Чем всё закончилось, можно судить сегодня по публикациям в газетах и на экранах ТВ. Картина, мягко говоря, печальная. Но так было не всегда. Впрочем, бывало ещё хуже.
Захотелось перелистать страницы истории и вспомнить основные вехи российско-японских отношений. Но автор не собирается создать научный трактат, поскольку не располагает соответствующими знаниями и материалами. Тем более, что в этой области востоковедения и раньше, и даже сейчас работают очень авторитетные специалисты, труды которых достойны серьёзного изучения.
Автор попытался лишь познакомить читателя с людьми, которым руководством нашей страны было поручено проводить политику в отношении Японии. Конкретно речь пойдёт о наших послах в Стране восходящего солнца или лицах выполнявших эти функции. Хочу предупредить заранее, что, приступая к реализации сей непростой задачи, у меня нет уверенности, что всё получится. Итак − вперёд!
По сей день идут жаркие споры о том, когда зародилась дипломатия и куда и откуда отправился первый в истории человечества посол. Одни полагают, что ещё в ХV веке ДО нашей эры Древний Египет заключал с соседями разные договора, которые отвечали требованиям современного дипломатического протокола и, соответственно, появились послы. А Индия вообще уже четыре тысячи лет назад (!) жила по Законам Ману − древнейшем памятнике Права. Но не будем зарываться так глубоко в анналы истории. Не будем также беспокоить прах таких искусных кудесников международных интриг как Никколо Макиавелли или Шарля Мориса де Талейрана-Перигора. Ограничимся лишь одним утверждением: дипломат − профессия очень древняя и возникла она в тот момент, когда люди осознали, что нельзя все споры и недоразумения решать с помощи меча или дубины и что многого можно добиться с помощью переговоров.
При этом следует иметь в виду, что само по себе Посольство − это учреждение особого рода. Понятно, что у него специфическая функция, особые полномочия и условия работы. Но, в отличие от любой гражданской или коммерческой организации во главе с начальником, который ею руководит, задача посольства состоит в том, чтобы помогать послу выполнять его высокую миссию. Не случайно, именно посол получает от принимающей страны агреман, как знак признания его особой значимости.
Так было всегда, вне зависимости от того, была ли столица в Санкт-Петербурге или в Москве, а подписывал верительные грамоты глава государства, будь то царь, председатель президиума Верховного Совета СССР или Президент Российской Федерации.
А теперь перенесёмся на Дальний Восток, к берегам Японии. Полагают, что впервые на русскую землю японец ступил во времена царствования Бориса Годунова (1552-1605). О нём известно только то, что практически ничего не известно (извините за старый каламбур!): был он католиком из Манилы(?) по имени Николай (?) и путешествовал вместе со своим наставником из ордена августинцев (?) по маршруту Манила − Индия − Персия − Россия. В нашей стране эта пара пилигримов оказалась не в самый благостный период её истории − было Смутное время. По приказу царя Бориса пришельцев, как католиков, арестовали и сослали в Соловецкий монастырь. Через шесть лет уже другой царь − Василий Шуйский (1552-1612) − сослал инородцев в Ростовский Борисоглебский монастырь. В 1611 году японца Николая на всякий случай решили казнить в Нижнем Новгороде за отказ перейти в православие.
Справедливости ради, следует отметить, что впредь с японскими гостями так сурово не обходились, да и таинственный Николай был объявлен индусом, что, понятно, никак не оправдывает столь суровый приговор.
Но постараемся забыть Смутное время, как страшный сон, и вспомним, как медленно, шаг за шагом развивались контакты между Россией и Японией.
Вроде бы страны-соседи, а знакомство между русскими и японцами установилось только в ХVП веке. При этом, если в Россию японцы попадали только в результате природных катаклизмов или кораблекрушений, то наши соотечественники приплывали в Страну восходящего солнца либо в качестве морских путешественников, чтобы пополнить запасы провианта или для ремонта, или как члены официальных миссий.
Состав прибывавших также разительно отличался: нашими нежданными «гостями» были преимущественно горе-мореплаватели, а в Японию прибывали высоко образованные и титулованные представители. Дело в том, что в те далёкие годы Япония, как улитка, спряталась от всего мира в своей раковине − никого не впускала, а своим подданным грозила смертной казнью, если они покидали пределы своей страны. Что касается России, то она и в те годы, хотела дружить и торговать со своим угрюмым соседом.
Полагают, что первым нашу страну познакомил с Японией Николай Гаврилович Сафарий (1636 — 1708) − молдавский боярин, находившийся на службе у царя Алексея Михайловича.
Он прославился как учёный, переводчик, богослов, путешественник и географ. Известен также своими учёными трудами и воспоминаниями о посольстве в Китае. Владел, помимо молдавского, девятью языками: русским, латынью, греческим (включая древнегреческий), турецким, итальянским, китайским, французским и шведским.
Сафарий, строго говоря, − это не фамилия, а должность (точное название − «Спэтару»), которую Николай Милеску занимал в Молдавии. Она изначально предполагала несение меча и булавы правителя при церемониях. Позднее так называли начальника полиции. Именно этот высокий пост и занимал Николай Милеску.
В 1666 году он принял участие в антиправительственном заговоре, который завершился провалом. Все участники понесли наказания. Не избежал этого и Милеску, которому огнём прижгли нос. Он вынужден был бежать к курфюрсту Бранденбурга, где немецкий врач частично восстановил ему эту приметную часть лица.
Пять лет спустя Николай Милеску был направлен иерусалимским патриархом Досифеем П в Москву и остался в России по приглашению боярина Артамона Матвеева (1625-1682), ведавшего при царском дворе иностранными делами. Его назначили переводчиком Посольского приказа. Милеску написал ряд работ исторического и богословского характера. Составил первое российское учебное пособие по арифметике − «Арифмологион».
В 1675-1678 гг. Спафарий совершил большое путешествие в Китай и на основе своих впечатлений составил фундаментальный труд, в котором отдельную главу уделил Японии, хотя никаких сведений о том, что он побывал в этой стране, не нашлось.
Николай Спафарий скончался в Москве в 1705 году. Впоследствии его потомки сменили фамилию на Спафарьевых и Мечниковых (дословный русский перевод «спэтару»). Один из них − Илья (1845-1916) − прославился как биолог, лауреат Нобелевской премии.
Ещё при жизни Николая Милеску в 1702 году землепроходец Вл.Атласов (1661-1711), которого Пушкин назвал «Камчатским Ермаком», в своём донесении императору Петру 1 упомянул о японце Дэмбэе Татэкава, которого штормом выбросило на наш берег с тонущего корабля. На родине у него остались жена и двое детей. Дэмбэй был приказчиком осакского торгового дома и сопровождал груз на судне, которое в 1695 г. в составе торгового каравана следовало вдоль берега из Мияко (тогдашнее название Киото) в Эдо. Судно было унесено в открытое море и, после долгого дрейфа, потерпело крушение у берегов Камчатки. Команда попала в плен к ительменам − аборигенам Камчатки .
Вскоре все, кроме Дэмбэя, умерли, а его вместе со всем имуществом − книгами по искусству и двумя золотыми монетами − в 1701 или 1702 году отбил у ительменов Вл. Атласов. Сам Татэкава позже так описал свои приключения, называя себя в третьем лице: «И Володимир-де со товарищи взяли ево, Денбея, к себе, а камчадальским иноземцам не отдали и вывезли в Сибирскую землю».
В Сибирском приказе Дэмбэй дал подробные сведения о Японии и о своих приключениях («Скаска Дэмбэя»). В частности, он сообщил о состоянии торговли и финансов, о гонениях на христиан и иезуитов, о государственном устройстве и военном деле, в том числе о вооружении (мушкетах, копьях «яри» и мечах «катана»), артиллерии и даже замковой фортификации.
Документ был записан с его слов и содержал собственноручную подпись. Это свидетельствовало о том, что к этому времени Дэмбэй уже неплохо умел объясняться по-русски. Он только не понял вопроса о связях Японии с Китаем (по-японски Китай − «Син» или «Тюгоку») и решил, что речь идёт о японском городе Акита. Поэтому, отвечая на вопрос, какой путь связывает Японию и Китай, сказал, что из его страны в «Китай» ведёт сухопутная дорога.
Донесение заинтересовало Петра I, и он повелел собрать о Японии самые подробные сведения. 16 апреля 1702 года, в один день с его указом о приглашении в Россию ученых иностранцев, было повелено прислать из Сибири Дэмбэя с тем, чтобы он сам учился русскому языку и обучал своей грамоте 4-5 русских «робят».
В 1703 году в селе Переображенское под Москвой состоялась встреча Петра I и Дэмбэя, а в 1705 году при Сенате возникла школа японского языка. Император лично контролировал процесс обучения и требовал отчёта, учился ли сам Дэнбэй русскому языку и обучил ли кого-нибудь японскому(!).
Впоследствии торговец Татэкава Дэмбэй принял православие и стал Гавриилом Богдановым − школьным преподавателем японского языка. В 1739 году её перевели в Иркутск, где она просуществовала до 1816 года. Кадры преподавателей регулярно пополнялись за счёт моряков, которых «поставляло» Охотское море.
В 1736 году в Санкт-Петербург привезли спасенных японцев Содза и Гонза, которые после принятия православия приняли имена Кузьмы Шульца и Дамиана Поморцева. Сенат распорядился «немедленно сыскать японское судно, на котором они были и при том и книги на том языке кто из российских людей взяли, и те книги у кого ныне обретаются, и сколько тех книг или писем каких на японском языке отыскано будет, оные прислать в Сенат немедленно». Так создавалась учебная база для первых русских японистов.
Помощником и преемником Дэмбэя стал некий Саниму. В 1782 году был издан составленный выпускником школы Андреем Татариновым русско-японский «Лексикон», содержавший свыше тысячи слов и фраз на русском языке и на азбуке хирагана.
Первая официальная миссия отправилась в Японию из Санкт-Петербурга в 1792 году. Руководил ею Адам Лаксман. Это по инициативе его отца Эрика Лаксмана Екатерина П решила за счёт русской казны вернуть на родину двух моряков, которых волны прибили к нашим берегам. Но, боясь отказа японских властей принять официальное «посольство», осторожная императрица отправила миссию якобы от имени местного губернатора.
Как известно, прорыва не произошло. Японцы приняли моряков и НЕ казнили их, а в отношениях с Россией пошли на некоторые уступки, но не более того.
С тех пор много воды утекло и в Неве, и в Эдогаве. Случалось разное в наших отношениях. Менялся и сам характер этих отношений. Главная проблема состояла в том, что в России постоянно звучали голоса о необходимости торговли с Японией, которая, в свою очередь, боясь потерять свою идентичность, наглухо заперлась от всего мира. В конце концов, после нескольких неудачных попыток адмиралу Е.Путятину удалось добиться установления дипломатических отношений между двумя странами.
7 февраля 1855 году был подписан договор, получивший название по месту его заключения − Симодский трактат. Он впервые прочертил государственную границу и записал на своих страницах: «Российское правительство назначит консула в один из двух упомянутых портов − Хакодатэ или Симода. Русские консулы будут назначены с 1856 года. Места и домы для консульства будут определены Японским правительством. Русские живут в них по своим обычаям и законам».
Спустя два года в Японию был направлен первый консул. Им стал Иосиф (Осип) Антонович Гошкевич (по-белорусски Гашкевич), который входил в состав миссии Е.В.Путятина.
И.А.Гошкевич (1814-1875) родился в Речицком уезде Минской губернии (сейчас Гомельская область) в семье священника. В 1835 году закончил Минскую духовную семинарию «первым разрядом» и был направлен в Санкт-Петербургскую духовную академию, диплом об окончании которой получил через четыре года. Тема его кандидатского сочинения − «Историческое обозрение таинства покаяния». Занимался литографическим изданием перевода Ветхого Завета с древнееврейского языка на русский. За несанкционированный Синодом перевод был привлечен к административной ответственности и таким образом отрезал себе путь в священники, по которому готовился идти в соответствии с семейной традицией.
Но это не помешало решением Синода включить его в состав 12-й Российской духовной миссии в Китае, где он работал с 1839 по 1848 год. За свою работу И.Гошкевич был удостоен ордена св. Станислава III степени.
Во время пребывания в Китае изучал страну как естествоиспытатель; в особенности был увлечен сбором коллекций насекомых и бабочек, которые впоследствии пополнили коллекции Российской Академии Наук. Помимо владения 13 европейскими и восточными языками, И. Гошкевич был знаком с законодательством, административной и политической системой Китая и Японии, а также с обычаями и традициями народов Дальнего Востока.
После возвращения из Китая в 1850 г. был зачислен чиновником по особым поручениям в Азиатский департамент МИД Российской империи. В 1852 г., когда в министерство пришёл запрос от адмирала Путятина предоставить в его распоряжение двух переводчиков для участия в его миссии в Японию, нашёлся только один. Им был И.Гошкевич. Его и включили в состав экспедиции на фрегате «Паллада» в качестве драгомана. Таким образом, ему довелось участвовать в переговорах по заключению Симодского трактата и в его подписании.
Кстати, участвовавший в той драматической экспедиции на фрегате «Паллада» в качестве секретаря руководителя миссии будущий классик русской литературы И.Гончаров весьма нелестно писал о драгомане — «завзятый собиратель лягушек, камней, насекомых», «чудак», «малоросс какой-то». Оставим на совести писателя эти характеристики, которые никак не совпадали с отзывом адмирала Е.Путятина о И.Гошкевиче, который он отправил в российский МИД, чтобы представить того к награде: «Не могу довольно нахвалиться его способностями, многосторонней образованностью и строгой точностью исполнения всех поручаемых ему дел. Нельзя было избрать чиновника с большими достоинствами и притом столь скромного».
История тех дней полна самых разных драматических событий. Миссия Путятина отправилась в Японию на фрегате «Паллада», который пришлось впоследствии заменить из-за ремонта на фрегат «Диана», на борту которого русская делегация и прибыла в Симоду. Там, фактически прямо на рейде корабль затонул, не выдержав удара цунами. Адмирал Путятин принял решение построить в соседней деревне Хэда новую шхуну (её так и назвали «Хэда»), чтобы вернуться домой. Ко всем прочим проблемам добавилась ещё одна — Россия вступила в войну против Англии, Франции и Турции, которые решили захватить Крым.
Спустя несколько месяцев шхуна была построена и спущена на воду. Но она не могла вместить всех членов миссии, которые разделились на три группы. Так получилось, что к берегам Амура сам адмирал отправился на «Хэде», а И.Гошкевич вместе с другими соотечественниками поплыли на зафрахтованной шхуне «Грета». Остальные отправились домой вокруг Африки на зафрахтованном американским корабле.
Маленькое, но очень забавное отступление. Во время пребывания в Хэде Гошкевич подружился с самураем из клана Какэгава по имени Татибана Косай и так увлёк его рассказами о путешествиях и дальних странах, что тот решил бежать из страны вместе с ним. Поскольку за это японцу грозила смертная казнь, то пришлось организовать побег в полной тайне. Самурая запихнули в бочку (!) и погрузили на корабль. Кто мог знать, что во время морского перехода «Грета» будет захвачена английской эскадрой и отведена в Гонконг, а его пассажиры, включая И.Гошкевича и беглого Косай арестованы. Плен завершился 30 марта 1856 года после окончания Крымской войны.
Но время проведённое в плену оказалось плодотворным в биографии И.Гошкевича. Вместе с Татибана Косай (после крещения тот принял имя Владимира Иосифовича Яматова) он составил по существу первый полный японско-русский словарь, который вышел в свет в 1857 году.
После возвращения в Санкт-Петербург в мае 1856, И.Гошкевич получил медаль темной бронзы на Андреевской ленте «В память войны 1853-1856 годов», а 16 октября 1857 был награждён орденом св. Анны 2-й степени с короной и одновременно 500 руб. серебром. Он также получил «Знак отличия беспорочной службы за 15 лет», а за свои научные заслуги, вернее, за составление японо-русского словаря — Демидовскую премию с Золотой медалью — самую почётную неправительственную награду России .
В январе 1858 г. по рекомендации Е.Путятина первым консулом в Японию был назначен И.А. Гошкевич, поскольку он знал не только иностранные языки и культуру стран востока, но и, по словам адмирала, в общении с японцами «без всякой надменности внушить им высокое понятие о России» В первый состав консульства входило 15 человек, в том числе морской офицер Назимов, старший врач М.П. Альбрехт, протоиерей Василий Махов, секретарь В.Д. Овандер. Миссии было предоставлено специальное судно — клипер «Джигит», на котором 5 ноября 1858 года Иосиф Антонович вместе с женой Елизаветой и сопровождающими лицами прибыл в Хакодатэ.
В сопровождении японских чиновников и толпы местных жителей русские гости отправились в губернатуру, где их встречали руководители местной власти. Главный зал был меблирован в голландском стиле. В состоявшейся беседе гостей засыпали вопросами о России и о тяготах пути в Японию. Консульство временно разместили в храме «Дзицугёдзи», расположенном в окрестностях Хакодатэ, а в Камэда-мура был устроен временный лазарет (в 1859 г. он сгорел и при его тушении погиб переводчик Иван Махов).
Несколько слов о корабле, который доставил в Японию «беловолосого консула», как назвали японцы И.Гошкевича за его седую бороду и шевелюру.
«Джигит» был новенький парусно-винтовой корабль водоизмещением 615 тонн, построенный по последнему слову техники того времени в Архангельске. Не случайно корабли этого типа называли «тайным оружием России», поскольку их готовили для борьбы с линкорами Англии — «Владычицы морей». Правда, свою службу по завоеванию морских просторов «Джигит» начал очень неудачно. Едва ли не свой первый выход на рейд Кронштадта он отметил тем, что столкнулся с императорской яхтой «Александрия», на борту которой находился сам Александр П. В результате погиб офицер из команды яхты. Но это был только «первый блин» В дальнейшем клипер прошёл долгий путь и внёс весомый вклад в историю русского флота.
После того, как «Джигит» доставил к месту службы первого российского консула Особый комитет под председательством Александра П прннял решение о наращивании российского военного присутствия в Тихом океане. В соответствии сэтим «Джигит» передали в распоряжение консульства в Хакодатэ. 25 января на должность командира клипера был назначен герой Севастополя — лейтенант А.Корнилов — будущий вице-адмирал.
Тем временем, консульство начало обустраиваться на новом месте.
И.Гошкевич считал, что ему и его небольшому коллективу необходимо завоевать у местного населения чувство доверия, и единственный путь к этому — совершение добрых дел. В этом он видел свою основную миссию. Вот почему на вершине сопки в Хакодате рядом с двухэтажной резиденцией консула и домов для офицера и доктора выросли бани для моряков, пекарни и склады для грузов.
После пожара 13 февраля 1865 г. резиденция консульства была восстановлена в районе Мотомати, где существовала до 1872 г. Вскоре прибавилась больница для детей и взрослых, которая ежегодно принимала до 100 больных. Русские врачи бесплатно оказывали помощь и на дому. Японские врачи практиковали в госпитале, изучали хирургию и другие малоизвестные в тогдашней Японии области медицины.
Из иностранных языков в Хакодатэ лучше всего знали русский. В консульской школе обучалось до десяти японских мальчиков. В 1861 г. дьякон Иван Махов составил и напечатал на деревянных досках «Русскую азбуку», попавшую также в Нагасаки, где в русской школе обучались 40 мальчиков, и другие города.
Русский морской офицер в консульстве обучал японцев основам астрономии, мореплавания, кораблестроения, артиллерии и фортификации.
На батареях хакодатского порта была установлена часть пушек фрегата «Диана», подаренных японским властям русскими после крушения этого судна в Симода . В 1862 г. И.Гошкевич передал властям Хакодатэ маячный фонарь, который сначала установили на мысе Бэнтэн-дзаки, а затем перенесли на судно «Синкэй-мару», ставшее на якорь напротив этого мыса. Заботливость и дружеское расположение И.А. Гошкевича к японцам проявлялись даже в мелочах. Однажды он принес хакодатскому портному Кидзу Кокити свой старый костюм, чтобы тот выучился шить европейское платье, а также научил его фотографировать. В 1864 г. Кидзу Кокити открыл европейскую портновскую мастерскую и фотоателье.
Министр иностранных дел России А.Горчаков, оценивая работу И.Гошкевича, писал: «Хакодатэ — единственный порт, в котором не совершилось ни одного из тех ужасных злодеяний, которыми ознаменовалась жизнь в европейских факториях других городов. В Хакодатэ европейцы могли безопасно осуществлять далекие поездки за город, тогда как во всех других портах они практически не выходят из дому без японского конвоя». Заслуга в этом принадлежала русскому консулу.
Среди множества добрых дел, которые свершил Иосиф Антонович на японской земле, следует особо отметить его роль в качестве ктитора и архитектора по воздвижению Церкви Воскресения Христова. Японцы прозвали её «Гангандэра» за непривычный для них колокольный звон. Кстати, один большой и четыре малых набата были отлиты в Японии.
Первые службы в новой Церкви вёл протоиерей Василий Махов, прибывший вместе с И.Гошкевичем на «Джигите». Но вскоре по болезни он вынужден был вернуться на родину. Тогда же консул через Азиатский департамент Министерства иностранных дел направил в Святейший Синод прошение о направлении преемника. Он просил не просто о священнослужителе для отправления служб в консульской церкви, а о проповеднике, готовом нести Слово Божие японцам. И.А. Гошкевич писал, чтобы ныне посылаемый священник был «не иначе, как из кончивших курс духовной академии, который мог бы быть полезным не только своей духовной деятельностью, но и учеными трудами, и даже своею частной жизнью в состоянии был бы дать хорошее понятие о нашем духовенстве не только японцам, но и живущим здесь иностранцам».
Выбор пал на студента четвертого курса Санкт-Петербургской духовной академии Ивана Дмитриевича Касаткина, уроженца села Егорье-на-Березе, Бельского уезда, Смоленской губернии. 24 июня 1860 г. в 24-летнем возрасте он был пострижен в монашество с именем Николай.
Выехав из Петербурга 29 июля 1860 г., Николай заехал проститься с родными и отправился в дальнюю дорогу, взяв с собой только Смоленскую икону Божьей Матери. Его путь лежал через Казань, Сибирь и далее, в г. Николаевск-на-Амуре, куда он прибыл в конце сентября. Здесь он вынужден был зимовать, так как морская навигация уже завершилась. В городе он познакомился со знаменитым просветителем сибирского края и русской Америки святителем Иннокентием (Вениаминовым), епископом Алеутским, Курильским и Камчатским, будущим митрополитом Московским и Коломенским. Святитель Иннокентий в течение зимы многому научил своего коллегу, основываясь на своем богатейшем миссионерском опыте.
Видя скромную рясу иеромонаха (в этот ранг Николай был рукоположен перед самым отъездом), святитель Иннокентий сказал, что на азиатов-язычников миссионер должен произвести впечатление, в первую очередь, своим представительным видом. Купив подходящий для случая отрез бархата, он сам сшил для будущего православного пастыря Японии рясу. Он также указал, что проповедники Христа в Японии не могут не носить наперсного креста, и собственноручно возложил на будущего миссионера крест, который получил за участие в Крымской кампании 1854-1856 гг.
14 июля 1860 года отец Николай прибыл в Хакодатэ, где и началась его миссионерская служба, которая продлилась пятьдесят лет (!). За это время он перевёл на японский язык Священное писание и другие богословские книги, создал духовную семинарию, шесть духовных училищ для девочек и мальчиков, библиотеку, приют и другие учреждения. Издавал православный журнал «Церковный вестник» на японском языке. Интересный факт: первый японец, которого он обратил в православную веру, прокрался к нему в дом, чтобы убить.
Согласно рапорту Святейшему синоду, на конец 1890 года православная церковь в Японии насчитывала 216 общин и в них 18 625 христиан.
30 марта 1880 года Николай был хиротоносан во епископа.
8 марта 1891 года был освящён кафедральный Воскресенский собор в Токио, называемый японцами Никорай-до (ニコライ堂).
Во время русско-японской войны Николай остался со своей паствой, но в общественных богослужениях участия не принимал, поскольку местные христиане молились за победу своей страны.
Когда в Японию стали прибывать русские пленные (общее их число достигало 73 тыс. человек), епископ с согласия японского правительства образовал Общество духовного утешения военнопленных. Для окормления пленных им были отобраны пятеро священников, владевших русским языком. Пленные снабжались иконами и книгами. Владыка неоднократно обращался к ним письменно (самого Николая к пленным не пускали).
Касаясь вопроса русско-японских отношений, святитель Николай пришел к обоснованному выводу о том, что у обеих стран нет повода для взаимных упреков и разногласий. «Все, что делается в Японии, более, чем всякое другое государство, должно интересовать Россию как непосредственную соседку ее на крайнем востоке. Оба государства — молодые, полные свежих сил и надежд на долгую историческую жизнь. Притом же, оба — совершенно различные по своему географическому положению, вследствие чего в будущем они могут только помогать друг другу, но не встречаться одно с другим на перекрестных дорогах и не мешать одно другому».
В письме более позднего времени (от 8 ноября 1908 г.) на имя Приамурского генерал-губернатора генерал-лейтенанта П.Ф. Унтербергера (1842-1921), святитель Николай с горечью констатирует тот факт, что «не было бы нашей несчастной войны с Япониею, если бы мы поглубже знали Японию».
Надо отметить, что жизнь и деятельность Николая Японского была полна случаев несправедливого гонения и грязных наветов. Многие соотечественники называли его японским шпионом, а местные жители — считали русским агентом. Тем не менее, он всегда оставался подлинным патриотом своей страны, а в своих проповедях звал к миру и добрососедству. Достаточно сказать, что после кончины архиепископа Николая японский император Мэйдзи лично дал разрешение на захоронение его останков в пределах Токио, на кладбище Янака.
10 апреля 1970 года решением Священного синода Московского патриархата он был причислен к лику святых. Его канонизация, совершенная в рамках международной деятельности Русской Православной Церкви, прошла тихо и незаметно, что ставилось властями условием для ее разрешения.
Наконец, нельзя не отметить тот факт, что Церковь Воскресения Христова в Хакодатэ, построенную консулом И.Гошкевичем и в которой служил Николай Японский, посещали во время своих визитов два московских патриарха — Алексий II и Кирилл.
Воздав должное памяти выдающегося российского миссионера, вернёмся к деятельности первого консула И.А.Гошкевича. Следует иметь ввиду, что в этот период Япония переживала едва ли не самые драматические годы своей истории. Вынужденная открыть свои границы, страна стала ареной кровавой междуусобной войны. В смертельной схватке сошлись сторонники восстановления императорской власти и их заклятые противники — защитники диктата сёгуната.
Отправляясь в Японию, первый консул получил в феврале 1858 г. нижеследующую инструкцию от МИД России: «Мы желаем единственно упрочения и распространения нашей торговли с Японией. Всякие другие виды, всякая мысль о вмешательстве во внутренние её дела чужды нашей политике. Старайтесь убедить в том японское правительство и наблюдайте, чтобы неприязненные внушения не дали ему превратного понятия о наших намерениях». Как говорится, коротко, но предельно ясно. Такое наставление было дано в тот момент, когда Англия, США, Франция и Голландия, провозглашая свой нейтралитет, открыто поддерживали воюющие стороны.
За всё время своей работы в Японии И.Гошкевич свято соблюдал это наставление, а также всячески избегал любых поводов впутать Россию в конфликтные ситуации. Так, в марте 1861 г. при посещении Нагасаки он узнал о незаконной картографической съемке англичанами побережья Цусимы и намерении посланника Англии Олкока добиться у японского правительства «аренды» острова для создания базы английской тихоокеанской эскадры. Японский историк Токутоми Иитиро в своей работе «Новая история японского народа» говорит о том, что И.А. Гошкевич предупредил японское правительство об этой опасности и предложил помощь, если Япония не сумеет самостоятельно организовать оборону Цусимы. Замысел англичан был сорван шестимесячным пребыванием на Цусиме корвета «Посадник». Олкок предложил японскому правительству удалить русский корвет силами английской военной эскадры. Но вмешательство англичан было отклонено. Ссылаясь на соответствующие архивные документы, Токутоми Иитиро заключает: «Россия в это время была дружественной нам державой, но, не имея посланника, поручила консулу в Хакодатэ разрешить этот вопрос».
О трудностях, с которыми приходилось сталкиваться консулу говорит и такой факт.
30 января 1858 г. Амурский комитет заслушал обращение генерал-адъютанта графа Е.В. Путятина от 6 ноября 1857 г. В нём отмечалось, что вскоре сношения Японии с западными державами очень расширятся, и, чтобы избежать оттеснения России в этих отношениях на второстепенное место, она должна «поспешить сблизиться с сим государством, чтобы приобрести там влияние». В связи с этим Е.В. Путятин по прошению И.А. Гошкевича предлагал увеличить штат российского консульства в Японии, присвоить консульскому чиновнику звание генерального консула или комиссара. Российские дипломаты должны были обучением и врачеванием привлечь к себе японцев, что с успехом выполнял И.А. Гошкевич на протяжении всего периода пребывания его в Японии. Необходимо было увеличить расходы на содержание консульства в Хакодатэ до 20-25 тыс. рублей ежегодно, немедленно открыть торговлю с Японией (тем более что курс монет там был очень выгоден для России). Амурский комитет одобрил эти предложения. Было постановлено открыть в Хакодатэ школу и больницу, увеличить состав консульства. Вопрос об открытии торговли передавался на рассмотрение министрам иностранных дел и финансов. Через 12 дней император Александр II утвердил это решение.
Для оплаты своих расходов консульство и экипажи русских судов нуждались в обмене иностранной валюты на японские итибу. Навязанный иностранцами официальный курс обмена способствовал спекуляциям, поэтому власти пытались окольными путями изменить курс или препятствовать обмену. И.А. Гошкевичу в связи с этим приходилось брать у японцев и иностранцев ссуды под ростовщические проценты и, тем самым, увеличивать задолженность консульства, отравлявшую его жизнь в Японии.
Летом 1859 года И.А. Гошкевич вместе с супругой и госпожой Альбрехт по поручению Министерства иностранных дел России отправился на «Джигите» в Эдо для обмена ратификационными грамотами Эдоского договора о торговле и мореплавании. Церемония происходила во дворце сёгуна. Обратный же их путь оказался по тем временам весьма необычным для иностранцев: они проследовали через остров Хонсю по суше, и лишь в бухте Саи (у пролива Цугару) их взял на борт русский клипер. В знак особого расположения сёгуна к ним была приставлена многочисленная свита, 24 дня сменяющиеся слуги несли их в паланкинах. Тем временем, как стало известно русским позднее, националисты из княжества Сэндай готовили на консула покушение; спасло его лишь благоприятное стечение обстоятельств.
В 1864 году Иосиф Антонович пережил большое горе: в возрасте 43 лет скончалась его супруга Елизавета Степановна. Она была похоронена на русском кладбище в Хакодате.
В начале апреля 1865 г. И.А. Гошкевич закончил свою службу в Японии и вернулся на родину.
Правительство России высоко оценило его вклад в развитие отношений с Японией, наградив орденами Св. Анны III степени и Cв. Станислава III степени. Дальнейшую службу в Азиатском департаменте МИД России он продолжил в чине коллежского советника, что соответствовало в табеле о рангах высокому VI классу
В 1867 г. И Гошкевич вышел в отставку и поселился в своем имении Мали в Виленской губернии (ныне Островецкий район Гродненской области). Там он написал фундаментальную работу «О корнях японского языка». О разносторонности его научных интересов свидетельствовала личная библиотека, насчитывавшая 420 томов только на японском, маньчжурском и китайском языках. Собранные им письменные памятники касаются вопросов географии, этнографии, истории и языков стран Восточной Азии.
В 1871 году он и его вторая жена — Екатерина Семёновна (урождённая Матчина) получили потомственное дворянство. В 1872 году у них родился сын Иосиф.
Он умер 3 мая 1875 года в своём имении и похоронен в Вильне (Вильнюс).
В г. Хакодатэ (Япония) и Островце (Беларусь) ему установлены памятники.
Именем Гошкевича названы два вида бабочек — Marumba gaschkewitschii (бражник Гашкевича) и Neope goschkevitschii, а также залив на Корейском полуострове — залив Чосанман.
Итак, Иосиф Антонович Гошкевич стал первым руководителем российского дипломатического представительства в Японии. Но и по делам своим он навсегда останется в числе первых, кто внёс наиболее весомый вклад в развитие двусторонних отношений.
