Очередная публикация нашего постоянного автора Михаила Ефимова из серии «Фото из альбома»
МОИ КОЛЛЕГИ. ВСЕВОЛОД ОВЧИННИКОВ
Я его знал задолго до нашего знакомства. Очерки и репортажи из Японии, которые регулярно печатала «Правда» на своих полосах, всегда привлекали моё внимание, так что имя и фамилию их автора я знал давно.
Первым после войны собкором «главной газеты» в Стране восходящего солнца стал И.Латышев, с которым я вместе учился в Московском институте востоковедения. Его всегда ставили всем в пример, как лучшего студента, перспективного аспиранта и многообещающего кандидата наук. То, что именно Игоря Латышева «Правда» решила направить в Японию, ни у кого не вызывало никаких вопросов. Кого, как не его? То, что он стал впоследствии воинствующим проводником правоверных догм и нетерпимым противником любых проявлений, как он презрительно называл, «японофильства, тогда находилось в латентном состоянии.
Материалы, которые публиковались в центральном органе КПСС были самыми правильными, самыми идейными и, вообще, самыми-самыми. Только читать их было не всегда интересно.
Но вот с начала 60-х годов в «Правде» стали печататься из Токио корреспонденции за подписью «В.Овчинников». Оказалось, что в соседней с нами стране помимо острой классовой борьбы и многочисленных выступлений трудящихся против американских военных баз происходит ещё много интересного. Не скрою, что читателям-японистам было немного обидно, что редакция не сочла нужным отыскать (ежели нет в своих рядах) корреспондента со знанием японского языка (в то время многие из них были безработными), а направила китаиста, проявившего себя на работе в Поднебесной. Впрочем, вскоре Всеволод Владимирович обогнал многих наших коллег своим глубоким проникновением в историю, культуру и даже язык японцев. Он убедительно подтвердил, что талантливый человек талантлив во всём.
Когда мы познакомились (это произошло во время моей краткосрочной командировки) он сразу покорил меня своим обаянием и талантом прекрасного рассказчика, а главное − знанием всего существенного, что происходит в Японии.
Спустя примерно год, мы с женой прилетели в Токио. В аэропорту Ханэда нас встречал мой коллега, которого я должен был сменить, и супруги Овчинниковы − Муза и Сева. Для нас это было полной неожиданностью.
Более того, на следующий день утром позвонил Сева и сказал, что они за нами заедут и покажут Токио. Так завязалась наша дружба.
Особо мне запомнился маленький уютный парк, окружавший старый буддийский храм. Под ногами шуршала мелкая галька, которой были засыпаны дорожки. Именно по ним корреспондент «Правды» гулял каждое утро, обдумывая очередной материал. А потом нас пригласили домой, и угостили вкусным обедом. Овчинниковы жили в маленьком особнячке, который называли своим Белым домом за цвет его наружных стен. Впоследствии, вплоть до возвращения наших друзей домой, мы часто бывали здесь гостями и весело проводили время.
Следует добавить, что Сева был неисчерпаемым выдумщиком, а Муза − гостеприимной хозяйкой. Помню, как-то у них собралась большая компания, преимущественно журналистов. Несколько мужчин принесли с собой ковёр в виде большого рулона. Когда его развернули, то внутри обнаружили супругу корреспондента «Труда».
Застолье у Овчинниковых отличалось не столько гастрономическим пиршеством, сколько оригинальностью. Каждое блюдо имело своё название: салат «Нефертити», винегрет «Людовик Х1У», мясо по-будённовски и т.п. Одно это уже давало повод для шуток и веселья. Однажды Сева позвонил мне и рассказал, как вчера они ходили на выступление гастролировавшего МХАТа, а после окончания спектакля пригласили к себе нескольких ведущих актёров и супругов Трояновских.
− Музетта (иногда он так шутливо называл жену) выставила красиво нарезанный охлаждённый арбузик, а потом был кофе с пти-фуром.
Когда я озвучил своей Ире такое меню, она сказала, что, наверное, умерла бы на месте и уж, во всяком случае, не пригласила бы к себе даже самую близкую подругу, если бы в доме были только арбуз и кофе.
− Уверяю тебя, − пытался возражать я, − что гости были в восторге от общения в такой интересной компании и наверняка запомнят на всю жизнь этот вечер в «Белом доме».
Впрочем, возможно, что каждый из нас остался при своём мнении.
Вспоминая сейчас о разных эпизодах в наших общениях с Овчинниковыми, мне хотелось бы особо подчеркнуть неисчерпаемый талант Севы увлекать собеседника своими рассказами и байками. Не могла не поражать его эрудиция: он мог говорить с полным знанием дела о китайской кухне, о теософии Елены Петровны Блаватской и о характерных особенностях горячих источников.
Мало того, я не раз был свидетелем того, как Всеволод Владимирович поражал японцев, рассказывая им истории происхождения того или иного иероглифа, которые довольно часто являются элементом дизайна в местных ресторанах. Традиционное восклицание «соодэс нэ!» явно выражало их удивление и восхищение. Ещё хотелось бы отметить, что ему была присуща особая интеллигентность, характерная для всех урождённых ленинградцев, коим он был.
В.Овчинников, как журналист, был очень плодовит. Им написано множество газетных материалов − преимущественно очерков или серьёзных статей. Ничего удивительного в этом нет: он был собкором в Китае, Японии и Великобритании на протяжении многих лет.
Удивительно другое − он написал около двадцати книг. Это уже большая редкость. Но и это не главное в его творчестве.
Он написал «Ветку сакуры»!
О Японии написаны тысячи книг. Испокон веков эта страна манила к себе любителей экзотики, серьёзных востоковедов и заезжих литераторов. Среди авторов − множество и наших соотечественников. Напомню лишь И.Гончарова, В.Головнина, Б.Пильняка, И.Эренбурга, Н.Конрада… Этот перечень не имеет конца. В этом длиннющем списке есть и моя фамилия, но я упоминаю об этом факте не просто из авторского тщеславия, а потому, что предисловие написал Всеволод Овчинников!
Итак, книг множество. Есть среди них такие, которые уже стали литературной классикой, как «Фрегат «Паллада» или научными трактами, а некоторые просто увлекательным чтивом. И, тем не менее, даже в этом многоликом описании Японии, её истории, культуры экономике и просто бытописательстве «Ветка сакуры» не потерялась. Она твёрдо заняла своё место на книжной полке и строку в любой серьёзной библиографической справке. Особо хотелось бы подчеркнуть, что эта книга появилась в тот период, когда Советский Союз отгородился от мира «железным занавесом» и наши люди имели очень мало возможностей заглянуть за него. «Ветка сакуры» стала такой узкой щелью, через которую можно было воочию увидеть соседнюю страну и её народ.
Жанр книги сам автор назвал «путеводителем по японской душе». Очень точное определение.
В своё время известный советский писатель с трагической судьбой Борис Пильняк писал: «Говорят, что сердцем Япония – в старом, умом – в новом. Быть может, ум и сердце японского народа идут рука об руку. Но, во всяком случае, каковы те силы, которые есть в японской старине, силы, давшие народу уменье принять все новое!» Спустя полвека на этот риторический вопрос ответил Овчинников, который пришёл к выводу, что сила заложена не в старине, а в японской душе.
Об успехе «Ветки сакуры» говорит тот факт, что она переиздавалась более тридцати раз, в том числе, четыре раза в Стране восходящего солнца.
Большинство откликов на нёё были от положительных до восторженных. Впрочем, были и недовольные. Так, вспоминается мнение одного высоко партийного начальника, который говорил мне: «Ну что хорошего в этой «Ветке сакуры»? Автор сюсюкает, глядя на эту веточку, но разве можно сравнить её с цветущей черёмухой! Вот это подлинная красота!».
Дело прошлое, но нашлось одно место, где эта популярная книга подверглась острой критике. Это … Институт востоковедения АН СССР.
Автора пригласил туда его предшественник по корпункту «Правды» в Токио И.Латышев, который по возвращению возглавил отдел Японии в упомянутом институте. Впрочем, предоставлю ему самому слово:
«Не все, что говорили японоведы на встрече, было приятно слышать Всеволоду Овчинникову, привыкшему лишь к похвалам, но все-таки и в моем выступлении, и в выступлениях Н. Чегодарь, Л. Гришелевой и некоторых других специалистов отмечались не только всем очевидные достоинства книги, но и ее слабые стороны. В частности, отмечалось, что в оценках быта и нравов японцев Овчинников зачастую полагался на сведения и суждения, почерпнутые им из книг американских авторов, изданных в довоенные и военные годы, в том числе на давно устаревшие сведения и суждения американки Бенедикт Рут − автора книги «Хризантема и меч», ставшей в США бестселлером военных лет. Отмечено было при этом, что в итоге американской оккупации и революционных преобразований, свершившихся в Японии в послевоенные годы, не только условия материального быта, но и менталитет и мировоззрение японцев претерпели глубокие перемены, и что приводимые в «Ветке сакуры» длинные цитаты из книг о японцах, изданных пятьдесят, а то и сто лет назад, уже не годились для понимания таинств «японской души» 70-х годов двадцатого века».
Не хочу быть арбитром в этом давнем споре «японофилов» и «японофобов». Возможно автор «Ветки сакуры» где-то ошибался, блуждая по закоулкам японской души, может в чём-то недооценил итоги американской оккупации и революционных преобразований (?), но бесспорно то, что эта книга стала настоящим прорывом в японоведении, вопреки брюзжанию дипломированных учёных. В конце концов, публицистике позволительно то, что не совсем укладывается в научные трактаты (так мне лично кажется).
После отъезда Овчинникова из Японии мы встречались крайне редко. Вернее, наше общение приняло однобокий виртуальный характер: мы с интересом смотрели очень популярную в те годы телевизионную передачу «Международная панорама», которую создал А.Бовин и которая шла почти двадцать лет. В роли ведущих выступал весь цвет советской журналистики. Среди них, естественно, был и Всеволод Владимирович.
Несколько раз мы пересекались с ним на приёмах в японском посольстве, но особенно мне запомнилась встреча в Пекине, где мы вместе оказались в большой группе журналистов, освещавших визит президента СССР М.Горбачёва. Я попросил Севу составить мне очень короткий перечень мест, которые никак нельзя не посетить. Несмотря на сумасшедший график работы, мне всё-таки удалось побывать там и лишний раз убедиться в глубоких китаеведческих познаниях Овчинникова.
Летний дворец Ихэюань, Храм неба, Парк Бэйхай, Запретный город, Великая Стена − с той поры эти названия запечатлелись в памяти вместе с красочными фотообразами. За это, как говорится, отдельное спасибо Севе.
Если не ошибаюсь, осенью нашему журналистскому патриарху должно стукнуть 95. Видимо, как всегда, он отключит телефон и уединится со своими близкими. Думаю, что мне не удастся прорваться к нему. Ну что ж, я всё равно очень доволен, что судьба подарила мне возможность встречаться с этим замечательным человеком и общаться с ним, с Музой и дочерью Любой на протяжении более полувека. Я горжусь тем, что являюсь его современником.
