё бабушку и младшую сестру и присоединилась к лагерю, решила сойти вместе с несколькими семьями на станции Красноуфимск.
Мы прожили на вокзале около недели, а потом всех эвакуированных на подводах повезли в деревню Подгорная за 25 километров от города. Там нас четверых определили на постой. Хозяева нас приняли радушно. Я уж не говорю, что никогда не слышал такое знакомое впоследствии каждому москвичу словечко «Понаехали!». Зато помню, как глава семьи Иван угощал свежеиспечённым караваем ржаного хлеба, а хозяйка Наталья потчевала парным молоком.
С наступлением осени начались занятия в школе, которая находилась в соседнем селе за три километра. Дорога шла вдоль поля и через лес. Приходилось выходить рано утром затемно, а возвращаться, если много уроков, уже после захода солнца.
На следующий год мы перебрались в Красноуфимск, где поселились в одной комнате с другой семьёй − моим ровесником Толей и его матерью. Жизнь была тяжёлой. Продукты, в основном, выменивали на рынке. Помню, как мама однажды вернулась счастливая: ей удалось обменять своё платье на мешок муки и банку мёда. В ту зиму умерла бабушка. Примерно в это же время нам сообщили, что в Москве умер дедушка, который отказался уехать и остался один. Он упал прямо на улице, и его похоронили в безымянной могиле.
В 1943 году поступило разрешение вернуться в Москву. Но после двух холодных зим город ещё не совсем оправился. Некоторые дома не отапливались. Естественно была карточная система, продуктов не хватало. Но москвичи очень стойко переносили трудности. Естественно, все жили новостями с фронта, а они настраивали на оптимистический лад. Каждая крупная победа Красной армии или освобождение большого города от немцев отмечались салютами. Сначала просто палили из пушек и стреляли в небо трассирующими пулями, а потом научились запускать фейерверки.
Весна 1945 года пришла в столицу празднично: стояла тёплая погода, начали зеленеть деревья, салюты гремели почти ежедневно, и все с нетерпением ждали, когда же объявят Победу. И этот день настал.
Не помню точно, как всё произошло, но 9 мая я со своими школьными товарищами добрались до Красной площади, где происходило какое-то безумие. Люди обнимались, целовались, плакали, пели и пили, угощая друг друга. Военных качали, высоко подбрасывая в воздух. Это был настоящий народный праздник. Выстраданный, завоеванный, заслуженный. Вспоминая сейчас бурлящую, кричащую, хмельную Красную площадь в тот радостный день, понимаешь душу народа, величину его подвига и меру его страданий во имя Победы.
Не знаю, чем руководствовался Сталин, − верховный главнокомандующий, армия которого дошла до Берлина и вонзила красное знамя над куполом Рейхстага, − издав Указ о праздновании Дня Победы 9 мая, оставил его нерабочим днём. Полноценным праздником он стал двадцать лет спустя.
Тем не менее, мое поколение всегда отмечало этот светлый день и чтило память тех, кто отдал свои жизни во имя свободы. Право, нам не нужны были для этого никакие специальные указы или постановления.
Как они были не нужны двум женщинам, работавшим в те годы на Всесоюзном радио, предложившим 9 мая в 18.59. проводить «Минуту молчания» в память всех погибших на войне. Сегодня уже давно нет с нами авторов этой передачи (кстати, одна из них сражалась на фронте), но каждый год во всех квартирах телевизионный метроном отстукивает эту минуту.
Не по чьему-либо указу зародилось движение «Бессмертный полк», которое вывело на улицы городов мира многие тысячи людей с фотографиями своих погибших родных. Но как только за него взялось государство, оно превратилось в казённое «мероприятие» с соответствующими разнарядками.
Справедливости ради надо сказать, что после капитуляции фашистской Германии ещё долго разносилось по городам и сёлам нашей страны «эхо» войны. Продовольственные карточки были отменены только в декабре 1947 года. В западных областях Украины и в прибалтийских республиках в послевоенные годы ещё долго хозяйничали недобитые отряды пособников фашистов, прятавшиеся в лесах, а в крупных городах, в первую очередь, в Москве, зверствовали банды уголовников. Знаменитая «Чёрная кошка» (смотри телесериал «Место встречи изменить нельзя»!) − одна из них.
Возле станций столичного метро, на вокзалах и рынках появилось множество искалеченных людей в солдатских шинелях, которые торговали папиросами и сигаретами в россыпь. Прошли годы, пока с московских улиц исчезли эти несчастные безрукие и безногие. Ходили слухи, что их свозили куда-то с глаз долой. Нечто похожее зрелище я застал в Токио в районе Синдзюку: там инвалиды войны в форме солдат императорской армии сидели на асфальте и просили милостыню.
Годы взяли своё. Зарубцевались шрамы, оставленные войной на земле. Почти не осталось её участников, а те, кто просто видел и пережил тот кошмар, теперь чаще «общаются» с господами Альцгеймером и Паркинсоном.
Во многих странах мира вообще стараются не вспоминать о прошлом, а 8 мая могут лишь помянуть для формы о событии, которое завершилось 75 лет назад. Напрасно! Думается, что к большим историческим вехам стоит подходить иначе и напоминать нынешним поколениям о тяжелейших преступлениях, роковых ошибках и героических свершениях их дедов и прадедов.
Но я против барабанной трескотни и звона литавр во славу триумфаторов. Меня возмущает, когда я вижу, как георгиевскую ленту, которую заслужили носить только воины гвардейских частей(!), сейчас раздают километрами и ею подвязывают хозяйственные сумки и автомобильные антенны. Могу с полной уверенностью утверждать, что за долгие годы тесного общения с участниками войны я ни разу ни от кого не слышал рассказов о совершенных подвигах. В памяти у них сохранялись только какие-то яркие эпизоды, порой даже комические, которые расцвечивали мрачные, кровавые, грязные будни войны.
Сегодня, сидя в «самоизоляции» я даже доволен, что до меня не доносятся захлёбывающиеся от волнения крики теледикторов и я не вижу эти ряды ряженых, изображающих победоносную Красную армию. Жаль, что в последние годы этот святой праздник превращается в какую-то трескотню, раздачу медалей, мельтешение шумных парадов и чем-то напоминает костюмированные петровские ассамблеи. Эту мысль прекрасно выразил наш талантливейший и скромнейший поэт-фронтовик Булат Окуджава:
«А всё-таки жаль: иногда над победами нашими
встают пьедесталы, которые выше побед».
Впервые за 75 лет я встречаю 9 мая в условиях карантина. Самое время задуматься о времени и о себе.
Весь мир словно оцепенел. Все попрятались по своим квартирам. Так получилось, что многие близкие мне люди и хорошие знакомые оказались разбросаны по всей карте мира. Обмениваемся звонками и СМС-ками с Белградом и Мюнхеном, Нью-Йорком и Тбилиси, Москвой и Озургети, Токио и Одессой. Повсюду одна и та же ситуация − карантин, маски, коронавирус. Что происходит, когда и чем кончится, как бороться − все эти вопросы остаются без ответа. Никто ничего не знает. Не знает ни престарелая бабушка, ни молодой «айтишник», ни бывалый дипломат, ни медик-студент, ни отставной генерал, ни молочница, ни даже светило-академик.
Но больше всего мне травит душу даже не неизвестно откуда взявшаяся пандемия. Я поймал себя на мысли, что нет уже ветеранов, которого нужно поздравить с праздником, не с кем поделиться и не с кем вспомнить старых друзей. Причина проста: все ушли, никого не осталось из тех, кто прошёл войну. Последним в прошлом году покинул этот мир мой товарищ по институту, с кем мы вместе играли в футбол (несмотря на тяжёлое ранение в ногу, он был вратарём институтской команды), и регулярно перезванивались по телефону вплоть до его последнего дня. Для меня он остался своеобразным символом русского солдата не только из-за своей фамилии − Иванов. Войну он начал и закончил после ранения в звании гвардии рядовой. Его военная профессия − пулемётчик.
После войны демобилизованный солдат Володя Иванов поступил в Московский институт востоковедения и стал одним из лучших специалистов по вьетнамскому языку, а составленный им словарь считается наиболее полным. В память об ушедшем друге и отважном воине (среди его боевых наград была медаль «За отвагу») хочу привести в священный для нас День Победы одно из его стихотворений (при жизни он так и не увидел этот маленький сборник своих стихов), написанное им ровно 35 лет назад − 9 мая 1985 года:
Из каждых ста ровесников моих
Домой с войны вернулись только трое.
И долг святой оставшихся в живых
Чтить память тех, кто пал на поле боя.
Кто, не доехав до передовой,
Убит был под бомбежкой в эшелоне,
Кто сгинул там, на стороне чужой,
В Германии, во вражеском полоне.
Я посвящаю этот неумелый стих
Безвестным и прославленным героям.
Из каждых ста ровесников моих
Домой с войны вернулись только трое.
Несмотря на дежурные фразы о нашем неоплатном долге перед ветеранами войны, убеждён, что за все годы мы очень мало для них сделали. Подавляющее большинство их доживали свой век более чем скромно, а то и в нужде. Они никогда не были избалованы излишним вниманием властей, несмотря на все заклинания. Это особенно было заметно, когда видишь фото с ухоженными, розовощёкими ветеранами из числа наших бывших союзников, я уж не говорю о пенсионерах бундесвера − германской армии, разбитой в пух и прах! Не надо постоянно напоминать о разных уровнях жизни, о ВВП (в смысле Валовой Внутренний Продукт) и производительности труда. Ни прошлая советская власть, ни нынешняя не смогли воздать в полной мере должное тем, кто с оружием в руках, в смертельном бою спасли свой народ от порабощения и уничтожения.
Патриотическое воспитание молодёжи − очень хорошая и важная штука. Но оно не может ограничиваться барабанным боем и попсовыми песнями о величии России. Воспитание начинается с уважения к ветеранам, уходом за солдатскими могилами и памятниками прошлого. У нас очень болезненно воспринимаются случаи вандализма, когда на Западе уничтожают кладбища советских воинов и переносят памятники. А можем ли мы сами с чистой совестью сказать, что наши погосты сохраняются в лучшем виде? Мне приходилось бывать на русских могилах в Японии. Нужно поклониться японцам, которые в чистоте и порядке хранят многочисленные захоронения русских воинов, нашедших покой в плену после русско-японской войны.
Наши народные витии шумят и негодуют по поводу того, что на Западе умаляют роль советского солдата в победе над Германией. Нехорошо это. Хоть победа была общей − каждый народ вносил свой посильный вклад в борьбу, но, конечно, не будь битвы под Сталинградом или танковой мясорубки на Курской дуге, кто знает, как и когда бы закончилась война?
Но меня больше тревожит не короткая память молодых американцев, англичан или испанцев, а дремучее невежество очень многих наших отпрысков, которые, судя по опросам, не знают элементарных исторических фактов. Не понимаю, как такое возможно?
Вот о чём должны кричать с думской трибуны, вот о чём должны думать авторы школьной реформы и вожди многочисленных молодёжных организаций.
Говорят, что история не имеет сослагательного наклонения. Точно также, она очень болезненно переносит, когда её переписывают в угоду сиюминутной политической конъюнктуре. На мой взгляд, нужно наложить мораторий, скажем, на сто лет, в течение которых современные летописцы не должны касаться её страниц.
О подвигах Александра Матросова и Зои Космодемьянской, о 28 героях-панфиловцев и таране Виктора Талалихина мы знали с детства. Каково же было разочарование, когда выяснилось, что наши герои никогда ничего подобного не совершали, что комиссар Клочков, который якобы перед смертельным боем сказал: «Велика Россия, а отступать некуда − позади Москва», ничего подобного не говорил. А Знамя Победы над Рейхстагом водрузили вовсе не Егоров и Кантария, а совсем другой солдат, который закончил жизнь в запое и т. д. Могу допустить, что всё это святая правда, что открылись совершенно новые, доселе никому неизвестные источники, которые ниспровергли наших героев. Ну и что? Дайте спокойно помереть поколению, которое выросло на этих героических примерах, а лет через сто вносите поправки в старые скрижали. Не надо раскапывать ещё свежие могилы.
Надеюсь, что это не прозвучит кощунственно, но точно также, как в истории сохранились сакральные числа трёхсот спартанцев, воевавших при Фермопилах, как остались в памяти сорок семь самураев, сделавших себе харакири, так пусть и двадцать восемь панфиловцев сохранятся, как символ защитников Москвы. Может на самом деле это число не совсем верное. В конце концов, оно иллюстрируют не задачу по арифметике, а исторические события.
Гораздо более сложные проблемы возникают, когда открываются новые факты, изменяющие саму концепцию исторического процесса.
Когда размышляешь о праздниках и празднованиях, вспыхивает злободневная ныне тема о чистоте истории и о борьбе с её искажениями. Это очень серьёзная, я бы даже сказал взрывоопасная проблема.
История − это вообще очень капризная и скандальная особа, которую лучше не трогать, а, тем более, не искажать. Наверное, не без основания говорят, что наша страна с непредсказуемым прошлым. Так много здесь поработала советская историческая наука.
Что поделаешь, если, наверное, в каждой семье или в каждом доме были ситуации, о которых не хочется вспоминать. Праведники ведь существовали только в священных писаниях. Наверное, и история каждого народа тоже хранит деяния и события, о которых хочется забыть навсегда. Адепты даосизма считали, что если о зле не слушать, не видеть и не говорить, то оно исчезнет. В реальной жизни так не получается.
Ещё хуже, когда тебе приписывают то, что ты никогда не совершал. Это вызывает разные чувства от обиды до открытого возмущения. Есть другой вопрос: некоторые исторические факты открываются не сразу, а спустя какое-то количество лет. Следует ли их оглашать?
Думаю, что ответ должен быть однозначным: безусловно ДА! Надеюсь, что меня не обвинят в том, что я противоречу сам себе, требуя столетнего моратория для редактирования истории и одновременно допуская дискуссии по разным вопросам недавнего прошлого. Я исхожу из того, что в науке не может быть изначально запретных тем. Если существуют разные точки зрения на те или иные события, их можно обсуждать в рамках научных диспутов и в академических аудиториях, а не на митингах или в парламентах. Участники их не обязаны выработать общее мнение, а могут лишь обменяться своими соображениями.
Приходилось встречаться с высказываниями некоторых американских авторитетов, которые оправдывали необходимость атомных бомбардировок Хиросимы и Нагасаки тем, что они сберегли миллионы жизней, которые бы погибли, перенесись линия фронта на территорию Японии. Возможно, этот аргумент звучит весьма убедительно для отцов и матерей в Техасе или Оклахоме, чьи дети воевали на Тихом океане. Но для истории цивилизации 6 и 9 августа 1945 года останутся в памяти как келлоид на теле жертв атомных бомбардировок.
В последнее время очень остро дискутируется вопрос о роли так называемого пакта Молотов-Риббентроп в развязывании П мировой войны. Вопрос, безусловно, сложный, как и сам факт заключения договора между двумя странами-антогонистами. Всё ещё усугубляется тем, что более полувека советское руководство на голубом глазу категорически отказывалось признавать наличие секретных приложений.
Но постепенно все тайны раскрываются. Раскрылась и эта. Что было, то было. Сам по себе данный факт не украшает «подписантов», но мировая история знала и не такое. Наверное это могло бы стать темой какого-нибудь научного симпозиума, участники которого спокойно обсудили бы предвоенную обстановку в Европе и политику Англии, Франции, Германии и СССР того времени. Тема острая, но анализировать её надо, ссылаясь не на Уголовный кодекс, а с помощью фактов и документов.
И последнее. Помню, когда шла война, фашизм называли «Чумой ХХ века». Действительно, он принёс человечеству столько же горя, сколько безжалостная болезнь, которая унесла десятки миллионов жизней, опустошила города и страны.
Сегодня на нашу Землю тоже обрушилась какая-то неведомая зараза, от которой ещё не нашли спасения. Мне думается, что перед лицом этой неведомой опасности, не знающей границ, все наши земные беды и неурядицы кажутся мелкими и никчёмными. В прошлом веке на борьбу с фашизмом поднялись самые разные люди − коммунисты и священники, европейцы и азиаты, старики и подростки, мужчины и женщины, консерваторы и либералы.
Коронавирус угрожает всем, он ни для кого не делает исключения. Ни одна страна в мире, ни один народ на нашей планете не справится с этой заразой в одиночку. Только объединёнными усилиями человечество сможет одолеть его. В одной доброй песне уже упомянутого выше поэта-фронтовика есть такие строки:
Возьмёмся за руки, друзья,
Чтоб не пропасть поодиночке!
Возьмёмся же! Пока не поздно!
Парад Победы 1945. Флаги нацистской Германии повержены:
